Лина Данэм - Я не такая. Девчонка рассказывает, чему она «научилась»
Я разлюбила всех бывших бойфрендов. Не уверена, что вообще их любила и что верила в свою любовь. Мама говорит, это нормально: мужчины гордятся каждым завоеванием, женщины хотят их все забыть. По мнению мамы, здесь отражено фундаментальное гендерное различие, и ее теория не кажется мне беспочвенной. Чтобы не поддаться сильной антипатии и желанию получить как бы сексуальный развод, я думаю о том, что получила от каждого и чем пользуюсь до сих пор.
Мой друг из колледжа заставил меня обратить внимание на пищеварение (благо и проклятие одновременно) и задать ряд важных вопросов о Вселенной, которую я игнорировала в пользу сплетен из «Ас Уикли», этот еженедельник я покупала каждую среду, когда им завалены киоски.
От Бена я узнала о понятии «самореализация» и не просто оценила его, а поставила своей целью.
Девон смастерил для меня карандашницу со встроенной точилкой, одолжил свои часы, показал, как держать в порядке провода от всех устройств, и, наконец, изменил сигнал будильника в айфоне с «маримбы» на «тимбу», и с тех пор мое пробуждение стало более спокойным и радостным.
И вот теперь я встретила его, цельного и готового к всестороннему изучению. Жизнь долгая, люди меняются. Я не настолько глупа, чтобы не понимать этого. Ничто в мире не повторится. Произошедшие перемены кажутся банальными и едва ли не обидными, если излагать их за чашкой кофе. Я никогда не буду той, что раньше. Я могу лишь наблюдать за этой девушкой с пониманием, сочувствием и с некоторым трепетом. Вот она идет к метро с рюкзаком за спиной или едет в аэропорт. Старательно подвела глаза. Выучила новое слово и собирается испробовать на вас. Ее шаги неторопливы. Она в поиске.
Раздел второй
Тело
“Диета” — слово ругательное. Как держать вес 63 кг. Лишний вес при здоровом питании
В детстве я ужасно боялась анорексии. Мне попалась одна статья на эту тему в журнале для подростков, и я была шокирована фотографиями истощенных девушек с запавшими глазами и молитвенно сложенными руками. Слово «анорексичка» звучало устрашающе. Ты голодна, печальна и костлява, но глядя в зеркало на свои тридцать пять килограммов, ты каждый раз видишь толстуху. Если дело зайдет слишком далеко, тебя заберут у родителей и отвезут в больницу. Автор статьи назвал анорексию национальной эпидемией, как будто это вирус гриппа или кишечная палочка, которую можно подцепить, съев гамбургер в «Джек-ин-зе-Бокс»[42]. Сидя за кухонной стойкой, я наворачивала обед в надежде, что не стану следующей жертвой анорексии. Мама раз за разом пыталась объяснить мне, что анорексиком нельзя сделаться в одночасье.
«Ты замечала за собой интуитивное отвращение к еде?» — интересовалась она.
Нет. Есть мне нравилось.
И ничего удивительного: мой привычный рацион полностью состоял из органических бургерных котлет, равиоли со шпинатом и сыром (я называла их равиоли с травой) и панкейков в форме мышей и пистолетов, которые пек отец. Мне говорили, что нормально питаться — единственный способ вырасти большой, сильной и умной.
А я была маленькой. Очень маленькой. Хотя больше всего любила: кукурузные чипсы, стейки, фунтовый кекс «Сара Ли» (желательно не до конца размороженный), пиццу пепперони на французском хлебе «Стауфферз», картофельную запеканку по рецепту моей няни-ирландки и, в качестве перекуса, толстые ломти гусиного паштета, которые я брала прямо руками. Мама отрицает, что разрешила мне съесть сырой фарш и выпить чашку уксуса, но я-то знаю, что и то и другое правда. Мне хотелось попробовать все.
Родилась я ужасно толстой — весила почти пять килограммов (сейчас это и вовсе не вес). У меня было три подбородка, и живот свешивался за край коляски. Я не ползала, а перекатывалась — ранний признак того, что я буду сопротивляться любому упражнению или позиции в сексе, которые не позволяют расслабить спину. Но когда мне исполнилось три года, я начала меняться. Черные волосы выпали, вместо них выросли светлые. Подбородки растаяли. В детский сад я пошла миниатюрной загорелой феей. Я помню, что в детстве проводила перед зеркалом буквально часы, завороженная красотой своего лица, худых бедер, пушка на ногах, мягких золотых волос, собранных в хвост. До сих пор завидую себе восьмилетней, вспоминая, как уверенно я стояла на мексиканском пляже в бикини и запивала начос колой.
А летом после восьмого класса у меня начались месячные. Мы с папой гуляли за городом, и я почувствовала, как что-то щекочет меня с внутренней стороны бедра. Опустив глаза, я увидела тонкий кровавый след, бегущий к лодыжке.
— Пап? — тихо пробормотала я.
Его глаза наполнились слезами.
— У пигмеев ты бы незамедлительно начала рожать детей.
Он позвонил маме, которая уехала по делам, и та кинулась домой, купив по дороге коробку тампонов и саб с фрикадельками.
Очень быстро я набрала тринадцать с половиной килограммов. Переход в старшие классы труден сам по себе, а особенно — если все любимые ночные рубашки теперь едва прикрывают попу. Так и произошло со мной: тростинка внезапно превратилась в мишку гамми. Я не страдала ожирением, но один мальчик из последнего класса сказал, что я «похожа на шар для боулинга в шляпе». Мама говорит, отчасти виной тому гормоны. А отчасти — медикаментозное лечение обсессивно-компульсивного расстройства. Все это было неприятно и мне, и остальным.
В тот же год я сделалась веганом. Во-первых, мне очень нравились щенки, а во-вторых, когда мы всей семьей ездили отдыхать на Сент-Винсент и Гренадины, мне там подмигнула корова. Здравый смысл подсказывал, что за отсутствием рук она пыталась сморгнуть муху, севшую ей на веко. Но внешне подмигивание казалось абсолютно осмысленным и что-то во мне задело — страх причинить зло другому существу, проигнорировать его боль.
Я продержалась около десяти лет, время от времени сбиваясь на вегетарианство и коря себя за это. В семнадцать лет я даже устроила веганский обед, который удостоился заметки в «Нью-Йорк Таймс», в разделе о стиле жизни, под заголовком: «Хрустящее меню для энергичных людей!». Еду организовало заведение «Вег-Сити Дайнер». Я надушилась бабушкиным «Диором», заставила всех разуться (носить кожу — ни-ни) и объяснила репортеру, что война в Ираке не слишком меня интересует, зато я крайне обеспокоена тем, как в нашем государстве относятся к умерщвлению скота.
Начавшись как глубоко прочувствованная нравственная позиция, мое веганство, вместо того чтобы принести пользу, скоро вылилось в расстройство питания. Я никогда не воспринимала веганство как диету, но оно явно было способом сузить широкий диапазон некогда столь нежно любимых блюд. Я бы сошла с ума, если бы не ограничила себя. Как тот человек, что выпил море и не утолил жажды.
* * *Однажды я сидела у бабушки, листала «Хартфорд Курант», и мне попались комиксы про Кэти. Я влюбилась в них с первого взгляда. «Нью-Йорк Таймс», которую читали у меня дома, их не печатала, поэтому каждую неделю бабушка аккуратно вырезала комиксы из своей газеты и посылала мне по почте, не прикладывая никаких записок. После школы, прихватив полкоробки печенья, я смаковала их, стараясь понять все шутки. Кэти любила еду и кошек. Не могла устоять перед углеводами и скидками. Не слишком интересовала мужчин. Мы были похожи. К концу школы я уже не читала комиксы про Кэти, но поступала как она. Особенно когда принимала душ: нижняя часть подставлена струям воды, верхняя лежит на банном коврике и жует кусок хлеба[43].
В колледже я объедалась соевым мороженым, туго набитыми буррито, поглощала скверную местную пиццу в три часа ночи и не волновалась ни о весе, ни о действии еды на желудок, ни даже о фигуре. У нас с друзьями была круговая порука обжорства:
— Ты ИМЕЕШЬ ПРАВО и ДОЛЖНА съесть это брауни.
— Ну-ка доедай ризотто!
Когда умер кто-то из маминых друзей, мало мне знакомый, я умяла здоровенное панини, оправдывая себя тем, что заедаю горе.
Только через год после окончания колледжа я встала на весы. Прежде у меня было детское убеждение, что взвешиваются только в кабинете врача и если в награду он даст леденец.
Периодически я выходила на кухню в одном белье, становилась к маме боком, чтобы ей было видно предполагаемый брюшной пресс, и замечала: «По-моему, я худею». Мама вежливо кивала, не отрываясь от подборки Сондхайма, которую систематизировала в библиотеке iTunes.
Во время ежегодного визита к гинекологу меня водрузили на весы.
— Наверное, я вешу в районе шестидесяти трех килограммов, — сообщила я медсестре. Та наклонила голову, улыбнулась и начала сдвигать гирьку. Глухо постукивая и пощелкивая, гирька ползла вдоль шкалы и на волоске от цифры 73 остановилась.
