Владимир Сорокин - Тридцатая любовь Марины
Ее лицо слегка осунулось, но глаза сияли все тем же таинственным черным огнем, щеки были бледны.
Марина обняла ее и прижалась, словно ребенок к матери.
– Хорошая ночка была? – шепнула Мария.
– Да…
– Наша первая брачная. Поздравляю тебя, птичка…
Они поцеловались.
Еще сонными глазами Марина разглядывала красивую грудь с маленькими сосками, длинную шею, спрятавшийся в складке пупок, темнеющий внизу пах. Все было рядом – чужое, раньше недоступное, все можно было потрогать и разглядеть.
– Так необычно… – проговорила она, проводя рукой по плечу Марии.
–Что?
– Ну… все… никогда не знала, что женщины могут любить друг друга…
– Могут. Еще как…
– Даже не верится…
– Но ты-то веришь в это?
Марина вздохнула, вспоминая прелесть прошедшей ночи:
– Конечно…
– А любишь меня?
– Люблю.
– Скажи еще.
– Люблю.
– Еще, птичка, еще…
– Люблю… люблю…
Они обнялись…
Через минуту Маша, набросив на плечи бабушкин халат, жарила на кухне яичницу, а Марина – голая, с распущенными волосами – играла свой сокровенный Тринадцатый, звучащий в это утро ново и не до конца понятно, страстно и сурово-возвышенно, нежно и пастельно-сдержанно.
– Вот здесь остановимся, – Марина протянула толстяку два рубля, покосилась на мелькнувшие за окном часы, – Десять шестого… опаздываю, как всегда…
Изнутри дверца оказалась более податливой, Марина вылезла и побежала вверх по Старой площади. Свернув в тесный Никитинков переулок, заспешила к трехэтажному стеклянному зданию рядом с церквушкой.
Покуривая, Леонид Петрович прохаживался чуть поодаль. Воротник его коротенькой дубленки был поднят, нерповая шапочка с козырьком съехала на глаза.
Запыхавшаяся Марина подошла, тронула его за локоть:
– Привет… давно ждешь?
Он улыбнулся, бросил сигарету:
– Рад видеть тебя. Что, зашилась на работе?
– Ага… ой… не отдышусь никак… у вас от метро подъем такой…
– А как же. Мы на горе стоим. Это понятно, – заулыбался он, полагая, что сказал что-то остроумное, – Ну, пошли.
На ходу он достал из кармана талончик, протянул ей.
– Спасибо…
Марина проскользнула в стеклянную дверь, предупредительно отведенную Леонидом Петровичем и оказалась в просторном вестибюле, где у пластмассовой проходной топтались двое в штатском.
Марина показала им талончик, а Леонид Петрович свое красное удостоверение заведующего сектором ЦК КПСС.
Высокий широколицый блондин кивнул, они прошли и стали подниматься по просторной винтовой лестнице. Впереди никого не было, Леонид Петрович быстро обнял ее и поцеловал в губы.
Марина улыбнулась, провела рукой по миловидному морщинистому лицу с приветливыми глазами и белыми щеточками седых висков, выглядывавших из-под шапки.
Он снова поцеловал ее.
Сверху стали спускаться, весело переговариваясь.
Леонид Петрович отстранился и пошел рядом, растерянно улыбаясь и глядя под ноги.
Они свернули на второй этаж. Здесь располагалась уютная диетическая столовая и светился неоном стеклянный прилавок отдела заказов, возле которого стояло человека четыре.
Две полные женщины в белых фартуках и шапочках расторопно отпускали коробки с заказами, накалывая талончики на спицу.
Марина протянула свой, розовощекая баба с лисьим носиком взяла, подала ей коробку, перетянутую шпагатом и положила сверху листок с перечнем.
Марина кивнула, снимая заказ со стойки, но пальцы Леонида Петровича оттерли, отняли и понесли.
– Настоящий джентльмен, – благодарно хмыкнула Марина.
– Ага… Тебе в буфете не нужно ничего? – Да куда еще…
На этот раз лестница встретила медленно поднимающимися одиночками и третьего поцелуя не последовало…
На улице Марина открыла сумочку: – Леня, сколько я должна?
– Закрой, закрой… – пробормотал он, – Пошли провожу тебя.
– Нет, ну серьезно, сколько?
– Нисколько.
– Лень. это нехорошо.
– Хорошо, хорошо… Пошли…
Они вышли из переулка и двинулись вниз к метро мимо длинных зданий ЦК и МГК.
Спускаться отсюда было гораздо легче, чем подниматься.
Леонид Петрович закурил, не предложив Марине:
– Как у тебя дела?
– Какие?
– Всякие…
– По-всякому. А вообще хорошо. Вот заказ цековский получила…
– А со временем как? – Туговато. – А в субботу? –Да я не знаю, Лень…
– Поехали ко мне на дачу? Там так хорошо щас. Пусто…
– А твои где?
– Дома…
– Посмотрим…
Он замолчал, часто отпуская дым свежему весеннему ветерку. Надвинутая на глаза шапка придавала его лицу угрюмый вид.
– Как на работе? – равнодушно спросила Марина.
– Все в норме…
– Трясет вас Юрий Владимирович?
– Слегка…
– Ничего себе слегка… Вон перетасовки какие. У тебя ж начальника сняли…
– Ну и что. Все равно работаем по-старому…
– А тебя почему не снимают?
– Не знаю. Заслужил, наверно…
«Не пизди, Ленечка», – подумала Марина, с улыбкой поглядывая на него, – «Не ты заслужил, а твой брат, генерал-майор КГБ, который так глупо и безнадежно клеился ко мне в вашем сочинском санатории…»
Она вспомнила полного, косноязычного Сергея Петровича, спускавшегося в столовую в неизменном шерстяном тренировочном костюме, и засмеялась.
– Что? – устало посмотрел на нее Леонид Петрович.
– Ничего, ничего…
Он бросил окурок:
– Ну так я позвоню тебе утром, а?
– Звони…
Марина взяла у него коробку:
– Спасибо тебе…
–Да не за что, Мариш. До субботы.
Его пальцы украдкой пожали ее запястье.
Марина кивнула и стала спускаться в подземный переход по залитым жидкой грязью ступеням.
Метро было переполнено. В поезде ей уступил место какой-то подвыпивший мужчина, по виду стопроцентный слесарь.
Марина села и, не вслушиваясь в его сбивчивые портвейновые речи сверху, вытянула из-под бечевки опись заказа:
март 1983
Колбаса сырокопченая 1 4-24 4-24
Кета с/посола 0,5 7-81 3-91
Икра кетовая 1/140 1 4-20 4-20
Икра зернистая 1/56 1 3-00 3-00
Крабы 1/420 1 2-40 2-40
Печень трески 1 /320 1 0-95 0-95
Огурцы консерв. 1/510 2 0-44 0-88
Говядина тушеная 1/250 2 0-68 1-36
Судак в томатном соусе 1/350 1 0-58 0-58
Ветчина 1/454 1 1-90 1-90
Язык в желе 1/350 1 1-23 1-23
Коробка 0-32
Конверты 0-03
Итого 25-00
«Четвертак подарил мне», – подумала Марина, 6пряча листок в карман, – «А заказики ничего у них. Ребята будут рады…»
Слесарь что-то бормотал наверху, уцепившиськостлявой рукой за поручень.
Марина посмотрела на него.
Темно-синее демисезонное пальто с огромными черными пуговицами, засаленными лацканами и обертыми полами нелепо топорщилось на его худощаво скособочившейся фигуре. Свободная рука сжимала сетку с завернутой в «вечерку» сменой белья, широкие коричневые брюки вглухую наползали на грязные ботинки. На голове косо сидела серая в крапинку кепка, пестрый шарф торчал под небритой челюстью.
От слесаря пахло винным перегаром, табаком и нищетой, той самой – обыденной и привычной, бодрой и убогой, в существование которой так упорно не хотел верить улыбающийся Марине слесарь.
Подняв руку с болтающейся сеткой, он отдал честь, приложил к свежестриженному виску два свободных пальца с грязными толстыми ногтями:
– Ваше… это… очень рад… рад… вот так…
Сетка болталась у его груди…
Больше всего на свете Марина ненавидела Советскую власть.
Она ненавидела государство, пропитанное кровью и ложью, расползающееся багровой раковой опухолью на нежно-голубом теле Земли.
Насилие всегда отзывалось болью в сердце Марины.
Еще в детстве, читая книжки про средневековых героев, гибнущих на кострах, она обливалась слезами, бессильно сжимая кулачки. Тогда, казалось, что и ее волосы трещат вместе с пшеничными прядями Жанны д'Арк, руки хрустят, зажатые палачами Остапа в страшные тиски, а ноги терзают чудовищные «испанские сапоги», предназначенные для Томмазо Кампанеллы.
Она ненавидела инквизицию, ненавидела Куклуксклан. ненавидела генерала Галифе.
В семнадцать лет Марина столкнулась с хиппи. Они открыли ей глаза на окружающий мир, стали давать книжки, от которых шло что-то новое, истинное и светлое, за что и умереть не жаль.
Дважды она попадала в милицию, и эти люди в грязно-голубых рубашках, с тупыми самодовольными мордами навсегда перешли в стан ее врагов. Это они стреляли в Линкольна, жгли Коперника, вешали Пестеля.
Один раз Солнце взял ее «на чтение».
Читал Войнович на квартире одного пианиста. Так Марина познакомилась с диссидентами.
За месяц ее мировоззрение поменялось до неузнаваемости.
Она узнала что такое Сталин. Она впервые оглянулась и с ужасом разглядела мир. в котором жила, живет и будет жить.
«Господи», – думала она, – «Да это место на Земле просто отдано дьяволу, как Иов!»