Юрий Горюхин - Воробьиная ночь, Крайний подъезд слева
— Погоди, — сказал Стас и отстранил Валентину.
— Ну ты чего?
— Не видишь что ли Тагирка не спит.
— Как же не спит, Стас? — когда он храпит.
— Дура ты, Валька, я же вижу, что он притворяется.
— Стас, ты опять напился до галлюцинаций!
— Валентина, ты сильно преувеличиваешь.
Стас ткнулся оттопыренными губами в шею Валентины, крепко сжал ее левую грудь, но опять ему показалось, что Тагир Микхатович, пускающий слюни на подушку соседнего дивана, моргает.
— Погоди.
— Ну что, Стас?
— Давай поговорим.
— О чем?
— У вас, что, совсем не лады с Тагиркой?
— Да как обычно все. Вчера, представляешь, ворвался в ванную комнату и стал орать, что я его дрянной бритвой брею подмышки, ну я послала его, конечно, козла этого. Нет, ты только представь — пожалел одноразовую бритву, дешевку эту, которую я же между прочим и покупаю — козел!
— Да, с его стороны это, конечно, свинство.
— Ну его, обними меня.
Стас опять обнял Валентину, лизнул безвкусное округлое плечо и взбил вверх ее плиссированную юбку. Ноги Валентины были белые, полные и гладкие, Стас хотел спросить бреет ли она их тоже Тагиркиной бритвой, но решил, что это будет некорректно. Валентина тяжело прерывисто задышала, Стас стал возиться с пряжкой собственного ремня и, когда, наконец, расстегнул его, ему показалось, что Тагир Микхатович снова ему подмигивает.
— Стас…
— Погоди!
*Холодильник мелко затрясся и загудел, погудев несколько минут, он опять затрясся и отключился.
Тяжелая капля медленно вбирала в себя воду, потом сползала на краешек крана, плавно срывалась и летела вниз.
Большой рыжий таракан стремительно пробежал по стене, около полотенца, висящего на гвоздике, остановился, поводил усами и побежал дальше к маленькому вентиляционному отверстию под потолком.
Левая рука Игоря свисала со стола, голова лежала около тарелки с черствым хлебом, несколько крошек впилось ему в щеку.
Ирина упала с табурета и, некрасиво раскинув ноги, лежала на полу.
Четыре конфорки безостановочно гнали в комнату легкий бесцветный газ.
*Я плотно скрутил телогрейку, обвязал ее шпагатом и закинул за левое плечо, немного пораздумывал над пахнущими сосной ящиками, но не решился взять их с собой.
На шестом этаже мне встретился запыхавшийся незлой жилец квартиры номер девяносто пять.
— Пешком поднимаюсь — пора уже и о будущем подумывать.
— Угу.
— А ты что же, Петрович, переезжаешь что ли?
— Угу.
— И куда ты теперь, Петрович?
— В коллектор.
— Ну давай, Петрович.
— Угу.
На втором этаже я протолкнул в почтовый ящик квартиры тридцать семь аккуратно сложенную газету «Известия», а на первом хлопнул входной дверью. Маленькая красная лампочка домофона загорелась, потом погасла.
