Олег Лукошин - Каждый ублюдок достоин счастья
— Стоять! — орал я, подбегая к машине. — Замочу на месте!
Встали, испуганно косятся, разве что ручонки не подняли.
— Петухи топтаные! — негодовал. — Хорьки гнойные! Не видели, как я руку поднимал?!
— Не, — выдал один. — Не видели.
Въебал ему в челяк рукояткой пистолета. Он схватился за нос и громко сказал «а-а-а». Я ещё ногой добавил. Лох на землю прилёг и скорбно затрясся.
— Ты тоже не видел? — подскочил ко второму.
— Да не заметил как-то, — буркнул тот.
Я руку занёс, но он застремался, отскочил назад.
— Ключи где? — вопил я.
— Какие? — вопрошал тот, почти обосравшись.
— От тачки!
— В машине.
Я кинул взгляд в салон, ключи торчали в гнезде.
— Кто такие? — продолжал я разборки. — Откуда?
Мужичок чего-то забурчал в ответ, я ни хера не понял. Да на фиг мне надо знать, кто они такие? Тачка есть, садись да едь.
— Сейчас берёшь своего кореша, — говорю мужику. — И ведёшь его в лес. И там, уроды конченные, сидите до завтрашнего утра. Ты понял?
Тот типа не понял. Тупой какой-то. Мочкануть его может?
— Понял? — прикрикнул я.
— Понял, понял, — закивал он.
— Я ваши гнусные морды запомнил, — объяснил им. — Козлов по следу пустите — найду, бля буду, и каждого ржавой рельсой в жопу выебу. Расклад понятен?
Тот кивком подтвердил. Всё равно сообщат, но я недалеко ехать собрался. Не успеют найти.
Сел за руль, мотор работал, надавил на газ. Поехал.
Ехал вроде бы увереннее вчерашнего. Тачка уже не так сильно виляла, да и вообще по приколу как-то. На одном из указателей на обочине дороги мелькнул щит с надписью «Москва». Эге, вон в какую сторону выносит! Сколько километров до столицы разглядеть не успел. Во всём теле только одно желание — жрать. Жрать, жрать, жрать. Иначе отлетит моя душа в самое небушко. Разве могу я допустить такое?
К большому счастью этого трижды клятого мира долго ехать не пришлось. Гнусный мир понял, что иметь дело со мной чревато для него серьёзными и крайне нежелательными последствиями, тут же произвёл перегруппировку атомов и родил на пути моего следования обшарпанную рыгаловку под проникновенным названием «Незабудка». Господи, как я рад тебе, «Незабудка»!
На площадке перед столовкой пара легковушек и «Газель». Едва не врезавшись в них, припарковался рядом. Прежде чем выйти, пошарил рукой на заднем сиденье, там какие-то сумки стояли. Вытряхнул из одной барахло — свитер, трико, трусы — закинул туда пакет с баблом. Одну пачку переместил в карман куртки. Сумку в машине оставлять, разумеется, не стал, взял с собой.
Помещение в «Незабудке» оказалось небольшим, но места хватало. Три столика были заняты тупорылыми водилами, ещё три свободны. Вкусные запахи сбивали с ног.
Милая бабенция за стойкой, просто нереально приятно улыбнувшись, стала принимать заказ. Заказ грозился стать большим. Я решил ни в чём себе не отказывать. И суп взял, и второе, и три салата, и выпечку какую-то, и кофе, и чай, и ещё что-то.
— Коньяк есть? — спросил.
— Есть, — кивнула девка.
У, ссукабля, хорошенькая какая! Вот бы впердолить в тебя.
— Чей?
— Дагестанский.
Думал брать, но, присмотревшись, заметил на полке хитрую бутылку.
— А вот это что?
— С краю? Это джин.
— Давай-ка джин лучше.
Подсчитала. Около четырёхсот вышло. Раньше я бы удавился за такие деньги. И всех вокруг удавил. А сейчас без всякого сожаления кинул пятихатник, да ещё тёлке улыбнулся. Как смог, конечно.
— Сдачи не надо.
Она из себя праведницу строить не стала, «да не надо, чего уж вы» не говорила. Взяла, и всё. Хорошая баба. В столовке вот придорожной работает, мужичью уродливому улыбается. Явно не её место. Эх, и куда человечество катится!
Пир получился коротким, но ярким и незабываемым. Я жрал, я шевелил челюстями как прожорливый суслик, я поглотил всё, что стояло на столе, не оставив ни единой крошки. Закинувшись рюмкой джина, откинулся на спинку стула.
Ссукабля, благодать-то какая! Нега, горячая, пульсирующая нега. Тепло, сытость, кайф. Не, жизнь отрицать нельзя. Сама по себе жизнь хороша. Её некоторые уроды портят, а так-то что не жить? Можно жить! Ты давай, Киря, позитивный настрой приобретай. Лавэ есть, а всё остальное приложится. Счастье можно купить, это какие-то продажные философы придумали, что оно не продаётся. Продаётся, да ещё как! Причём выбирает того, кто больше платит.
Только бы не заснуть. А то от сытости да тепла разморит. Закемарю, а сумку у меня хоп — и уведут. И придётся тогда снова по-волчьи выть на полную и неполную луну.
Ещё рюмку опрокинул. А после третьей решил подвалить к девахе.
— Слушай-ка, — поманил её интимно. — Пойдём прогуляемся в лесок.
— Зачем? — спросила она с величайшим недоумением.
— Выебать тебя хочу.
Я же простой. Говорю что думаю.
А девка испугалась. Обиделась. Надула губки, скорчила гримаску. Фу, а я думал ты наша, без этих условностей.
— А больше ничего не хочешь? — огрызнулась.
— Пока ничего.
— Иди отсюда. Пока охрану не позвала.
Я хмыкнул.
— Какая охрана! Здесь её сроду не было. Да пойдём, не ломайся. Я же вижу, что тебе хочется.
— А мужу моему не объяснишь, что мне хочется?
— Что ты паришь, нет у тебя мужа. И друга нет. И вообще ёбаря никакого нет. Ты одинокая и несчастная. И всю жизнь такой будешь. А я тебе подарю маленькое, но яркое приключение. Которое останется с тобой навсегда. Причём, наверняка, это будет одно из лучших твоих воспоминаний.
Девка отвернулась и ушла в глубь кухни. Типа гордая, типа игнорирует.
— Слышь, — крикнул, — я тебе денег дам. Пять тыщ хочешь? А десять?
Она стояла спиной и не поворачивалась.
— Ладно, понятно, — говорил я. — Сильная, честная. Уважаю. Да только всё равно сучье это поведение. Ты не даёшь мне не потому, что не хочешь, а потому, что считаешь меня недостойным. Ты переступи черту, решись броситься в омут, и знаешь, какую мы с тобой любовь закрутим! О, это будет фантастическая любовь! У Ромео с Джульетой такой не было. Один шаг, и ты в раю.
Она молчала, лишь оскорблённо передёргивала плечиками. Я тащился от ситуации.
— Радость моя, ты знаешь, как бабу хочется? Я бы не просил, если б не хотелось. Я присуну по-быстренькому и всё. Договорились?
В рыгаловку завалилась толпа народа. Мужичьё, бабьё, ни одной приятной морды. Заголосили, принялись выкрикивать заказы. Моя новая подруга с облегчением и не дюжей готовностью бросилась их обслуживать.
Сука ты гнойная. Обыкновенная скользкая сука. Почему ты мне не поверила? Да, я груб, но ты разгляди во мне нежный и пушистый комочек. Он есть, бля буду. Ты поверь, протяни руку, отдайся — и я воскресну. Я жизнь новую начну. Я хорошим стану. Думаешь, не начну, не стану? Типа такая умная, что человека насквозь видишь? Ну, кто знает, может так оно и есть. Может, я действительно перешагнул пункт, за которым нет возврата. Чёрт, да я же вынужден был всё это делать! Меня забросили в эту жизнь как щенка, и надо было выплывать. Ты хотела, чтобы я сдох? А, ты хотела… Я знаю, вы все хотите, чтобы я сдох. Чтобы меня не было на свете, чтобы даже воспоминания обо мне не осталось. Я с самого рождения это чувствую. А вот хуй вам в рот, уроды! Вы меня породили, вы и будете меня терпеть. Я вам, тварям, ещё много крови попорчу.
Подхватив сумку и недопитую бутылку, я вышел наружу. У рыгаловки стоял автобус, из него и тянулись в «Незабудку» людишки. В тачку садиться не торопился.
— Куда автобус едет? — спросил у проходящей мимо бабы.
— В Москву! — вылупила она зенки. — Куда ещё?
Вот пиздец, бля! Куда ещё… Что, больше направлений не существует?
Хотя в чём-то ты права, кобыла. Куда ещё можно ехать человеку с деньгами как не в Москву?
Люди из автобуса по всей видимости были челноками. Да даже не по всей видимости, челноки и есть. Вон морды какие предпринимательские, кирпича просят. А не рвануть ли с ними в Москву? Меня, небось, уже ищут вместе с этой тачкой.
Водила топтался у автобуса и дымил сигаретой.
— Угости штучкой, — подошёл я к нему.
Тот достал из кармана пачку. Я вытащил штуку, подкурил.
— Братан, — выпустил дым, — в Москву надо. Сколько стоить будет?
Водила пожал плечами.
— Нельзя леваков в дороге брать.
— Да ладно, чё ты. Места-то есть наверняка?
— Почти нет.
— Почти — значит есть.
— Да нельзя мне людей сажать! — выдохнул он. — Сопровождающая в салоне едет. Следит.
Ссукабля, ну что ты за мудила такой!?
— Да заплачу я тебе, что ты жмёшься.
— Ей тоже надо.
— Ну, и ей заплачу.
— Дорого выйдет.
— Братела, ты моих денег не считай! Сажай, и всё.
Водила прикинул в уме цифры.
— Тысячу мне и пятьсот ей.
Я отсчитал полторы штуки.
— Держи.
