Сергей Юрский - Выскочивший из круга

Я это говорю и вижу, что у следователя буквально глаза на лоб лезут. У него очки узкие, и глаза уже поднялись над очками. Я замолчал. Они посовещались, и потом адвокат говорит: “Вы не против, если мы к вам пригласим доктора-психиатра на консультацию?”

Я говорю: “Да, пожалуйста! Только я в полном порядке”.

“Жалобы есть какие-нибудь?” – спрашивает адвокат.

Я говорю: “Есть. Прошу не выводить меня на прогулки во двор. Я очень не люблю красный цвет, а там стены красные”.

Они переглянулись. Даже смешно, как мы друг друга не понимаем.

26-е, четверг.

Сегодня вызвали на свидание. Приходил Лева, переводчик. Принес мне корзинку с фруктами. Вообще-то зря. У меня хорошая еда. Я заказываю, и мне приносят из ресторана. Но есть не хочется. А позавчера… нет, двадцать третьего, была встреча с доктором-психиатром. Его зовут Хабер Ромуальдо-Лопес. Вот нормальный человек. Он все понял. Мы долго говорили. Только мешал переводчик, не Лева, а другой – неприятный. Все время переспрашивал – никак не мог взять в толк, что я говорю. И Хабера Ромуальдо тоже переспрашивал. Еще сидел адвокат, но он, как всегда, молчал. Мне уже сказали, что Горелик нанял для меня хорошего русского адвоката. Он должен приехать из Мадрида.

Но дело же не в адвокате. Если только захотеть, то все можно понять без всякого адвоката.

Вот Хабер Ромуальдо меня понял. Он, кстати, читал Библию и хорошо все помнит. Я ему вкратце объяснил про потоп, про Ноя и ковчег, и он постоянно кивал головой и говорил много раз – “Натуральменте!”, это значит “Конечно!”. Долго говорили, потом он мне проверил рефлексы.

Я спрашиваю: “Ну что, все в порядке?”.

И он говорит: “Да, да! Все хорошо. Я думаю, что все будет хорошо. Вам не надо волноваться. Мы должны будем собрать консилиум, и тогда все будет ясно”.

Я говорю: “Ну тогда до встречи?”.

А он опять: “Натуральменте!”.

27-е, пятница.

Теперь я спокоен. Только сильно болит голова. Это оттого, что совсем не бываю на воздухе. На прогулки не хожу из-за красных стен, глазам больно. А так только смотрю в окно. Максим молодец, что сумел нанять нашего адвоката. С пушечкой и баллоном для зубочистки – это, конечно, все выяснится. А вот пакет с наркотиками – это серьезно. Следователь сказал, что за это могут дать двенадцать лет. Вот тут и нужен адвокат, чтобы доказал, что я никакого отношения не имею. Я вот сейчас пишу, а сам думаю – если бы тогда с Филимоновым все пошло, как намечалось, и я бы вычистил все грехи, и было бы у меня впереди еще лет двести, ну, тогда двенадцать лет – даже не так страшно, можно и пересидеть. Смешно, конечно… натуральменте! Но теперь, когда шансов нет, другое дело, двенадцать лет – большой срок. Да я и не виноват, пусть адвокат докажет.

Ночью снились киты, которые шли с нашим кораблем.

Вот Иона, когда попал в кита, – ужас какой! У меня-то окно, кровать, еда из ресторана, а в ките?.. Страшное дело! Но он молился Богу, просил его, и Бог приказал киту, и кит его выпустил. Я уверен, что и меня выпустят.

29-е, воскресенье.

Сегодня идет дождь, как у нас.

Часть третья

Документы

Документ первый

Толя был мне как друг. Самый близкий мой друг. Та трагедия, которая случилась, она и для меня трагедия. Я потерял самого близкого друга.

На самом деле в этой истории много непонятного, и я не верю ни объяснениям, ни справкам. Другое дело, что меня там не было, и я знаю все с чужих слов или по документам, а в переводе с испанского тоже могли быть искажения и путаница. Я должен был поехать к нему и очень хотел поехать, но были обстоятельства, которые не позволили мне это сделать. Об этом скажу ниже.

Здесь надо видеть несколько аспектов. Во-первых, совершенно неубедительный диагноз. Что значит “остановилось сердце”? У меня мать – медик. Она говорит, что так нигде не пишут. Раньше могли написать “разрыв сердца”, но это скорее литература, а не врачебный термин. Опять-таки надо перепроверить точность перевода, и я этим обязательно займусь.

Во-вторых, я хотел бы рассказать о самом Толе, вернее, о том, каким он был и как переменился в последнее время.

Анатолий Евтихиевич Послух был, вообще говоря, очень крупной личностью. Причем в детстве это никак не проявлялось. Он был замкнутым подростком, довольно молчаливым. Но его отличало большое упрямство. Если он решал что-нибудь сделать, то шел до конца. Например, он увлекся авиамоделированием и сумел сделать самолетик, который взял приз на соревнованиях. Учился он средне, и особенно его донимал учитель математики. И вот однажды Толя заскрипел зубами – такая у него была привычка – и говорит мне: я ему докажу. И он стал заниматься зверски, и в последние два года он был самым лучшим в классе.

Но, что у него так пойдет дело в бизнесе, этого никто не мог ожидать. Начинал он фактически с нуля, но у него была колоссальная интуиция. Чутье было. Провалов он не знал. Естественно, были подъемы, были спуски, а провалов вообще не было. Он удивительно чувствовал конъюнктуру. Раз или два он неожиданно продавал дело, которое было успешным и на полном ходу. Говорил: надоело, займусь другим. И всегда оказывалось, что продал выгодно и, главное, очень вовремя.

Нынешнюю нашу фирму мы создали семь лет назад. То есть создал он, я ему подал идею, но осуществлял все он сам, в одиночку, а потом, через полгода, позвал меня в дело. И тут еще одна его особенность – колоссальная работоспособность. Когда заведется, он может круглые сутки не останавливаться.

Вот мы подходим к тому, что случилось в прошлом году. Я принес ему новую идею развития – сетевой проект “Чайный лист”. Не буду входить в подробности, но это очень выгодный поворот, с дальним прицелом. И вдруг, может быть, впервые за все время, я увидел в Толе странную вялость. На этой почве у нас с ним возникали даже конфликты. Я подумал, что он снова разочаровался в своем деле и хочет затеять что-то новое. Но дело было в другом.

Теперь, когда я прочитал его “Записки”, я начинаю понимать, что именно тогда началась его болезнь. А то, что это была душевная болезнь, не вызывает никаких сомнений. Толя Послух оказался в плену целой сети мошенников, и это спровоцировало те отклонения, которые постепенно превратились в манию. На свои новые и весьма странные увлечения он стал тратить бешеные деньги. Однако фирма стояла крепко. И, надо отметить, параллельно со своей новой тайной жизнью Толя за последний год сделал несколько весьма удачных биржевых ходов, скорректировал маркетинг фирмы, что принесло значительные доходы.

Когда Анатолий Евтихиевич снова призвал меня к управлению, у нас состоялся большой установочный разговор. Все, что связано с разговором, подробно зафиксировано в “Записках”, но содержание нашего двухдневного общения он утаил. Он отметил только мою реакцию – что я жутко смеялся и не мог остановиться. Это правда. Он говорил невероятные вещи. В его голове все путалось. Цитаты из Библии шли рядом со смутными медицинскими открытиями. Он лихорадочно доказывал возможность удлинения срока жизни вдвое, втрое и даже больше. Он доходил даже до идеи обретения бессмертия и рая на земле. На второй день разговора он всерьез предложил, чтобы мы с ним оба крестились у его знакомого священника. Причем все это было тоже смутно. То он говорил, что в детстве его тайно крестила бабка, то кричал, что он нехристь и грешник, и только сейчас может обрести веру “путем, – так он говорил, – кардинальной чистки зубов”! Ну, понятно же, что я смеялся до колик, когда выслушивал это. Он уговаривал меня, что евреям можно креститься, что это разрешено – он выяснял у отца Склифосовского. Толя хотел, чтобы я стал христианином и тогда дал ему клятву, что не кину его, пока он будет спасаться на ковчеге. В общем, это был фантастический разговор. И его “повесть”, – можно ведь и так сказать? – которую он назвал “Выскочивший из круга”, правильнее было бы назвать, как у Гоголя, – “Записки сумасшедшего”.

Я никак не хочу оскорбить память Толи, я его очень любил. Но для того, чтобы осмыслить его трагический уход из жизни, надо смотреть правде в глаза.

Теперь о событиях в Барселоне. Весть о его аресте, обвинения в террористической деятельности и в распространении наркотиков привели всех нас на фирме в состояние шока. Разумеется, я не верил ни тому, ни другому. Я сразу подумал, что недоразумение как-то связано с Вестой, потому что знал раньше эту женщину. Я предупреждал Толю, что от нее можно ждать любых неожиданностей, но он не хотел слушать. Я сразу установил связи с Испанией, и мне удалось найти хорошего адвоката, Кравцова, русского по происхождению, но давно живущего там и знающего местные законы и обычаи. Я собирался вылететь в Барселону, но в это время сильно заштормило вокруг нашей фирмы со стороны налоговой инспекции. Нужно было находиться здесь.