Дмитрий Каралис - Дела семейные
— Заведующая в отпуске! — нервно сказала кассир. — Не шумите, гражданин!
— Должность в отпуск не уходит, — веско сказал отец. — Кто за нее? Позовите!
— Следующий! — сказала кассир.
Очередь нетерпеливо заворчала, выдавливая отца от окошечка.
Наш катер мог накрыться медным тазом.
Я кусал ногти, но отец, уцепившись руками за прилавок, шикнул на очередь: «Имейте совесть!» и, сняв шляпу, по плечи просунул голову в стеклянное окошко. Не знаю, что он там говорил, но кассирша покрылась румянцем, обменялась репликами с сидевшей в соседнем окошечке толстой тетей, и батя, зажав аллюминиевый жетон в руке, встал с повеселевшим лицом в короткую очередь — уже за деньгами. Он подмигнул мне и надел шляпу. «Вот прощелыга, — прокомментировала бабулька, сидевшая на мягкой лавочке у стены. — Пролез таки!.. Я рубль по лотерее получить второй час стою, а он влез! Тьфу!»
Мы вышли из сберкассы, и батя стал ловить такси на Петроградскую. Семен Семенович жил на Кронверской улице. Это не меньше рубля, а то и полтора. Но мы спешили — неизвестно, чем может кончиться наша задержка: Семен Семенович мог подумать, что мы передумали, и продать катер тому, кто раньше внесет залог. Притормозили две машины с пассажирами на переднем сиденье, но все не по пути. Третья шла с поломкой в парк. Наконец мы подсели в такси, везущее двух женщин на Комендатский аэродром. Водитель сказал, что поедет через Кировский.
— Как там Комендатский? — Батя снял шляпу, чтобы не мешать водителю смотреть в зеркальце. — Строится?
— Строится, — гордо сказала одна из женщин.
— Что там, «корабли»? — Отец поерзал, устраиваясь поудобнее. — Никогда не был.
— «Корабли», — кивнула тетенька. — Вот, трехкомнатную квартиру получили, шестнадцать лет стояли.
— И на сколько человек дали?
— На пятерых, — сказала женщина. — Мы с мужем, двое детей и бабушка.
— Разнополые? — вмешался в разговор таксист и посмотрел на пассажирку в зеркальце. — Дети разнополые?
— Ну да, — сказала женщина, — сын и дочка. Сыну скоро в армию.
— Не имели права так давать, — угрюмо сказал таксист. — Разнополым положено по комнате. Плюс вы с мужем и бабушка, отдельный член семьи. Должны были дать четырехкомнатную.
— Да что вы! — махнула рукой женщина. — Хорошо, что трехкомнатную дали. И то, потому что свекровь старый большевик. Она с Лениным на съезде комсомола встречалась. Он ей руку пожал.
— Вот это и надо было использовать! — крякнул таксист. — У моего сменщика похожая ситуация была, только его дед на одном заводе с Калининым работал. Написали письмо Брежневу, дали им двухкомнатную вместе с дедом! Дед через год и помер. Сейчас живут припеваючи на правом берегу Невы, возле «Ярославны».
Они стали обсуждать, какой мусор оставляют за собой строители, и сколько за ними недоделок.
— Вот здесь остановите, пожалуйста! — сказал отец, вытаскивая из кармана рубль.
Мы вышли.
…Семен Семенович, не моргая, смотрел на отца:
— Вы что, передумали?
— Ни в коем случае! — сказал отец, входя в полутемный коридор коммуналки, и понизил голос: — Принесли задаток, как договаривались… — Отец быстро снял шляпу и приложил ее к груди, словно пришел с соболезнованием, а не с задатком.
Пожилой мужчина в темно-синих галифе и майке поскреб лысину и быстро оглянулся. На близкой кухне шкворчала сковородка, и вкусно пахло жареным салом.
— Молодой человек с вами? — подозрительно спросил мужчина и снова оглянулся.
— Мой сын, Кирилл! — представил меня отец. Я поклонился и закрыл за собой дверь. Щелкнул замок. — Студент, — зачем-то уточнил отец. — Вчера вместе ходили на вашем катере. Очень понравилось!
— Так-так, — мужчина скрестил на груди руки и протяжно крикнул через плечо: — Дуся! Иди сюда! — Нас определенно не спешили вести в комнату.
На крик бесшумно приоткрылась ближняя дверь, впуская на паркет холодную полоску дневного света от далекого окна, и мелькнула голова длинноволосого парня. «Я тебя засек! — резко обернулся Семен Семенович. — Не хочешь работать — завтра пойдешь к участковому!» Дверь мгновенно закрылась, и мы разглядели полную пожилую женщину, шаркающую тапками из дальнего конца коридора.
— Чего это он? — она нацепила очки, болтавшиеся на резиночке, и удивленно посмотрела на отца. — Нет-нет, задаток не возвращается. Мы уже двоим отказали, что ж нам теперь, убыток терпеть! Задаток есть задаток…
— Пап, может, дядя Жора приезжал? — предположил я. — Спроси!
— Видите ли, в чем дело… — начал отец.
— Ничего не знаем! — махнула рукой женщина. — Если отказываетесь, сто рублей неустойка!
Размытая женская фигура босиком прошлепала на кухню и запричитала над сковородкой. В коридор с паровозным плачем выскочил ребенок и побежал, топая ногами по натертому паркету. За ним молча погналась женщина в халатике и вернула в комнату. Дверь за ними захлопнулась, и сквозь вой было слышно, как упал, дилинькнув звонком, велосипед.
Семен Семенович молча буравил отца взглядом и неприязненно взглядывал на меня. Переговоры, как пишут в газетах, зашли в тупик.
— Еще и переоделся, — сказала Дуся, разглядывая отца.
— Да это, наверное, мой брат приходил! — отец развел руки. — Мы с ним близнецы! Посмотрите на меня! Ну! — Он выставил лицо вперед и покрутил им, чтобы показать и профиль. — Он в синей куртке был, да? — Отец понизил голос, давая понять, что тоже кое-что соображает в конспирации. — Принес вам задаток — пятьсот рублей! Правильно? Вы получили задаток?
Босая женщина с чадящей сковородкой вышла в коридор и сделала вид, что по дороге к комнате ей захотелось остановиться и посмотреть, сильно ли угорели шкварки.
— Что ты тут дымишь! — сказала Дуся, обращаясь к соседке. — Видишь, товарищи из общества ветеранов пришли. Еще и жир капает! Сама оттирать будешь!
Женщина, не проронив ни слова, ушла с загадочной улыбкой Джоконды.
— Это недоразумение! — негромко продолжил отец. — Мы в сберкассе задержались, а брат, наверное, не вытерпел и приехал. Жора! Георгий Михайлович! А я — Сергей Михайлович! Смотрите, я вам паспорт покажу. — Отец достал паспорт и раскрыл его. — Видите — Сергей Михайлович!
— После сберкассы, значит, прямиком к нам, — Дуся уверенно, как контролер в электричке, взяла паспорт. — Ловко!
Воронежские нескладухи какие-то. Я не понимал, чему они не верят, и чего от нас хотят. Сказали же им, что близнецы!
— Давайте, я сейчас Георгию позвоню! — предложил отец. — И все выяснится. — Он засмеялся. — Прямо, черт-те-знает-что! Нас всю жизнь путают!
— Недоразумение, — подтвердил я от двери. — Мы задаток принесли. Хотим катер купить. Но если Георгий Михайлович уже был, то вопрос снят. Мы на две семьи покупаем…
— Ну да, — сказала Дуся, взглядывая на паспорт, а потом на отца. — Сергей Михайлович. Вроде…
— Да не «вроде», а точно, — сказал отец. — Если он был, то можно и не звонить. Мы тогда пошли…
Я стал нащупывать за спиной замок.
— Дети лейтенантов Шмидтов, — с недоброй усмешечкой сказал Семен Семенович. Мне показалось, он сейчас схватит отца за лацканы пальто и начнет валить. — Нет уж, давайте позвоним. — Он отошел в сторону, пропуская вперед Дусю, и сделал указывающий жест рукой: «Прямо по коридору, не сворачивая!» Мы двинулись гуськом, ощущая за спиной тяжелое дыхание хозяина. Семен Семенович щелкнул выключателем и указал рукой на телефонный аппарат, висящий на стенке в обрамлении нового куска обоев.
— Звоните!
— Так, — сказал отец, отдавая мне шляпу. — Где он сейчас может быть? — он повернулся к Семену Семеновичу. — А давно он у вас был?
Дуся стояла, уперев руки в бока, и поглядывала на нас торжествующе, словно загнала нас, мошенников, в тупик. На двери поблескивало плексиглазовое окошко-глазок размером со спичечный коробок. Зачем? Смотреть в коридор?
— Нет, недавно, — с ехидцей сказал Семен Семенович. — Интересно знать, по какому номеру вы собираетесь звонить?
Отец, пожав плечами, назвал домашний номер дяди Жоры.
— Минуточку! — сказал Семен Семенович. — Дуся, сходи в комнату, сверь номер — на комоде лежит. Какой вы говорите?
Отец, повторил, и Дуся открыла дверь с окошечком. Я успел разглядеть металлический засов на манер печной заслонки с внутренней стороны квадратного глазка. И цепочку, какая бывает на входной двери.
— Какой-какой? — она высунулась из двери, держа бумажку перед глазами.
Отец в третий раз назвал номер. Он начинал злиться.
— Последние цифры «семнадцать» или «восемнадцать»? — уточнила хитрая Дуся.
— Семнадцать, — ледяным голосом сказал отец.
— Звоните! — разрешила Дуся.
Отец, сверкнув глазами, набрал номер и долго ждал, неплотно держа трубку, чтобы все слышали гудки.
