Дубравка Угрешич - Форсирование романа-реки
– Продолжайте, господин Флогю, – сказал поэт Леш, опять покосившись носом в сторону датчанки.
– О женщинах или о собаках? – улыбнулся господин Флогю.
– О женщинах, – кратко ответил поэт-игрушка. Датчанка фыркнула и покинула общество.
– Жена William'a Ainsworth'a, например, в припадке ярости бросила в огонь почти законченный им латинский словарь. После этого Ainsworth'y потребовалось еще целых три года, чтобы завершить работу…
История ревностного составителя словаря неподдельно растрогала присутствующих.
– А вот пример, – продолжал господин Флогю, – который говорит о том, что иногда и мужчины бывают виновны… – Француз сделал паузу, поискал глазами датчанку и продолжал: – Большая поэма, которую написал Edwin Arlington Robinson, вставленная в «Капитана Крейга», была потеряна… – Тут господин Флогю лукаво прищурился: – …и найдена в борделе, где ее оставил редактор.
Писатели рассмеялись. Поэт-игрушка восхищенно смотрел на господина Флогю и думал о том, что никогда ему не приобрести такого шарма и элегантности общения, как у старого француза.
– А собаки? Что насчет собак? – спросила венгерка.
– Вы, конечно, знаете легенду о собаке Isaak'a Newton'a по кличке Алмаз, которая повалила свечу на письменном столе великого ученого и вызвала пожар, уничтоживший некоторые его бумаги… Собака John'a Steinbeck'a Тоби растерзала на клочки первую и единственную версию «Мышей и людей». Два месяца спустя Steinbeck написал новый вариант и позже часто выражал признательность Тоби за его критическое отношение.
– Ах, дивно! – захлопала в ладоши венгерка Илона Ковач, судя по всему, большая любительница собак.
– Вот один и из самых свежих примеров. Современный американский писатель Jeffrey Konitz посвятил роман «Сторож» своей собаке: «Руфусу, который отредактировал двадцать вторую главу». Означенный Руфус эту двадцать вторую главу сожрал, и, так как у писателя не было копии, ему пришлось написать ее заново, и получилось, как он считает, гораздо лучше…
Писатели оживились и забыли о Яне Здржазиле. Ирландец напомнил случай с машинисткой Джойса, муж которой, как говорят, бросил в огонь одну из глав «Улисса», поэт-игрушка вспомнил чемодан с рукописями Хемингуэя, потерянный в поезде, когда писатель был во Франции, венгерка привела пример Moliиre, слуга которого подкладывал себе в парик его переводы Лукреция. Постепенно перешли к более волнующей теме – плагиату. Из присутствующих больше всего выделялся Леш. По его словам, получалось, что больше всех от плагиаторов пострадал именно он. Затем опять заговорил господин Флогю, который эффектно закончил разговор, прежде чем идти в зал заседаний.
– Мы были несправедливы к нашей датской коллеге. Конечно же, не всегда виноваты собаки и женщины. На протяжении истории рукописи чаще всего исчезали потому, что так было угодно властям. Вернемся в далекий двести тринадцатый год до нашей эры, в царство Ших-хуань-тья, который приказал сжечь почти все книги, считая, что это самый надежный способ заставить историю вести отсчет времени с него… Таких Ших-хуань-тья в истории было много, – сказал француз и добавил с улыбкой: – Они есть и сегодня…
5
В небольшой душной комнате, где располагался временный секретариат Литературной встречи, среди гор папок и докладов разговаривали Ян Здржазил и поэт Прша. Здесь присутствовала также и смущенная студентка чешского отделения, которой Прша время от времени быстрым взглядом сигнализировал, что именно она должна ему перевести.
– Но у меня украли роман! – повторял чех. Его бледное, орошенное потом лицо, то, как он ломал руки, и его потерянный взгляд свидетельствовали об искреннем отчаянии.
– Ну вот, опять! Объясните вы мне, кому он нужен, этот ваш роман? Да к тому же еще на чешском языке!
– Я сам задаю себе этот вопрос, – тихо отозвался чех. – Но тем не менее роман украден!
– Не понимаю, что вы так волнуетесь, ведь дома у вас лежит копия, второй экземпляр?!
Чех глубоко вздохнул, будто ему не хватало воздуха, и обвел комнату взглядом, ищущим спасительную соломинку. Взгляд его остановился на носках собственных ботинок.
– В том-то и дело… у меня нет, – сказал он хрипло.
– Как это нет?! – искренне удивился Прша и посмотрел на студентку.
– Нет, – тихо подтвердила студентка.
– Ну знаете… как бы вам объяснить… копию я спрятал… – заикался чех.
– Куда спрятали? – с любопытством перебил Прша.
– В стиральную машину.
– Куда?!
– В старую стиральную машину. В подвале. Сейчас у нас новая. Зденка в прошлом году оформила в кредит…
– Кто такая Зденка?
– Моя жена.
– Так, ясно. Продолжайте, – сказал Прша уверенным тоном добродушного полицейского инспектора.
– И эта новая машина сломалась…
– Не понимаю. Какая связь…
– Зденка позвонила в гарантийку. А вы сами знаете, как всегда бывает с мастерами. Звонишь им, звонишь, а они не идут. И тогда Зденка постирала белье руками.
– И? – спросил Прша, бросив быстрый, озабоченный взгляд на студентку. Озабоченность, разумеется, была вызвана душевным состоянием растерянного чеха.
– А потом она вспомнила, что у старой машины, в подвале, работает одна из программ. Отжим…
– Дорогой мой, покороче! Я ничего не понимаю, не улавливаю… – занервничал Прша.
– Зденка ничего не знала, про то, что там спрятана копия.
– Невероятная история! Вы кто?! Новый Швейк?! – разнервничался Прша.
Здржазил, казалось, не услышал его иронического замечания. Он ломал руки, утирал платком холодный пот, потом уставился на Пршу отсутствующим взглядом и пробормотал:
– Вы бы видели, во что превратились шестьсот страниц рукописи…
– Постойте, постойте. – Прша вперил в чеха проницательный взгляд. – А зачем вам вообще понадобилось прятать рукопись в стиральную машину?! И почему, собственно говоря, после всего этого вы привезли сюда второй экземпляр?!
Чех выпрямился и проговорил:
– Этого я вам сказать не могу.
– Ага! Ясно! Так вам и надо, раз вы пишете антигосударственные романы!
Чех вздохнул и, ничего не ответив на это замечание, грустно сказал:
– Я и сам не знаю. По глупости. Все это произошло незадолго до отъезда сюда. Я был потрясен. А оказавшись здесь, я понял, что вернуться с этим романом назад я не могу…
Здржазил снова поискал взглядом спасительную соломинку, но, очевидно, снова не найдя ее, опустил глаза вниз и пробормотал:
– Теперь мне не остается ничего другого, кроме как покончить с собой.
– Покончить с собой?! – воскликнул Прша и вопросительно мотнул головой в сторону студентки: – Вы имеете в виду сами себя… убить?!
– Ano…
– Он говорит «да», – испуганно подтвердила студентка.
– Ни в коем случае! Такие вещи делают у себя на родине, дома! Вы представить себе не можете, какие начнутся сложности! Телефонные звонки, консульства, посольства, полиция, судебная медицина, протоколы, расходы по перевозке… Катастрофа! Ни в коем случае! Прошу вас, переведите все точно! – обратился Прша к студентке. – Вы знаете, какие проблемы, какие затруднения были у нас вчера из-за этого испанца?! А человек пострадал непреднамеренно, я хочу сказать, случайно!
– Ano, – тихо ответил чех.
– Кроме того – из-за романа?! Я вас умоляю! Не будьте ребенком! – продолжил Прша примирительно.
Чех резко выпрямился, посмотрел на Пршу долгим гордым взглядом, так что и тот тоже невольно выпрямился, и произнес очень убедительно:
– Это было произведение всей моей жизни!
– Ха! У каждого из нас есть произведение нашей жизни! – тоже разволновался из-за чего-то Прша. – Вы не исключение! Кроме того, как вы можете это доказать, а?
Чех снова сник.
– Мой вам совет, – продолжал Прша, – забудьте все это, вас же объявят ненормальным.
– Я не лгу, – тихо сказал чех.
– Слушайте, – обратился к студентке теперь уже совершенно разнервничавшийся Прша, – давайте-ка вы его вразумите! Мы тут ничего поделать не можем. Директор отеля разговаривал с горничной. Ключ есть только у нее, и только она имеет право входить в комнату гостя. Она не видела никакой рукописи. Скажите ему, чтобы он успокоился и перестал выдумывать небылицы. А у меня больше нет ни времени, ни терпения обсуждать все это.
Прша открыл дверь. Поникший чех и студентка вышли в коридор. Прежде чем закрыть дверь, Прша протянул чеху руку и крепко пожал ее. При этом он поднял брови и посмотрел на него так, как обычно смотрят на павших духом.
6
– Мне исключительно приятно, господин Прша, что вы согласились пообедать со мной, – любезно сказал Жан-Поль Флогю, поднимая бокал. – За ваше здоровье!
– Спасибо! За вас… – ответил Прша, у которого с французским было не совсем гладко.
– Может быть, вы хотите перейти на английский или немецкий? – предложил господин Флогю.
– Нет, почему же?… – ответил как можно беспечнее Прша. Английского и немецкого он не знал вовсе.
