Юлий Самойлов - Хадж во имя дьявола

— Павликов друг, — певуче протянула она, — а лежит, как бирюк. Павлик — он мужик дерзкий, рукастый. А ты что, в дьяки собираешься, такие книги читаешь?

Она шустро схватила лежащего на тумбочке Оппеля и, раскрыв его посередине, прыснула.

— Вишь, какие книги чтут мужики, когда без баб маются.

Она кинула книгу на меня.

— Ну, вставай, лежебока. После бани даже монахи по стаканчику приемлют, — а потом добавила: — Хоть Нюська говорит, что ты совсем не пьешь.

Я как-то растерялся и покраснел.

На столе стояла всякая закусь, бутылка «Столичной» и еще какая-то настойка из хозяйкиного подвала.

Нюся кивнула Елене на стол:

— Занимай гостя, а я сейчас еще холодца достану и квасу.

Когда Нюся ушла, Елена вмиг стала серьезной и даже печальной, и ее глаза, встречаясь с моими, становились пристальными и какими-то диковатыми. Но как только вошла Нюся, она тут же опять стала озорной и шустрой. Одну стопку водки она выпила, а другую только пригубила и вдруг спросила:

— А что, Юрочка, тебе по ночам бабы не снятся?

— А тебе мужики? — отпарировал я.

— Это секрет, — засмеялась Елена.

— Раньше снились, — продолжил разговор я.

— А сейчас что, засох? — засмеялась Елена.

Я пожал плечами:

— Да вроде еще не старик.

— А ты бы попробовал, проверил, — лукаво улыбнулась женщина.

— А с кем проверю-то? Ты вот не позовешь?

— А ты откуда знаешь, что не позову? — рассмеялась она, в упор глядя мне в глаза.

Я встал. Она, взвизгнув, забежала за Нюсю.

— Я же так… для шутки, для смеха. Я снова сел.

А она из-за спины Нюси засмеялась:

— Опасный ты, однако, Юрочка, но в каждой шутке доля правды, — и тут же выскочила к порогу и начала надевать туфли.

— Пора к Ваняшке идти, он там один.

Она озорно помахала мне рукой и выбежала из дома.

— Ты ее не слушай, — серьезно сказала Нюся. — Она только на язык озорная, а так она очень строгая.

А потом через минуту добавила:

— А ты ей больно понравился.

— А ты откуда знаешь? — смутился я.

— Сама сказала.

Дней через пять, в субботу, Нюся, наливая мне чай, спросила:

— А тебе Ленка как пришлась?

— Красивая. Такая не может не понравиться…

На следующий день я отправился в Москву. Но люди, с которыми я должен был встретиться по письму Питерского, еще не приехали. Квартира была закрыта, и я быстро вернулся. Пройдя в свою комнату, я разделся, влез в кровать и тут же почувствовал рядом с собой что-то холодное и твердое. Я включил свет и увидел в постели огромную целлулоидную куклу в черной кружевной рубашечке, а рядом в комнате хохотали Нюся и Елена. Я положил куклу к стене и, не говоря ни слова, заснул, убегавшись за день.

Проснулся я оттого, что кто-то очень ласково гладил меня по щекам, по лбу. Я, не открывая глаз, схватил теплую шершавую ладошку.

— Ну и как? — вырывая руку, спросила Елена, кивнув на куклу.

— Тверда и холодна, — ответил я. — Только вот гладила она меня больно сладко. — Я провел у себя по лбу и по щекам.

— Сейчас ему надо яичницу на 10 яиц, — засмеялась Елена. — Он, как-никак, новобрачный, чтоб не отощал.

Наскоро позавтракав, мы все трое долго бродили по городу.

— Давайте ко мне зайдем, — предложила Елена. — Ванюху Юрочке покажу.

Проходя мимо киоска, я купил девять шоколадных батончиков и специальный кулечек с ленточкой.

— А почему девять? — спросила Елена.

— Это на счастье. Есть такое индийское поверье, что девятка приносит счастье. Это твоему Ванюшке.

Елена потупилась и молчала до самого дома. Уже открывая дверь, сказала: «Он и отца-то своего увидеть не успел».

Мальчик был настолько похож на мать, что детские фотографии самой Елены можно было отличить от снимков ее сына только по желтизне и одежде. Он был такой же смешливый и разговорчивый.

— А вы кто, дядя Юра? — И тут же сам ответил: — Моряк, летчик, или геолог.

— Это точно, Ивашка… Я — геолог. Хожу по тайге, ищу железо, золото, уголь, нефть.

— А тайга — это большой лес? — снова спросил Ивашка. — А змеи там есть? А Рики-тики-тави? А обезьяны, тигры?

— Змеи есть, такие черные гадюки, а вот остальных там нет. Это на юге, где тепло, где тайга зовется джунглями, там есть и тигры, и обезьяны, и Рики-тики-тави, и слоны.

— Джунгли — это где Маугли живет? — спросил Ивашка.

— Ну да, — согласился я. — А в тайге медведи, как учитель Балу, волки, рыси, росомахи, зайцы, лоси, есть и бобры.

— Знаю. Бобры — плотники, — тут же воскликнул мальчик. — Видел в кино, как они дома строят и плотины. А рысь — кошка? Она мяукает?

— У тебя сейчас каникулы? — спросил я.

— Ну да, я перешел во второй класс.

— Давай, завтра поедем в зоопарк в Москву?

— Мамка не отпустит, она меня ни с кем не отпускает.

— Отпущу, — внезапно появившись в комнате, сказала Елена.

Я кивнул головой:

— Завтра с утра и поедем.

За вечер Ванюха задал мне тысячу вопросов: и почему побелели белые медведи, и кто учил бобров плотничать, и почему птицы летают без пропеллера, и говорят ли рыбы, и кто самый сильный в мире, и еще многое другое. И как-то внезапно заснул. Я, осторожно ступая, прошел по комнате, положил его на диван, осторожно развязал шнурки и снял ботинки. Постоял над ним секунду. А затем тут же ушел, как будто боясь чего-то.

Мне надо было подумать. Возникло что-то новое…

Этот мальчик. Его доверчивые серые глазки. Мне хотелось, чтобы: у меня был сынок Ваня… Вместе с тем, в тревожной горечи возникло что-то жестокое, не дающее право на это. Потом память услужливо подставляла строчки из Брэма: «Волки являются идеальными родителями и воспитателями молодого поколения». Я, сам того не желая, как-то неестественно заметался по комнате. Я много, очень много знал и умел, но мои знания и умения… Я пришел из другой жизни и не мог, как тот янки, устроиться у короля Артура.

— Что мучаешься? — глухо спросила Нюся, входя в комнату.

— Да… Ваня… — также глухо ответил я. — Почему у всех есть, а мне не дано?

В глазах Нюси навернулись слезы.

— Вот так и Паша. Сейчас ему снятся его пацаны. Мне плохо без него. Но ему без них хуже. Совсем плохо. Но человек, он сначала человек, а уж потом — иное.

Она молча вышла и принесла бутылку водки и стакан.

— Вот старое мужицкое средство. А ты хоть и барин, но, говорят, что и на вас действует.

Я выпил, как воду, стакан водки и прикрыл его ладонью.

— Завтра с утра надо ехать в Москву с Ваней в зоопарк.

Спал я плохо. В голову лезли какие-то фантастические видения: то милое и доверчивое лицо Ванятки, то щелкающие желтыми клыками вурдалаки, влезающие в окно, где он спал, беспомощно раскинув ручонки, — так, как я его оставил.

Утром в пять, я быстро встал, хорошо умылся ледяной водой и, не завтракая, пошел к Елене. Надо было взять Ивашку и попасть на первую электричку.

10

— Послушай, Ивашка-Хваташка, я хочу, чтобы ты ел это мороженое как морковку, а не лизал его как кот масло. Мало будет одного, купим, сколько захочешь… И, кроме того, — я сделал важное лицо, — ты можешь держать тайну?

— А как же. Мама говорит: «Дал слово — держи!», — ответил мальчик.

Я выдержал паузу, заговорщически продолжая:

— Доверяю тебе тайну, Ваня. Я — волшебник.

— Как волшебник? Колдун? — Он внимательно посмотрел мне в лицо. — Колдуны злые, а ты не злой.

— Так ведь я, Ваня, добрый волшебник.

Он улыбнулся.

— Вот и мама говорит, что ты добрый, и что ей тебя такого и надо.

Я от этого признания даже поперхнулся мороженым.

— Это кому мама сказала? — спросил я.

— А бабе Нюсе, они, как сойдутся, секретничают. И вообще она еще сказала, что она в тебя влюбилась, — также равнодушно добавил он, прижавшись к решетке, за которой играли четверо маленьких рысят.

— Кто сказал? Баба Нюся?

— Да н-е-е… Мама это сказала, — потянул меня за руку Ивашка. — Пойдем к слону. А сколько он может зараз хлеба съесть и воды выпить? Дядя Юра, а что значит, глаза особенные? Мама говорит, что у тебя особенные глаза. А крокодил живой? Почему он все время спит? Дядя Юра, а может, он не взаправдашний? А что такое фигура?

Вошли мы в зоопарк где-то в десять, а вышли в четвертом часу, сели в метро, доехали до площади, где стоял железный Феликс, и сразу же направились в «Детский мир».

— Вот это да! — восхищенно, бросаясь от одной игрушки к другой, взвизгивал Ванюха.

— Ты не забыл, Ивашка, что я волшебник? Внимательно все рассмотри и скажи, что бы ты хотел иметь у себя дома.

Ваня поднял руку:

— Сначала вот этот конструктор, из которого дома делают, потом самолетный… железную дорогу…

В общем, когда мы выходили из магазина, то я, да и сам Ванюха, были похожи на карикатуры дачников, виденные мною в «Крокодиле». А в глазах у Ванюхи светилась такая радость, что мне все эти тюрьмы и лагеря стали казаться выдумкой.