Роман Перин - Руна жизни
— Вот и договорились до еврейского заговора с русским прикрытием, — посмеиваясь, вставил генерал.
— Насчёт еврейских корней Горбачёва у меня сведений нет, хотя всё может быть, но то, что это ненадёжный человек, я знаю. И ещё я знаю, что без евреев не обходится ни одна революция, включая перестройки. Без этих дрожжей не бродит ни одно вино бунта, — сказал Людвиг Иванович и перевёл взгляд на Чернина. — Ты, генерал, брось эту идею с попыткой вынести архив конторы на дискетах.
— С чего ты это взял? — пытаясь скрыть удивление, Чернин оторвал виноградину и стал её нюхать, крутя в пальцах.
— Твой повышенный интерес к компьютерам не остался незамеченным. К тому же, ты не вписываешься в перестройку, а это означает, что склонен к тихому бунту. Первое, что может прийти тебе в голову, это стащить базу на агентуру и осведомителей. Я думаю, что с Николаем вы уже эту тему обговорили. Бросьте, мужики! — отрезал внезапно протрезвевший Людвиг Иванович.
— Нас что, слушали? — встревожено спросил Базунов.
— Нет. Это мои личные выводы. Вы столько лет работаете в системе, что отвыкли смотреть на себя со стороны. Большая чистка надвигается. Самые ушлые это уже почуяли и глаз не спускают с потенциальных конкурентов. Вас обязательно сольют.
— Ну, мы так и рассудили с генералом, вот и решили не с пустыми руками на пенсии партизанить, — грея руки над свечой, сказал Базунов.
— А что ты можешь предложить, Людвиг? Молча смотреть, как страну продают? — зло сказал Чернин.
— Я не предлагаю пассивно смотреть, но и жизнь отдавать задёшево не стоит. Не так просто скачать базу данных на агентуру даже при твоих возможностях, генерал. Свою агентуру ты и так знаешь, другой знает свою. Так и составим списочек, я тоже знаю немало. Не надо пытаться проглотить весь кусок сразу, тем более что этот кусок берегут пуще многих государственных тайн. Не мне вам рассказывать. К тому же, мы в Ленинграде ограничены только своей сетью агентуры и осведомителей, а всё, как известно, решается в Москве. Нам нужен московский список. Вот тогда можно будет удержать взбесившуюся лошадь перестройки за уздечку.
— А я вот подумал: сменился режим, у нас списки всей политической агентуры Ленинграда и Москвы. Хорошо. Пришли мы к агенту С., ректору какого-нибудь института, и предложили поработать на нас, выкинутых этим режимом на улицу. Нормальный человек в такой ситуации в лучшем случае пошлёт нас подальше, в худшем случае затеет игру и сдаст новым кураторам, — сказал Базунов, раскуривая трубку.
— Такое тоже возможно. Но в подавляющем большинстве они будут бояться ярлыка «стукача» и утечки их доносов, ведь их вербовали не в тридцать седьмом, и страхом за жизнь тут не оправдаешься. В своём большинстве это людишки корыстные и самолюбивые, они будут в первых рядах слуг нового режима. Из-за этого их ценность возрастает многократно, поэтому их списки и дела их славные нужны сейчас многим. То, что сегодняшний режим списан в прошлое, ясно, как в белый день — КПСС давно не партия народа, народ её не поддержит, а сама она не в состоянии сохранить себя. Это печальный прогноз, но, поверьте, всё может оказаться ещё хуже, чем мы можем предполагать. Давайте, мужики, на этом закругляться, уже поздно, да и сказанное надо переварить.
— Ну, так как я сегодня пил меньше всех, я вас и развезу по домам, — сказал Базунов, накрывая столик газетой. — Это оставим хозяину зала, он всё и уберёт. Поехали.
Как только Чернин сел на сидение, бардачок внезапно открылся, и ворона прыгнула ему прямо на грудь. Он в испуге отпрянул и отбросил её на Базунова. Базунов схватил ворону и залился смехом.
— Ох, Юра, прости! Я эту ворону подобрал, пока ждал вас. Её, видимо, мальчишки покалечили.
— Я чуть от страха второй инфаркт не схватил. Я же тебя просил, Коля, отремонтировать крышку. Вот чем кончается распи…ство, у тебя оттуда уже нечистая сила выпрыгивает.
— Ребята, вы там чем занимаетесь? — устало спросил Людвиг Иванович с заднего сидения.
— Да ворону я подобрал раненую, Иваныч, а она на Юру прыгнула.
— Вы мне эту нечисть отдайте. Я давно уже хочу ворону завести. Научу её время говорить.
— Людвиг Иванович, мне её не жалко, но у ней рука, чёрт, крыло сломано, посмотри, — Базунов протянул ворону Азарову.
— Крыло я ей отремонтирую, лишь бы у неё с мозгами всё было в порядке.
— Тогда забирай, а то я её хотел знакомому ветеринару отнести. Ответа не последовало: Людвиг Иванович тихо спал, ворона неподвижно сидела на его груди и, кажется, тоже дремала. — Ты посмотри, генерал, она его признала!
— Не нравится мне эта чертовщина: зал какой-то масонский и наш Мефистофель Иванович с вороной, — обижено сказал Чернин.
— Брось, генерал, ты же материалист. Азаров, по слухам, ученик астролога Вронского, любит такую магическую обстановку.
— Я слишком давно живу, чтобы оставаться материалистом. А, насчёт Сергея Вронского не всё так просто, и кто у кого был учеником ещё вопрос. У Азарова концы из личной разведки Сталина и учился он у астролога Сталина Натальи Львовой, питерской ведьмы и подруги поэтессы Ахматовой.
— И ты от меня скрывал такие вещи! — искренне возмутился Базунов.
— Тайн мало, на всех не хватит. Ты лучше на дорогу смотри и потише едь, а то Азарову крыла переломаем и, не дай Бог, ворона очнётся. Мас-ссоны хреновы!
— Ладно, не ворчи. Вот, хочешь, немасонскую гайку подарю? — Базунов протянул четырёхгранную гайку, снятую с вороны.
— Что за ерунда, Коля? Нам уже никакие гайки не помогут, уже всё отвинтили и разложили по карманам в надежде собрать новую машину — под себя.
— Я вот и говорю, даже вороны с гайками. Просто знак.
— Шути, шути, птицелов, у нас уже нет ни гаек, ни ключей к ним.
Внезапно ворона каркнула два раза. Из глубины сна ей ответил Людвиг Иванович:
— Да-а, коллега, я с вами согласен. Нет здоровых, есть недообследованные-е…
РУМЯНЦЕВСКИЙ САД
Глава шестая
Румянцевский сад, названный так в честь славного воина — графа Румянцева-Задунайского, расположен на Васильевском острове между Первой и Второй линиями. Он вошёл в новейшую историю Ленинграда как место сбора сторонников национально-патриотического фронта «Память». Благодаря ряду публикаций в газетах под «Памятью» понималось «чёрносотенное» и «антисемитское» содержимое организации, а монархическое уходило на дальний план. Ради правды надо признать, что в ней было и то, и другое, что, в сущности, и работало на её популярность в те годы.
О митингах «Памяти» в Румянцевском саду Пикин узнал из «Ленинградской Правды» от 9 сентября 1988 года, прочитав статью «Дорога к памятникам» за подписью Нины Катерли. После чего решил посмотреть лично на диковину гласности. Позвонив своему приятелю-монархисту, торговавшему на Невском атрибутами романовской России, Пикин узнал, что каждый четверг питерское отделение «Памяти» собирается на Васильевском острове в Румянцевском саду.
В саду было около трёхсот человек. В центре толпы стоял мужчина лет сорока. Театрально указывая на вершину дерева, он кричал густым и уверенным голосом: «Повесьте на этом дереве пятерых жидов, и я повешусь рядом шестым!». Зрители одобрительно и весело аплодировали. Пикин даже не успел заметить, кто ему сунул в руки анкету для желающих вступить в «Память». Нужно было указать национальность, фамилию и телефон. Пикин продолжил своё путешествие по саду. Он подошёл к небольшому раскладному столику, на котором лежали самиздатские брошюрки и книги низкого полиграфического качества: «Список евреев в Ленинском правительстве», «Международное еврейство» Генри Форда, «Еврейский вопрос» Достоевского, «Тайная сила масонства» Селянинова. Большим ассортиментом были представлены фотографии семьи Николая II и несколько выпусков русскоязычной аргентинской газеты белоиммигрантов «Наша Страна». Пикин купил всё, кроме фотографий, осознавая, что дыра в бюджете вынуждает его прейти на скудное питание — до получки больше недели.
Митинг разгорался. Теперь голоса ораторов были усилены мегафоном. Молодой человек лет двадцати восьми, внешне похожий на канонический портрет Николая II, изредка подкручивая свои рыжеватые усы, взволновано кричал: «Ну а чтобы убедиться, кто делал в России революцию, убивал русский народ и расстрелял без суда и следствия царскую семью вместе с детьми, достаточно посмотреть на список ленинского правительства из книги Андрея Дикого «Евреи в России и СССР». Так вот, согласно этому списку, в правительстве большевиков было девяносто пять процентов евреев». И он потряс над головой листами списка, словно факелом, которым намеревался поджечь Садом и Гоморру, исполняя волю самого господа Бога.
