Игорь Фролов - Летать так летать!
С этой мыслью он и уснул…
И наступило утро 10 декабря 1985 года. Вместе с лейтенантом Ф. проснулись все его сомнения. С ними он и приехал на аэродром. Борт для прыжков был готов, стояла отвратительно ясная морозная погода. Прошли медосмотр. Лейтенант Ф. изложил доктору свою версию о невозможности приземления, но понимания не встретил — доктор слышал много таких историй. В это время в кабинет вошел командир эскадрильи.
— Товарищ майор, — вскричал лейтенант. — Разрешите не прыгать! Я не смогу приземлиться!
— Приземлишься ты в любом случае, — непедагогично захохотал комэска и, не слушая сбивчивых объяснений, заключил: — Положено два прыжка в год — будь добр. Не хочешь — списывайся на землю.
И вместе со всеми лейтенант Ф. на ватных ногах пошел к борту.
Борт уже запустился, когда на них нацепили парашюты. Зажатый между основным и запасным, лейтенант Ф. не мог дышать.
Взлетели, пошли в набор. Лейтенант Ф. на всякий случай проорал на ухо инструктору, сидящему рядом:
— За что тянуть-то?
В шуме двигателей при опущенных ушах шапки ответ он не услышал и, ответив сам себе, махнул рукой и отвернулся. Он совершенно успокоился, потому что понял: прыжка не будет. По какой причине — его не волновало. Этого просто не может быть!
Выпускающий начальник штаба, глядя вниз, поднял руку. Первые пошли к двери, начали пропадать. Лейтенант Ф., привстав и вытянув шею, наблюдал в иллюминатор, как распускаются купола, выстраиваясь в цепочку. Он даже позавидовал летящим под куполами — у них уже все позади. Его толкнули в бок, кивнули на дверь. Лейтенант Ф. хотел аргументированно возразить, но тело, вдруг потерявшее разум и волю, встало и подошло. Все вокруг стало чужим и непонятным, словно в мозг сделали укол новокаина.
— Вниз не смотри! — крикнул начштаба.
Тело посмотрело — внизу, на белой земле были рассыпаны черные точки деревьев. — Кольцо чуть дерни и оставь на месте, — напомнил начштаба. — Пошел!
Тело попыталось оттолкнуться, чтобы прыгнуть в истинном смысле этого слова, но не смогло оторвать ноги — оно их просто не чувствовало.
И лейтенант рухнул вниз как срубленное дерево.
Сначала ему показалось, что он провалился в узкую, длинную трубу и растягивается бесконечно — ноги остались возле вертолета, голова улетела далеко вниз. Потом перед глазами мелькнули чьи-то унты, такие близкие, черные, мохнатые — такие вещественные и родные в отличие от серой холодной пустоты вокруг. «Это же мои!» — вдруг понял лейтенант, осознавая себя. Рука в перчатке, сжимающая кольцо, напряглась. «221, 222, 223!» — быстро отсчитал лейтенант и слегка дернул кольцо. Но это малое движение в силу своей слабости явно ничем не могло помочь в деле спасения жизни. Лейтенант с криком рванул кольцо и широким движением руки отбросил его в сторону («только не выбрасывайте кольца!» — вспомнил он предупреждение инструктора). За спиной что-то сухо лопнуло, тряхнуло, зашелестело, уже сильно тряхнуло за плечи. Перед глазами опять пролетели унты — вверх, вниз, вверх, вниз.
Ветер вдруг стих. В теле появилась тяжесть, ремни защемили пах. Лейтенант понял, что уже не свободно падает, а висит. Он поднял голову и увидел высоко над собой невероятно маленький купол.
— Что за херня, почему такой маленький — вытяжной, что ли? — сказал лейтенант громко. По его представлениям, купол должен был закрывать полнеба.
Он посмотрел вокруг — серо-синяя пустота, солнца почему-то нигде не было. Посмотрел вниз, долго вглядывался, но земля и не собиралась приближаться.
— И долго я буду здесь болтаться? — злобно и требовательно сказал лейтенант в пустоту. — Говорят, я в данный момент должен петь. Так вот хрен вам, а не песня! Спускайте давайте!
Он вдруг осознал, что сидит над бездной на хлипкой, так называемой силовой ленте, застегнутый на какие-то подозрительные замки. Стоит одному из них расстегнуться, он выскользнет и полетит. Сначала он обнял «запаску», но подумал и, подняв руки, крепко уцепился за ремни поближе к стропам, чтобы, если под ним разверзнется, повиснуть хотя бы на руках.
Пока он обеспечивал безопасность, вдруг начала приближаться земля. Он увидел южную площадку, на которую следовало приземляться. Там ползали несколько фигурок. Парашютист летел по прямой и понимал, что при таком курсе обязательно промахнется. Вспомнив застрявшие в памяти обрывки советов, потянул за стропы справа. Курс не менялся. Проматерившись, он с силой потянул обеими руками, посмотрел вверх. Купол подозрительно сильно съехал набок — лейтенанту показалось, еще немного, и он схлопнется. Решив, что лучше промахнуться мимо площадки, чем воткнуться в нее с этой высоты, лейтенант отпустил стропы.
Когда он величаво плыл над площадкой, снизу донесся усиленный мегафоном голос капитана К.:
— Тяни правую клеванту![6]
— Да я уже тянул, хватит с меня! — истерично крикнул вниз лейтенант и пробормотал под нос: — Клеванту ему тяни! Откуда я знаю, где эта чертова клеванта!
Под ним поплыли сосны. Снижение ускорилось. «Не хватало задом на сосну сесть», — встревожился лейтенант. Самое отчаянное было в том, что от него ничего не зависело. Во всяком случае, он не знал, что делать. Вдруг он увидел, что впереди показалась разрезающая лес довольно широкая дорога. Угол снижения, прикинул лейтенант, упирался прямо в нее. Он приготовился к посадке — взялся руками за стропы и выставил вперед полусогнутые ноги.
Но дорога пронеслась под ним. Замелькали огромные верхушки сосен с угрожающе торчащими ветвями. «Это конец!» — подумал лейтенант, сжался в комок, подогнул ноги, прикрывая совершенно беззащитную корму, закрыл лицо рукавом…
Здесь в памяти зияет трехсекундный черный провал…
А здесь он уже стоит по колено в снегу на крохотной площадке между четырьмя могучими соснами…
Над ним синело небо, купол висел на ветвях. Где-то рядом уже раздавался стук металла о морозное дерево — снимали чей-то парашют или тело. Лейтенант потянул за стропы без особой надежды, и купол с мягким шелестом, струясь, стек к его ногам.
Подбежал солдат с топором.
— Не требуется, — сказал лейтенант. — Тут вам не там. Отрабатывал посадку в лес. Тютелька в тютельку.
Он собрал купол в охапку, закинул подвеску с «запаской» на плечо и пошел по глубокому снегу к поляне.
Небо было синее, солнце — яркое, снег — ослепительный. Казалось, вместо декабря наступил март. Вполне возможно, что вернулись и запели птицы.
Бросив купола, лейтенанты сошлись в круг и, размахивая руками, обменивались впечатлениями. Примерно так:
— А этот козел лысый летит прямо на меня, улыбается и ручкой машет! Ну, думаю, сейчас в стропы въедет, гад.
— А я шарю, шарю рукавицей, а это гребаное кольцо как провалилось!!! А потом — бах! — все само открылось!
И все это было густо пересыпано изощренным матом. Особенно радостно выражался лейтенант Ф.
К шумному лейтенантскому счастью подошел командир полка, который тоже прыгал в этот день.
— Это что за лексикон, товарищи офицеры?
— Да они первый раз, товарищ подполковник, — сказал начштаба.
— Вот оно что… Ну, поздравляю, — улыбнулся командир. — Может быть, «по второй» прямо сейчас?
— Да, да, да! — закричали лейтенанты. И только борттехник Ф., с ненавистью посмотрев на товарищей, сказал:
— Хорошего помаленьку.
— И то верно, — заметил командир.
Остаток дня все лейтенанты, за исключением лейтенанта Ф., мечтали о будущих прыжках. О сотнях оплачиваемых прыжков! За первый им полагалось по три рубля, но они знали, что отцы-командиры уже доросли до 50 рублей за прыжок, и это знание очень подкрепляло решимость новообращенных парашютистов. Однако на следующий день на прыжках с «Ми-6» разбился молодой лейтенант-десантник. Полк, построившись на полосе, провожал его, плывущего мимо, с синим лицом в открытом гробу. После этого все мечты о парашютной карьере прекратились. Когда летом наступило время очередных прыжков, инструктор Касимов не нашел ни одного лейтенанта-борттехника — кто обзавелся справкой, кто попросился в наряд, кто — его помощником. На аэродроме болтался один лейтенант Ф., который только что прилетел из командировки и не знал о готовящихся прыжках. Инструктор Касимов, пробегая мимо, коварно сказал:
— Фрол, помоги парашюты до борта донести.
Доверчивый борттехник пошел за инструктором, сам донес до борта предназначенный ему парашют, поднялся в грузовую кабину, увидел бледные лица пойманных летчиков и борттехников, снятые задние створки… Пока до него дошло, что он попался, вертолет уже оторвался от земли.
Но, к его удивлению, прыгать с легкоуправляемым тренировочным парашютом через снятые задние створки ему понравилось. Правда, все удовольствие чуть не испортил старший лейтенант К. Он сидел перед лейтенантом Ф. и, когда подошла его очередь, вдруг застрял у турникета, через который парашютисты выходили в небо. Лейтенант Ф. увидел, как двое мрачных представителей парашютно-десантной службы отрывают руки К. от поручней ограждения. Эта молчаливая возня показалась лейтенанту Ф. такой страшной (будто враги пытались выбросить несчастную жертву без парашюта), что ему захотелось пересесть назад. Наконец беспощадные товарищи победили. К. с воплем вылетел под хвостовую балку, где циркулярной пилой резал небо хвостовой винт. Когда лейтенант Ф., дрожа, встал и подошел к турникету, К. был уже далеко — безвольно повиснув под куполом, он летел куда-то за поля, за леса, воплощая собой всю безнадежность этого жестокого мира…
