Аркадий Макаров - Парковая зона
Отцы-командиры перед каждым выездом проводили бесконечные инструктажи и наставления, поминутно напоминая, что они, солдаты, находятся здесь впереди пограничных застав, почти что в логове врага.
Это было действительно правдой: весной полностью вырезали караул базы, где находились в боксах заправщики ракетным топливом. Только успевший нажать сигнальную кнопку начальник караула предотвратил диверсию. Азотная кислота с керосином – смесь адская, апокалипсическая. А этой смеси как раз хватило бы сжечь дотла тот городок, где располагалась их часть.
Вот тебе и комар носа не подточит!
А городок тот, в округе Лейпциг, был удивительной красоты. Он, говорят, несмотря на новые застройки, и сейчас такой же, с готическим стреловидным собором, лебединым озером в самом центре, с мощеными камнем улочками и домами, похожими на декорации к средневековому спектаклю.
Так вот, в первый раз стоя часовым возле ракетной установки в глухом буковом лесу, окруженный кромешной тьмой, молодой солдат Иван Метелкин, ответственный за великую державу, охранял величайшую тайну советского оружия.
Надо хорошо знать то время, чтобы понять ситуацию: Америка – «молочная корова империализма» – бычилась против страны Советов. Да и мы, оплот социализма, засучивали рукава, примериваясь к ее рогатой морде.
Это теперь Америка для нас как вдохновитель и направляющая сила построения капиталистического общества. Идем рука в руке…
И вот – ночь. Неясный тревожный шум столетних деревьев, неведомых в средней полосе России, откуда Иван родом. Прислонишься к стволу – кора осклизлая и бугристая, как лягушачья кожа.
Чудные деревья, тяжелые.
Впереди маятниковый черный силуэт разводящего на посты сержанта, и Метелкин за ним: шур-шур-шур.
В высокой, как осока, траве мясистое чмоканье неисчислимых грибов под армейским, в стальной ошиповке, сапогом. За такое в Союзе грибники бы шею свернули, но здесь немцам вход на полигон запрещен, а солдатам грибы без надобности, вот и растут боровики да лисички вольно, кучкуясь без присмотра, как деревенские мужики возле дармовой выпивки.
Лениво идет за разводящим Метелкин.
А вот и пост. Хрипловатый от долгого терпеливого молчания окрик часового, Петьки Чижика, дружка Метелкина. Кричит обрадовано:
– Стой! Кто идет?
В ответ – дежурное:
– Разводящий со сменой!
– Пароль?
– Звезда! – кричит Иван на весь лес. Сержант сует ему приклад под дых:
– Я тебя сейчас звездану, салага! Не тебя спрашивают!
Но пароль уже выговорен.
– Караул сдал! – радостно отчеканил рядовой Чижов.
– Караул принял, – буркнул рядовой Метелкин.
От мечущегося фонарика уходящих в ночь сослуживцев – бесчисленные брусничные вспышки капель дождя на листьях. И – все.
Охраняй секретный объект, солдат.
Остались только тьма, Метелкин с автоматом Калашникова и нависшая зловещая громада ракетной установки под тяжелым от воды штормовым брезентом.
Стоит Иван. Мерещится затаенный шорох лазутчиков с кинжалами в зубах. Огнестрельное оружие они не применят, переполох поднимется. Обнаружат себя шпионы-диверсанты. Вот сегодня американские агенты обязательно нападут на его пост, другого времени нет. Хорошо бы залечь в секрете под спасительные траки установщика, да там воды полно в густой сочной траве.
Потеснился Иван спиной к броне – все-таки сзади не нападут. Стоит, весь превратившись в слух, крутит головой вправо-влево, байбак байбаком.
От сырого и жесткого брезента ракетной громадины за спиной плащ-палатка на Иване набухла, и сам он превратился в подобие мокрой швабры.
Попробовал Метелкин переступить затекшими ногами – хруст травы под коваными сапогами раздался неимоверный. На том конце леса слышно.
«Снимут! Непременно снимут проклятые американцы! У них приборы ночного видения, а у меня мокрый капюшон то и дело на глаза наползает», – упал духом Иван, рядовой солдат великой державы.
Сколько раз идешь на пост, столько раз начальник караула тебя инструктирует: «Не загоняй патрон в патронник! Не засылай! Самострел может произойти!» – и показывает на стену в караулке, где пуля вошла плашмя в кирпич, да так там и застряла: солдат-первогодок, разряжая по уставу автомат после караула, забыл, что там, в стволе, смерть схоронилась, нажал на контрольный спуск – хлестанул выстрел. И одного бойца рота не досчиталась. Первогодку – трибунал, а начальник караула звезду с погона потерял…
«А как стоять с порожним стволом, когда кругом враги? Пока затвор передернешь, тебя шпион ножом по горлу – вжик! И будешь ты лежать молодой и зеленый, как эта трава, примятая траками и сапогами», – так думал молодой солдат Метелкин, до боли всматриваясь в черную жижу ночи.
И осторожно отодвинул затвор на себя, потом медленно отпустил его, чтобы не клацнул.
Вот патрон, влажно чмокнув, мягко вошел в промасленное трубчатое влагалище патронника, вожделея скорого выстрела.
Палец, чтобы, не дай Бог, не коснуться спускового крючка, лежит на скобе рядом.
Ну-ка, попробуй подойди!
Но вокруг только усталый шум деревьев, и ни одного постороннего шороха.
Эх, закурить бы теперь, да начальник караула перед разводом на посты приказал часовым вывернуть карманы.
Глотает Метелкин слюну – до его смены целая вечность!
Чтобы не тянуло курить, мусолит Иван во рту горьковатую ткань капюшона плащ-палатки. Все тело вяжет сладкая дрема. Встряхивает головой, как застоялая лошадь, прогоняя от себя соблазнительную вялость.
Вдруг шагах в десяти от поста кто-то потаенно чихнул или кашлянул. Пружина страха, разжавшись, бросила Метелкина под спасительные литые траки установщика.
И тут, ломая кусты, в сторону шарахнулось то неведомое, от которого Ивана между лопатками долбануло стальным рельсом. Забыв крикнуть «Стой, кто идет?!», он, нажав на спусковой крючок, полоснул от плеча очередь на возникший шум.
Из ствола полыхнули красноватые метелки прерывистого огня.
По-бабьи взвизгнув и затопав тысячей ног, кто-то бросился в лес, ломая все на своем пути.
Иван все метал и метал огненные брызги, пока не опустел рожок, и автомат не замолчал.
Откинув пустую коробку, он вставил запасной рожок, и снова в грудь бешено заколотил окованный сталью приклад.
Тряска в плече быстро прекратилась, и стало так тихо, что Метелкину стало слышно, как колотит в виски кровь и, остывая, потрескивает ствол автомата.
Распахивая настежь ночь светом огромных фар, тут же на звук автоматных очередей примчался дежурный штабной «газик» с начальником караула и несколькими солдатами из бодрствующей смены.
Метелкин уже стоял наизготовку, не зная, что говорить в свое оправдание. Выстрелы в карауле, на посту – это всегда ЧП, за которым следует дознание и выводы.
– Там! Там! – кричал в горячечном порыве Иван, показывая автоматом в кусты ежевики, в которых путался свет фар.
Сам начальник караула с солдатами прочесали все вокруг и не обнаружили никого.
– Ну, все! Допрыгался! Завтра передам тебя особисту, трус поганый! – зловеще прошипел начальник караула. – Соску бы тебе в рот засунуть. Наберут в армию дураков, а ты за них отвечай!
Метелкин крутил головой по сторонам, пытаясь доказать, что он стрелял по врагу, затаившемуся в кустах.
Конечно, с караула его сняли.
Сослуживцы над ним подтрунивали:
– Паникер ты, Метелка! В разведку с тобой никто не пойдет!
Подобных случаев стрельбы на посту в армии было много, и Метелкин знал, что ждет солдата, нарушившего караульную службу: или дисциплинарный батальон, или, при лучшем исходе дела, высылка в Союз на Новую Землю, где, по слухам, испытывали атомные бомбы.
– Хлебать тебе кисель клюквенный на Северах! – вторил ребятам и сам старшина-хохол.
А он-то все про всех знал.
С майором, Петей-пистолетом, начальником особого отдела части, прозванным солдатами так за свой негнущийся палец правой руки, сломанный при дознании какого-то упрямца, у рядового Ивана Метелкина был разговор долгий и обстоятельный.
Майор спрашивал отвлеченно: как служишь, какие разговоры ведут солдаты, и всяческую другую ерунду. А о происшедшем – ни слова.
– Иди пока в казарму! – сказал особист, задвигая письменное объяснение солдата Метелкина в стол. – Потом решим, что с тобой делать.
Вечером, уже после отбоя, старшина поднял Ивана и коротко спросил почему-то:
– Воротничок чистый?
– Только что подшил. Так точно!
– Тогда иди в штаб!
– Зачем? – дрогнул голос у Метелкина.
– Отставить разговоры! Там тебе все скажут.
Приходит провинившийся солдат в штаб, который располагался как раз напротив их казармы. Одноэтажное краснокирпичное здание времен гитлеровского рейха.
– Разрешите? – отворяет дверь начальника штаба. – Рядовой Метелкин по вашему приказанию прибыл! – отвечает по уставу, а у самого коленки дрожат.
А начальник штаба, надо сказать, был мировой мужик, участник Великой Отечественной войны, академий не кончал. Учился больше у жизни. Это он в первый раз спас солдата Метелкина от неизбежного трибунала, когда тот заснул возле полкового знамени.
