Павел Улитин - Путешествие без Надежды

But she wanted to be arrested. But she wanted not to be allowed to sleep peacefully at home{39}.

В тот момент я почему-то об этом не подумал. Но я был занят рассматриванием домов с левой стороны. Хватит. Все остальное было без нас.

До решительного жеста можно и так. Условно и так. Можно было не упоминать. Процедура упростилась. Он ограничился устными рассказами. Можно много вариантов дать. Не пойму, что тут с лентой. Грустно думать, что нас обманули. Вот и все, собственно говоря. Всю ночь гремят джазбанды и скалят искалеченные рты{40}. Так можно до бесконечности. Но никто не заставляет по-английски. Никто. Направо с трудом, тут была конюшня, отсюда отступали. 6 дорог или 5? Одна в сущности. But nobody compels you to read it. But nobody wanted to say anything more definite. Bloody fool, couldn't he see? Exactly at the very moment when you needed to find 20 good words. Twenty good words would make the difference{41}. Фиолетовые ямбы на 5 минут. Потом вдруг внезапный поворот. Вам что-нибудь напоминает, поэтому вы улыбаетесь. Аллюзия. Красиво. Дружба продолжалась до конца жизни. Я описывал бутылку мукузани, освещенную солнцем. Но постоянно где-то слева за невидимой завесой стоял призрак, сверкая недобрыми глазами. Мне не пригодилось. Еще раз «дубина». Полено. Бревно. Был интересный разговор с точки зрения грузин, приехавших на московский рынок. Ты чуешь? Чую. Что-то происходит. Одного взгляда было достаточно. Междометия повысились в цене. Прямо физически ощущаю на затылке дыхание враждебных взглядов. Читайте старое. Читайте.

Just for you about justice. The organised Church and the highest form of punishment. She wanted to be alone{42}. Я ничего не могу придумать, кроме как портить лучшую бумагу.

Зрело подходил к решению задачи. Уже давно все сказано.

Уже давно главное написано. Надо только найти и карандашом отметить.

Я знаю одного старого знакомого, который другими глазами может смотреть на антикварные книги. Но они разделяли отцовскую библиотеку. Два брата. Кроме того, никто из них продавать не собирается. На Пушкинской улице книг не было. Там коллекционировались редкие фотографии и подарки от отца с его автографом. Но он не сказал «из Тарусы». Он сказал «из Казани». Она оживилась, потому что у нее тоже напряженные отношения с Валовой улицей. 7-й Ростовский переулок — старый адрес. Он уже умер. Она живет где-то в новом районе.

Virginia Dignam said wittily,«If it is art, it is an art with F.»{43}

Тут больше ничего можно не цитировать. Но это уж слишком. Что поделаешь. Они у себя в Лондоне не стесняются.

Я перепутал. Я почему-то думал, что там французский текст («Отречение Суллы»). Что сказал Франсуа Мориак о Жорже Сименоне, интересно для Франсуа Мориака. Для Жоржа Сименона интересна только цифра 216 или 240. Это он столько романов написал. Если будете в Швейцарии, так ему и скажите: «Мы только Вас и читаем, больше никого». Мы по Вас изучаем «Евгения Онегина». Без Вас мы не читаем Пушкина. Нельзя шагу сделать без Вас.

— Как вам удалось передать атмосферу проскрипций? У вас талант историка. Это же было когда? А вы написали так, как будто вы жили в ту эпоху.

Профессор Нейгауз никогда не видел еще такой способной студентки. А она про дядю писала.

Если написанное через точку с запятой — сокращенный дайджест стенограммы звуков из ящика, то тогда конечно. Слово «скрэмблер» надо переводить хотя бы как «особый телефон». Так много приходилось принимать на веру. С ее точки зрения интересного человека на этом дне рождения не было. Он не пришел. Обойма из 5 патронов, место за столом для пяти человек. Хоть бы приблизительно в одну сторону. Прочитав вслух «Разговор о рыбе»{44}, можно сделать такое заключение. Пора портить «Разговор о рыбе». Глагол означает «зашифровать радиопередачу». Телефон не позволял подслушивать, а как — это не имеет значения.

«В подворотне с дворником курила, водку в забегаловке пила». Не те книги и не те бумаги, с этого начинается первая глава. Из подсознательной. На вопрос «из какой жизни вы пишете?» «Болван предал болвана, то были я да ты»{45}.

«Under the spreading chestnut tree I sold you and you sold me». Scrambler is the word. Just what I forgot. Just what I didn't need to remember{46}.

Слова про Щелыково, разбросанные по всем углам, и в самом далеком углу вдруг «Бунт единицы». Ах не напоминайте мне о нем. Это как два читателя читали вдруг один неизданный роман. Мне больно, Бес. Что делать, Фауст? Таков вам положен предел. Но беспредельно простирались занятия ерундой. Например, шлифовка произношения имен судей по «Книге судей». Из японского развлекательного романа.

Потом мы сразу перешли в другую плоскость, и связь оборвалась.

Мы лучше поспешим. Куда стремглав, не меняя волны, уводит нас неопределенность впечатления. Для разогрева. Для разгона читателей употреблялась другая лексика. Читал лекции, но не пользовался успехом. Теперь работает не по специальности. Просто ведет разговорную группу русского языка. Постепенно множится со всех сторон «ни в коем случае».

Тут человека берегут как на турецкой перестрелке{47}. Один раз и звуки из ящика притомились. Направленная против него кампания имеет целью запугать с. граждан. Органы угрожали его убить. Стамбул гяуры нынче славят. У старой мельницы мы посидим на сухом дереве. Китайский пейзаж — см. цитату из Олдоса Хаксли. — на грани острой в круге первом на всякий случай НА КАЖДОМ ПОВОРОТЕ давным-давно. Не умеет человек придумывать названия. Валя-Валентина, что с тобой теперь? Но смысла надписи зловещей никто из них не разгадал.

Если там было про стук в окно, то это существенное дополнение. Трудно уловить общую линию, если не считать «Герострата» или «Обманщика». Первые вклейки продолжают «Озеро», это ясно. Все вклейки вообще. Я прочитал огромное количество страниц. Никакой разницы нет. Небрежный почерк лежа в постели, с таким же результатом. Совершенно не понятно, за что там уцепиться. «Холостой заряд»{48} работает только с китайской картой. Цитата из Монти в другом месте. Если взять весь переплет с рыболовом, будет еще хуже, потому что неопределенней. Неизвестно что. Кошмарный жуткий ритуал. Снег падал. Скользко на улице. Автопортрет Сорина в Третьяковке. Мы читаем «Похищение премьер-министра» вслух. Агата Кристи в московском издании{49}.

Жуткие осложнения на каждом шагу. Да они что опупели что ли? Старую высохшую копирку продают, а? Нет, я ошибся. Жуткие осложнения на каждом шагу: да зачем мне это нужно? Таких 25 повстречаешь на каждом углу, постой только 5 минут. «Я вас встречал в „Молодой гвардии“?»

Икота икота перейди на попа Федота, с попа Федота на Якова, с Якова на всякого. «Трэджи фо ю, комикал фор эврибоди элс»{50}. Игзэктли! ЧЧЧЧЧ-орррр!

Проба новой ленты. И паршивой бумаги, которую я все-таки купил, а что делать? Больше нет никакой. И проба паршивой бумаги ДЛЯ ЗАМЕТОК, благодарю. Может, сохранить? Может, пригодится? Кошмар. НИЧЕГО УЖ БОЛЬШЕ НЕ ПРИГОДИТСЯ. Как эта встреча с автором либретто. Саквояж. Чемоданы, сквозняки, слитки золота и монеты на таможне: а это зачем ей понадобилось? Это про Нэнси Митфорд. Авантюристка она. Халтурщица, а не самая остроумная женщина в Лондоне. И Вы думаете, это женская точка зрения? Ничего подобного. Это плохая Агата Кристи в комбинации с плохим Сомерсетом Моэмом. Спасибо. Я отыскал старые страницы, нашел выписки и успокоился. И этого не нужно было. Так — от нечего делать. За неимением лучшего — более точные слова. «Круг чистой воды». «Заблудшие». «Фараон»{51}. Еще что-то. Жаль, что не пошел. Еще не поздно. Все равно, они идут вечером, уверен в этом. 5 минут нужно чем-то одним заниматься — или курить или пить вино или печатать на машинке.

Еще раз мимо Люксембурга и Индонезии. Там же было посольство? Особняк в переулке теперь. И вы узнаете об этом через 20 лет. Про кафе. Роман «Максим Шостакович»{52}. До сих пор неизвестно. И тут же сразу вопрос: «А кто написал?»

Она не арестована пока. Но она почему-то не собирается. Мать сыновей великого человека. «Мать Ермолая»{53} — она так и знакомится, а по-моему, хорошо. Он бы давно уже у нее в печенках сидел. Она не знает своего счастья. Если бы он каждый день с ней. Она не ценит своей радости. Когда ты дома, я не принадлежу себе. Я не могу делать что надо. Ты меня затыркал, заговорил, замордовал, — я не успею в душ. Ой кошмар, я не могу!! Жарища еще эта проклятая, никуда не денешься. Начинаются мои мучения (с солнечной стороной). Я с ужасом думаю о переселении, я там не буду спать, а куда мы денем наши завалы? Книги, газеты, штабеля, барахло, макулатура — накопили за 20 лет. Они с радостью, они с завистью, а я с тревогой. — «Америка в Сокольниках»{54} — вот что было в последний раз. Если бы это был дайджест по 60 страницам, а в общем так и получается. Независимо от того. Зачем мне лишний раз говорить эту неприятную правду? Конечно это правда. Но я ведь тебя спрашиваю о другом. Лучшая виолончель СС заявила, что СВ создает артистический карантин вокруг него и его жены. Он объяснил, что это месть за дружбу с изгнанником{55}. У них была драма. Он был крестный отец, а по законам и обычаям крестный не может жениться. Тогда на него наложили эпитимью и он ее выполнил, и тогда священник разрешил им жениться. Она еврейка, но перешла в православие.