Этгар Керет - Азъесмь
После еды папа сделал вид, что идет в туалет, и вернулся со стюардессой. Туг я вдруг поняла, что в качестве подарка он мне устроил визит в кабину пилота. Я так намучилась, что у меня даже не было сил с ним спорить. Я потащилась за стюардессой в кабину, и там пилот и штурман стали рассказывать мне всякие скучные подробности о приборах и часах. Под конец седой пилот спросил, сколько мне лет, а штурман вдруг засмеялся. Пилот злобно зыркнул на него, тот перестал смеяться и извинился. «Я не хотел вас обидеть, – сказал он, – я просто привык, что чаще всего, вы понимаете, сюда приходят дети». Пилот сказал, что, так или иначе, было очень мило с моей стороны проведать их в кабине, и спросил, понравилось ли мне в Нью-Йорке. Я сказала, что да. Пилот сказал, он просто обожает этот город, потому что в нем есть все на свете. А штурман, которому, видимо, было слегка неловко, тоже захотел добавить пару слов и сказал, что лично ему немного мешает бедность, на которую там натыкаешься, но в наши дни со всеми этими русскими бедности, собственно, хватает и в Израиле. Потом они спросили, довелось ли мне поесть в том самом новом ресторане, который только что построили и из которого виден весь Манхэттен, и я сказала, что да. Когда я вернулась в салон, папа довольно улыбнулся и поменялся со мной местами, чтобы мне было видно приземление. Пока я пыталась немного откинуть спинку кресла, он погладил меня по спине и сказал: «Зайчик, горит красный свет, тебе стоит пристегнуть ремень, мы вот-вот сядем». Я затянула ремень туго-туго и почувствовала, что вот-вот заплачу.
Мысль в форме рассказа
Это рассказ о людях, которые когда-то жили на Луне. Сегодня там уже никого нет, но еще несколько лет назад Луна была битком забита. Люди на Луне считали, что они совершенно особенные люди, потому что им удавалось придавать своим мыслям какую угодно форму: форму кастрюли, или форму стола, или даже форму брюк «клеш». Так что им удавалось дарить своим подругам по-настоящему оригинальные подарки, вроде мысли о любви в форме кофейной чашки или мысли о верности в форме вазы.
Эти тщательно вылепленные мысли действительно производили сильное впечатление. Но со временем лунные люди пришли к некоторому негласному соглашению касательно того, как должна выглядеть каждая мысль. Мысль о материнской любви всегда имела форму занавески, мысли же об отцовской любви придавали форму пепельницы. Так что, в какой бы дом ты ни пришел, можно было заранее угадать, какие мысли и какой формы будут аккуратно сложены на журнальном столике в гостиной. На всей Луне был только один человек, придававший своим мыслям особую форму, – это был молодой, странноватый парень, которого почти все время мучили жизненно важные и оттого тревожные вопросы. Главная мысль, крутившаяся у него в голове, была о том, что у каждого человека есть хотя бы одна уникальная мысль, похожая только на него и на самое себя, – мысль, обладающая цветом, объемом и содержанием, какие может вообразить себе только этот человек.
Он мечтал построить космический корабль, покрутиться на нем по Вселенной и собрать все уникальные мысли. Он не ходил на тусовки и не развлекался, а время тратил только на постройку космического корабля. Для этого он создал двигатель в форме мысли о любознательности и систему зажигания, сделанную из здравого смысла. Это было только начало. Он добавил еще массу сложных мыслей, призванных помочь ему вести корабль и выжить в открытом космосе. Вот только его соседи, наблюдавшие за ним во время работы, видели, что он все время ошибается, потому что только человек, совсем ни в чем не разбирающийся, мог создать мысль о любопытстве в форме двигателя, в то время как совершенно ясно, что такая мысль должна иметь форму микроскопа, не говоря уже о мысли о здравом смысле, которая, чтобы не выглядеть безвкусно, должна иметь форму полки. Они пытались ему объяснить, но он их совершенно не слушал. Его стремление найти все подлинные мысли во Вселенной буквально заставило его изменить хорошему вкусу, чтобы не сказать – здравому смыслу.
В одну прекрасную ночь, пока юноша спал, несколько его лунных соседей собрались и из жалости к нему разобрали почти готовый космический корабль на составляющие мысли и упорядочили их заново. Когда молодой человек проснулся утром, он обнаружил полки, вазы, термосы и микроскопы на том месте, где стоял корабль. Всю эту кучу венчала мысль о сострадании по поводу его умершей собаки – ей была придана форма вышитой скатерти. Такой сюрприз совсем не порадовал молодого человека. Вместо того чтобы сказать «спасибо», он впал в бешенство и начал ломать вещи в припадке безумия. Потрясенные лунные люди за ним наблюдали. Они терпеть не могли приступов бешенства. Луна, как известно, является небесным телом с очень слабой силой притяжения. Чем меньше сила притяжения планеты, тем больше она зависит от порядка и смысла, потому что любому предмету хватает малейшего толчка, чтобы потерять равновесие. Если же всякий, кто слегка расстроен, начнет впадать в бешенство, это просто закончится катастрофой. Когда в конце концов стало ясно, что молодой человек не собирается успокаиваться, у людей не осталось выбора, и им пришлось задуматься, как его остановить. Тогда им пришла в голову одна общая мысль об одиночестве, размером три на три. Они создали ее в форме темницы, с очень низким потолком, и посадили молодого человека внутрь. И каждый раз, когда он случайно прикасался к одному из прутьев решетки, его било холодом, напоминающим о его собственном одиночестве.
В этой-то камере он и создал себе последнюю мысль – мысль об отчаянии в форме веревки, – завязал петлю и повесился. Люди на Луне пришли в восторг при мысли о веревке отчаяния с петлей на конце, сразу же создали себе собственные мысли отчаяния и затянули их у себя на шее. Так все люди на Луне и вымерли, осталась только темница одиночества. Правда, через несколько лет она тоже развалилась от космических бурь.
Когда на Луну спустился первый космический корабль, астронавты никого не нашли – обнаружился только миллион ям. Вначале космонавты думали, что эти ямы – древние могилы людей, когда-то живших на Луне. Но при проверке выяснилось, что ямы были просто мыслями ни о чем.
Гур и его теория скуки
Из всех моих друзей у Гура больше всего теорий, а изо всех его теорий больше всего шансов оказаться правильной, конечно, у теории скуки. Теория скуки, по Гуру, гласит, что скука – это причина почти всех событий на свете: влюбленности, войны, изобретений, моющихся обоев. Девяносто пять процентов всего на свете – это чистая скука. К последним пяти процентам он относит, например, тот случай, когда его чудовищно избили в нью-йоркском сабвее два года назад, – его тогда ограбили два каких-то нефа. Они, конечно, тоже выглядели слегка скучающими, но гораздо больше – голодными. Эту концепцию он любит развивать во всех подробностях на приморском пляже, когда у него уже нет сил кидаться «фрисби» или лезть в воду. Я сижу и в тысячный раз слушаю его в смутной надежде, что сегодня наконец и на наш пляж придет какая-нибудь отвязная телка: не то чтобы мы хотели к ней пристать, но нам хоть будет, на что пялиться.
Последний раз мне довелось выслушивать теорию Гура неделю назад, когда пара ментов поймала нас на Бен-Егуде с полной обувной коробкой травы. «Большинство законов тоже происходит от скуки, – объяснил им Гур, пока мы ехали в полицейской машине. – Но это о'кей, потому что это делает нашу жизнь интереснее: те, кто нарушает законы, нервничают, что их поймают, и это помогает им убить время. А полицию буквально прет, потому что, когда нарушают закон, время так и бежит. Поэтому на принципиальном уровне у меня нет проблемы с этим задержанием. Я только одно затрудняюсь понять: зачем вам понадобилось цеплять на нас наручники?»
«Заткнись!» – рявкнул на него мент в солнечных очках, сидевший вместе с нами сзади. Было видно, что ему не слишком-то улыбается перспектива явиться в отделение с двумя придурками, которые курят траву, потому что у них кончились деньги на пиво, а не с каким-нибудь серийным насильником, или террористом, или хотя бы грабителем банков.
От допроса мы с Гуром получили массу удовольствия, потому что в участке был не только кондиционер, но еще и симпатичная полицейская, просидевшая с нами несколько часов и даже сделавшая нам кофе в пластиковых стаканчиках. А Гур изложил ей свою теорию войны полов и сумел рассмешить по крайней мере дважды. И вообще все было просто сказочно, кроме одного, слегка напрягшего нас момента, когда какой-то полицейский, насмотревшийся сериалов, вдруг вошел в комнату и захотел нас обоих отдубасить. Но мы ловко выкрутились – признались во всем еще до того, как он успел к нам подойти. Я тут пересказываю только самые занимательные куски, и кажется, что все происходило очень быстро. Но на самом деле бумажная волокита закончилась уже ночью. Тогда Гур позвонил Орит, которая была его подругой почти восемь лет и только в последние полгода наконец поумнела, бросила его и нашла себе парня понормальнее. Она тут же приехала в отделение, чтобы освободить нас под залог. Приехала одна, без своего парня, и все время давала понять, что ей опять приходится возиться с Гуром и что это ее просто бесит. Но на самом деле по ней было ясно, что она рада его видеть и ужасно соскучилась. Когда она освободила нас, Гур хотел пойти выпить с ней кофе или еще что-нибудь в этом роде, но она сказала, что ей надо бежать, потому что она работает в ночной аптеке, и что как-нибудь в другой раз. Гур сказал, что он все время звонит ей и оставляет ласковые сообщения на автоответчике, но она никогда не перезванивает, и ему удается повидать ее, только если его задерживает полиция. Она ответила, что пусть он лучше не звонит, потому что ничего у них не выйдет, и из него самого тоже ничего не выйдет. Он продолжает все время тусоваться с людьми вроде меня и ничего не делает – только ест шаурму, курит косяки и пялится на девушек, а я совсем не обиделся, потому что она сказала все это с искренней симпатией и, кроме того, она была права. «Я уже совсем опаздываю», – сказала она, залезла в свой «жук» и уже потом, тронувшись с места, помахала нам из окна.