Яшар Кемаль - Разбойник
Тем временем над его головой сгущались новые тучи. После того как Чакырджалы вернулся к мирной жизни, все остальные разбойники поднялись в горы. Так, впрочем, бывало всегда. В одной берлоге им не было места. Большинство этих мелких грабителей были его врагами. И теперь они безжалостно вершили расправу над его друзьями и сторонниками: грабили, похищали, требуя выкупа. А Чакырджалы никому не мог помочь. Преследовать весь этот дерзкий сброд было слишком опасно: еще попадешь в засаду. Эфе очень тревожили эти нападения. А тут случилось одно незначительное на вид происшествие, которое окончательно лишило его покоя. Вместе с местной знатью он ездил развлекаться на мельницу. Много ели, пили, вели веселые разговоры. А потом начали состязаться в стрельбе. Право стрелять первым, само собой, предоставлено было Чакырджалы. Поставили стоймя яйцо. Чакырджалы уверенно прицелился, выстрелил. Перед яйцом взметнулась струйка пыли. Еще промах. И еще. Чакырджалы побагровел.
— Наверное, у вас старое оружие, — вежливо предположил стоявший рядом ага.
— Новое, — ответил эфе.
— Тогда, значит, давно не упражнялись.
— Два месяца в руки не брал.
— А я вот стараюсь тренироваться ежедневно, — сказал ага. — Стоит пропустить день — и начинаешь мазать.
Он вытащил из-за пояса револьвер, не спеша взял яйцо на мушку и нажал на спусковой крючок. Яйцо разлетелось вдребезги.
— Молодчина! — порадовался за него Чакырджалы.
Но собой он был очень недоволен. Разучиться своему ремеслу для эфе подобно смерти.
Что же делать? Неужели снова горы? Как хорошо жить спокойно, по-человечески! Когда у тебя есть все, чего так жаждут люди, — деньги и слава! Жизнь на равнине, конечно, скучновата, но все же лучше, чем в горах.
Народ жестоко страдал от притеснений множества грабителей, которые отбирали у него последнее. Недовольны были и многие богачи.
В Одемише было составлено прошение на высочайшее имя. В нем содержалась жалоба на разбойников, обирающих всех без исключения, нарушающих общественный порядок, а в конце излагалась просьба прислать для борьбы с ними Кара Саида-пашу. Гордость военачальника была глубоко уязвлена поражением, которое он потерпел от Чакырджалы. К этому унижению присоединился страх потерять авторитет среди аскеров. Паша не раздумывая принял командование силами преследования и направился в Измир.
Начал он с объявления всеобщей амнистии. Всякому, кто в течение десяти дней явится с повинной, гарантировалось полное прощение. Ослушникам грозила смерть. Многие разбойники воспользовались этой возможностью, чтобы спуститься на равнину. Это придало Саиду-паше уверенности в себе. То, что Чакырджалы и его люди разгуливают с оружием в руках, он считал недопустимым: в государстве не может быть еще государства, пусть крошечного. Чакырджалы, как и все рядовые граждане, должен ходить безоружным. Ему придется принять это требование. Паша навел справки, выяснил, что Чакырджалы недавно женился, построил себе дом и, судя по всему, не помышляет об уходе в горы. Чакырджалы было направлено такое письмо:
«Высочайшим повелением я назначен командующим силами преследования. Его величество падишах придает большое значение поддержанию общественного порядка в стране и приказывает ликвидировать все разбойничьи шайки. Положение требует решительных мер. В связи с этим предоставленное Вам право ношения оружия отменяется. Вы обязаны в кратчайший срок сдать все имеющееся у Вас оружие. На этом условии Вам повторно гарантируются личная безопасность и неприкосновенность.
Командующий силами преследования
бригадный генерал
Саид-паша».
Это письмо ничуть не удивило Чакырджалы. Собрав всех своих нукеров, он прочитал его, а затем решительно заявил:
— Оружия мы не сдадим.
— Не сдадим, — дружно поддержали его все.
— Завтра же уйдем в горы.
— Уйдем.
Эфе сплюнул — будто выстрелил слюной.
— Надо было прикончить эту гадину! Чего бы мне это ни стоило! — И первый раз в жизни заговорил как его мать. — Нельзя доверять османцу. Даже если это твой родной отец… Ну ничего, Кара Саид! Мы еще с тобой поквитаемся!
Его письменный ответ гласил:
«Настоящий мужчина никогда не расстается с оружием. Хочешь — попробуй отобрать его силой.
Чакырджалы Мехмед».
Занимался рассвет. Вот-вот солнце вонзит свои сверкающие иглы в самую вершину Пятипалой горы. А пока над ней вьется небольшое, словно съежившееся от холода, облако и помаргивают звезды.
Чакырджалы ехал молча, понурив голову. В сердце его разгоралась ярость. Почему его не оставляют в покое? Ведь всю свою жизнь он стремился творить добро, помогал беднякам, убивая их бесчестных притеснителей! Почему же его не оставляют в покое? Чего от него хотят?
— Хаджи! Ты, кажется, забыл, что у нас есть один должок.
— Должок? Что-то не припоминаю, эфе. Мы как будто никому ничего не должны.
— Должны, Хаджи, должны.
— Кому же?
— Помнишь, вместе с нами в тюрьме сидел один несчастный, жену которого увел брат? Он все время молчал, был точно не в себе. Перед тем как нас выпустили, он молил отомстить за его поруганную честь. Этот должок мы так и не выплатили.
— Ну что ж, надо рассчитаться.
— Как ты полагаешь: если я разрежу их на мелкие куски, это будет справедливое возмездие?
— Совершенно справедливое, эфе, да укрепит и благословит Аллах твою руку!
— Подумать только… муж в тюрьме… как птица в клетке… а жена ему изменяет… и с кем?.. с деверем!.. Прежде чем поднимемся в горы, мы должны совершить это благое дело… Помнишь, как называется их деревня? Как зовут его жену и брата?
— Помню, все помню, эфе. Такие вещи не забываются.
— Тогда прямо туда, Хаджи!
На заре второго дня они были уже в той деревне. Схватили брата и жену арестанта, который просил отомстить за него.
— Соберите всех сельчан, — велел эфе.
Вскоре все деревенские жители толпились на площади.
— Принесите колоду, — приказал Чакырджалы.
Мужчина и женщина съежились, дрожат. Сельчане во все глаза смотрят на эфе, испуганно ждут, что дальше будет. Но никто ничего не говорит.
— Какого наказания заслуживает человек, который, словно пиявка, присосался к жене сидящего в тюрьме брата? — спрашивает эфе. — Какова воля Аллаха?
Ответом — полное молчание.
— Какого наказания заслуживает жена арестанта, которая изменила ему с деверем?
Снова молчание.
— Когда этот бедняга, что сидит в тюрьме, услышал о таком вероломстве, он чуть было рассудка не лишился. Не ест, не пьет, никому в глаза посмотреть не смеет. Какого же наказания заслуживают эти двое?
Сельчане окаменели, замерли — не дышат.
— Положите этого выродка на колоду и отрубите руки, которыми он обнимал свою невестку.
Нукеры обрубают руки. По самые плечи.
Затем подтаскивают к колоде и женщину. Она стонет, кричит в полу беспамятстве:
— Пощади, эфе, пощади! Навеки твоей рабыней буду!
— Так ли пристало вести себя жене арестанта?! Отрубите ей голову.
Толпа оторопело смотрит на два изуродованных тела.
— Время для намаза, — говорит эфе.
Нукеры поспешно расстилают коврик. Эфе совершает намаз, молится. Закончив обряд, молча встает и уходит.
Когда Саид-паша прочитал письмо Чакырджалы, в глазах у него потемнело от злости. Что он себе позволяет, этот наглец? Надобно его уничтожить, любой ценой уничтожить!
А тут как раз приходит донесение об убийстве двух людей. Во главе всех своих отрядов Саид-паша спешит к месту преступления. Окружает деревню, а Чакырджалы, ясное дело, уже скрылся. Птицей стал, улетел. День за днем разыскивает его паша, никак не может найти. Аскеры Саида-паши щедро раздают тумаки и пинки крестьянам и юрюкам. Некоторых забивают чуть ли не до смерти. Но и они упорно молчат. Так и не удается найти конец нити, которая могла бы привести к Чакырджалы. Все получаемые сведения оказываются ложными.
Саид-паша обыскивает все места, где, по его предположениям, мог бы укрываться разбойник. И не находит ни одного ага, крестьянина, батрака или юрюка, который бы ему не помогал. Все — укрыватели, пособники! Так и не узнать, какие убежища Чакырджалы главные! И хуже всего, что под градом ударов народ решительно встает против правительства. Положение Чакырджалы с каждым днем укрепляется.
Так целая армия, возглавляемая надменным пашой, тщетно гоняется за одним-единственным человеком.
14И снова эфе в горах! Убежище у него надежное — деревушка, затерянная среди скал. Жители окрестных селений — и стар и млад — готовы отдать за него жизнь. Никогда еще ни от разбойников, ни от правительства, ни от ага не видели они ничего хорошего. А Чакырджалы делает им столько добра — не диво, что его так любят. Во всех этих селениях он может расхаживать спокойно, без каких-либо мер предосторожности. Если жандармы или солдаты и схватят кого-нибудь из тамошних жителей, даже под пытками он не раскроет рта. Сотни людей охаживают палками, бросают в тюрьмы, но никто не выдает местонахождения эфе.