Елена Нестерина - Разноцветные педали
Вот с этим паном Валера ошибся. Не одноклассник, оказывается. Хм, интересно...
Ещё ближе к вечеру приехал тоже не одноклассник Лёха Быков, перед которым, к удивлению своему заметил Валера, Змеющенко невероятно робела и которого, оказывается (сообщил Валере сам Дибич-Забакланский), в детстве пыталась избить. Да, было такое – когда храбрая рыженькая Зоя вступилась перед Лёхой за Антона Мыльченко.
Быков долго и почтительно тряс своей властной рукой её тощую лапку. А Антошка, зараза, всё не появлялся в «Педалях». Его Зоя ждала с особым трепетом.
Роман! Оказывается, у великой писательницы и провинциального дипломированного поэта был роман! Девчонки на кухне знали об этом и хотели посмотреть момент встречи влюблённых – а Валера тем самым получил столь ценные сведения.
Чтобы не пропустить приход Мыльченко и сцену встречи голубков, Валера старался не попадаться на глаза начальству – чтобы куда не перевели. Но всё же попался – и последние полтора часа провёл-таки на дальних воротах! Дворники традиционно гребли снег, под скрежет лопат Валера нервно ждал, считая минуты. И когда пришёл долгожданный сменщик (некто Навалюк из дивизии киборгов), Валера не стесняясь бросился в клуб. Отчитавшись перед начальником, он вмиг переоделся – и мог теперь делать что хотел.
В основных залах «Разноцветных педалей» вовсю гудела чья-то корпоративная новогодняя вечеринка, так что московскую знаменитость Килану чествовали во всех служебных помещениях клуба, начиная с Арининых апартаментов. Туда и просочился Валера, уже даже не ругая себя и не отправляя дежурить со старухами-любопытницами к подъездной лавочке. Он был теперь не на работе, а значит, равен в правах со всеми отдыхающими. Ему налили вина, ему позволили плюхнуться на кожаный диван – да ему то же самое, что и всем, позволили. А все сидели на диванах и креслах небольшой гостиной, бродили туда-сюда – из служебных коридоров через Аринин кабинет. Правда, двери в остальные комнаты, вроде усмотренной Валерой в день, когда хоронили воробья, детской, были закрыты, и туда никто не рвался. Что Валере, с одной стороны, понравилось, а с другой... С другой, навело на мысль – значит, доступ к жизни Арины Балованцевой внутри «педальных» внутренностей даже для столь приближённых людей закрыт. Или это потому, что, помимо одноклассников, здесь сегодня такие личности, как он, тёрлись, Килану Змеющенко чествовали?.. Мысль, как и многие подобные, зачахла, не найдя источника питания. Но Валера не расстроился.
Антон Мыльченко наконец явился – и теперь он сидел у ног Киланы, держал её за руку и был, к неудовольствию Валеры, необыкновенно пригож. Аж слёзы наворачивались от умиления – таким, подлец, выглядел счастливым и трогательным.
Тётя Роза, делать которой в молодёжной компании вообще-то было и нечего, цепко перехватила тоскливый (оказывается!) взгляд Валеры, помахала пачкой сигарет, кивнула в сторону двери. И Валера вышел вслед за ней.
На улице, глядя из-под козырька крыши на бесцеремонный дождь, как будто оплаченный ненавистницей зимы Балованцевой Ариной Леонидовной, Валера и узнал.
Что Антошка влюблён в писательницу с малолетства. Влюблена ли в ответ писательница и что там у неё в голове, тётя Роза сказать определённо не могла. Но, поскольку зловещая Змеющенко ей явно не нравилась, выдавала Роза информацию прямо-таки бесплатно и с удовольствием. В общем, первые дни – а приезжала Килана в родной город с интервалом три-четыре месяца – были они с Антоном не разлей вода. Мотались по клубу – им позволялось шастать где угодно, Антон читал Килане свои стихи, она ему – прозу. Смотреть, по мнению Розалии, на это было тяжко, но персонал привык. Арина Леонидовна выделяла машину – и комическую парочку катали по городу. Постепенно Антошка и Киланка начинали ссориться, даже драться, поэт неизменно напивался, устраивал пышные дебоши и убегал от своей спутницы, бросая её в самых неожиданных местах – там, где клевал его в задницу дурной демон скандалов. Страдающая Килана Змеющенко вместе с поисковой бригадой участвовала в разыскных мероприятиях, Гуманоида отлавливали, Килана уговорами и сюсюканьем приводила его в чувство – и их неизменно ждало несколько дней счастья. Но долго пребывать в покое и довольстве мизераблический поэт не мог, снова срывался. Килана надевала свой самый чёрный парик и уезжала в Москву.
Управу на буйного поэта не мог найти никто. Арине Леонидовне было последовательно жалко обоих, поэтому она собственными средствами успокаивала и Антона, и подружку Зоеньку.
Эх, подумал Валера, бросая окурок в урну, вот дать бы этому Антону пару раз по соплям! Дать – а затем пристроить его работать к какому-нибудь безостановочному станку! Или затолкать в аппарат, где Антону за счёт заведения как следует задницу надерут. Но попробуй дай по соплям, попробуй пристрой, попробуй затолкай... Поэтому, решил Валера, когда его снова призовут ловить бесноватого поэта, он не станет подбирать его с пола, следуя инструкции – осторожно и тщательно. Как мешок с мусором – то есть кое-как! Вот как он с ним будет. И кантовать – кантовать как можно ощутимее.
С этой мыслью Валера направился в сторону апартаментов Арины Леонидовны. Тётя Роза, в которой у него отпала необходимость, ничуть не расстроилась, засмолила новую цигарку – вывалили покурить на улицу несколько человек.
* * *А румяная Килана с чуть размазанным глазом что-то рассказывала. Парик одиноким скальпом мотался на вешалке, так что собравшиеся могли созерцать великую Змеющенко в её истинном цвете. И ничего, созерцали. А ещё её внимательно слушали. Демоническая писательница расслабилась, улыбалась – и была мила, как майский день. Майским днём хорошо и приятно – это Валера чётко помнил. Хорошо-приятно было и ему – никогда ещё Валере не доводилось оказываться в такой славной компании! Правда, неоднократно звонила Лиля, и Валера честно ей отвечал, что находится по работе на празднике, что скоро будет, скоро, да, скоро...
Туалет балованцевских апартаментов потряс Валерино воображение. Унитаз был спрятан под полированным, правда, шатким, весьма неновым и тем не менее удобным для сидения старинным электрическим стулом. На широких подлокотниках крепились кожаные ремни для фиксирования, как и полагается, рук. Такими же ремнями были оборудованы ножки. К широкой спинке, примерно в районе головы среднеразмерного человека, был прибит ошейник – не дёргаться на стуле, так уж не дёргаться. Сверху свешивалась металлическая электрошапочка. Валера полюбовался пыточным весельем, посидел на нём, позвенел ремнями с медными пряжками, нажал на кнопку слива, удобно вмонтированную в правый подлокотник, подумал: интересно, это Арина Леонидовна каждый раз пристёгивается – или гостей так отпугивает, чтобы не шлялись по её туалетам?
Внимание его привлёк «Мойдодыр» с изощрённо выгнутым краном и в тон ему вентилями – вода из этого агрегата бежала как-то особенно жизнерадостно. Затем Валера полюбовался зеркалом в деревянной оправе (оправа из того же дерева, что и стул – одни безумцы делали!) и раковиной из чёрного шлифованного камня.
Дверь вела куда-то и дальше – скорее всего, в помывочную, но тут нетерпеливо задёргали ручку основной двери. Скромный Валера не стал никого задерживать, игнорируя полотенца, вылетел вон и забился в угол дивана. На электрическом стуле его сменил Мыльченко. Интересно, а подведено ли к стулу это самое электричество – или всё так, бутафория?..
* * *Он выпил довольно много – весёлого красного вина, аккуратно сидел, молчал и впитывал чужую радость. Улыбка уже ощутимо стягивала ему лицо, но Валере это нисколько не мешало. Он находился в декорациях чужого фильма о празднике, но совершенно по этому поводу не парился. С ним не общались, но и не прогоняли, потому что не считали Валеру лишним – все празднуют приезд Зои Редькиной, значит, и он тоже празднует. Мелькали тут и там Мамеды и Дибич-Забакланские, Быковы и паны Теодоры, Антошки вскакивали и что-то в рифму выкрикивали, кто-то подливал Валере вина, совал под нос поднос с канапе и тухлым сыром. Валера пил, ел, смотрел.
И – опа! В самый неожиданный для расслабленного Валеры момент Зоя и Антон уехали. Куда деваться – пришлось и ему отчаливать. Валера отчалил, но нирвана не отпускала.
Валера сначала ехал, а затем шёл домой. Высунув из капюшона лицо в дождь, он улыбался – той улыбкой, что выдали ему сегодня. Да. Да, да, да. Жизнь радовала. Милая пего-рыженькая Зоя в зловещем парике и чёрном платье. Это она добавила его жизни смысла. Её любила наводящая страх Арина Балованцева, сидела с ней, смеялась, как обычная девчонка, – и именно за эту Зою Валере хотелось... восхищаться Ариной Балованцевой ещё больше! Да, восхищаться – злость, оказывается, можно снимать, как чёрный киланский парик, и вешать на крючок. И пусть этот мир бредоносных развлечений Валера не будет, наверное, понимать никогда. Но этот мир любила простая душа Зоя. Простая – уж он внимательно следил за Редькиной весь вечер, Редькина не прокололась ни разу! Так что раз этот вымороченный мир любила Зоя, значит, он действительно чего-то стоит.
