Кауи Хеммингс - Потомки

Я слышу голос Скотти и опускаю газету. Девчонка сидит на табурете и, вывернув шею, любуется на свой зад. Вихляя задом, Скотти напевает: «Мне нравится одна красавица, ох и жирная у нее задница».

Так, с меня хватит. Я откладываю газету и хочу встать, но тут замечаю, что к бару подходит Трой. Высокий, величественный, золотоволосый Трой. Я быстро разворачиваю газету и прячусь за ней. Моя дочь внезапно замолкает. При виде Троя желание дурачиться у нее сразу пропало. Уверен, что когда он ее заметил, то хотел уйти, но было уже поздно.

— Привет, Скотти, — слышу я его голос. — Хорошо выглядишь.

— Ты тоже, — отвечает она, но ее голос звучит как-то странно. Я почти его не узнаю. — Улыбнись, — говорит Скотти, и я слышу щелчок фотокамеры.

— Э-э… спасибо, Скотти.

«Э-э… спасибо, Скотти». Трой — тугодум. Когда-то его прадедушка изобрел магазинную тележку, так что теперь Трой занят лишь тем, что спит с разными женщинами, и по вине этого бездельника моя жена в коме. Конечно, он не нарочно, но она в больнице, а он цел. В тот день Джоани и Трой участвовали в ежегодных гонках. Они выступали на сорокафутовом катамаране «Скейтер», к тому же Джоани была единственной женщиной в том заезде. Трой рассказывал мне, что на восьмом круге они сели на хвост другому катеру, и Трой решил вырваться вперед. Увидев, что подошел слишком близко и катера сейчас столкнутся, он резко взял влево.

— В каком смысле ты «решил вырваться вперед»? — спросил я Троя.

— Я был за штурвалом, — ответил он. — Джоани сидела у движка. Я хотел сам вести катер.

Пройдя отметку «одна миля», Трой опять попытался обогнать другой катер, но встал боком к волне, катер мгновенно накренился, и Джоани выбросило за борт. Когда спасатели достали ее из воды, она не дышала. Трой, которого доставили на берег, без конца повторял: «Волна. Была большая волна». За штурвалом он сидел впервые. Обычно катером всегда управляла Джоани.

— Ты к ней ходил? — спрашивает Скотти.

— Да. Там был твой папа.

— Что ты ей сказал?

— Сказал, что с катером все в порядке и что он ее ждет. Сказал, что она очень храбрая.

Неандерталец чертов! Ненавижу тех, кто восхищается чьей-то храбростью, когда человек еле-еле выжил. Джоани таких тоже терпеть не может.

— У нее рука дернулась, Скотти. Я думаю, она меня слышала.

Трой без рубашки. Он их никогда не носит. У парня такие мускулы, каких я в жизни не видел. Он великолепно сложен, богат и глуп. Глаза у него цвета воды в гостиничном бассейне. Именно с такими любит заводить дружбу Джоани.

Я уже собираюсь отложить газету, когда слышу, как Скотти говорит:

— Тело реагирует само по себе. Если курице отрезать голову, она продолжает дергать лапками, но ведь она все равно уже мертвая!

Я слышу, как Джерри начинает кашлять, а Трой умничает: мол, если жизнь подсунула тебе лимон, сделай из него лимонад.

Когда я опускаю газету, Троя уже нет, а Скотти выбегает из столовой. Я бегу за ней. Она направляется к пляжной стене; я перехватываю ее в тот момент, когда она собирается спрыгнуть. В глазах у нее слезы. Она изо всех сил старается их сдерживать, но они все равно текут. Мне тоже хочется плакать. Грохнуться рядом с ней на колени и зарыдать.

— Я не хотела говорить о мертвых курицах. — плачет Скотти. — Просто мама все время подергивается. Это же ничего не значит!

— Идем домой, — говорю я.

— Почему все так любят спорт? Ты, и мама, и Трой. Думаете, что вы такие крутые? Здесь все так думают. Ну почему вы не стали членами какого-нибудь книжного клуба? Почему маме не сиделось дома?

Я обнимаю ее, и она прижимается ко мне.

— Я не хочу, чтобы мама умирала, — говорит Скотти.

— Я знаю. — Я наклоняюсь и заглядываю в ее карие глаза. — Я знаю.

— Я не хочу, чтобы она умирала вот так, — говорит Скотти. — Из-за гонок. Я один раз слышала, как она сказала: «Умирать, так с музыкой». Я хочу, чтобы она умерла, подавившись кукурузой, или поскользнулась на клочке туалетной бумаги, — только чтобы она уже была совсем старушкой.

— Господи, Скотти, что ты говоришь? Пошли домой. Никогда больше так не говори. Мама не умрет.

У Скотти заплаканное лицо, сальные волосы. В глазах отвращение. Взгляд такой, как будто она совсем взрослая.

— Послушай меня. Мама считает тебя замечательной девочкой. Она считает, что ты самая хорошенькая, самая умненькая, самая глупенькая девочка в городе.

— Она думает, что я трусиха.

— Ничего подобного. С чего ты взяла?

— Я не захотела сесть вместе с ней в катер, и она сказала, что я трусишка.

— Она просто пошутила. На самом деле она считает тебя самой храброй девочкой в городе. Как-то раз она мне сказала, что ее даже пугает, до чего ты храбрая.

— Правда?

— Чистая правда.

Джоани не раз говорила мне, что мы растим двух отчаянных трусих, но сейчас я обязан солгать. Я не хочу, чтобы Скотти ненавидела свою мать, как когда-то ее ненавидела — а может быть, и сейчас ненавидит — Александра.

— Пойду поплаваю, — говорит Скотти.

— Нет, — отвечаю я, — на сегодня хватит.

— Пап, ну пожалуйста.

Она берет меня за шею, притягивает к себе и шепчет:

— Я не хочу, чтобы все видели, что я плакала. Мне нужно окунуться.

— Хорошо. Я буду ждать тебя здесь.

Скотти убирает фотоаппарат в рюкзак, снимает одежду, бросает ее мне, затем протягивает два снимка. После этого вскакивает на стену, спрыгивает на песок и со всех ног бежит к воде. Бросившись в волны, она ныряет и показывается на поверхности где-то через минуту. Я сижу на коралловой стене и смотрю на дочь, на других детей, на их матерей. У них с собой масса всего: пакеты с едой, игрушки, зонтики, полотенца. У меня же ничего нет, даже полотенца, которым могла бы обтереться Скотти, когда выйдет из воды. Слева от меня небольшой риф. Я вижу черных морских ежей, прилепившихся к темной расселине. Я до сих пор не могу поверить, что Скотти схватила ежа голой рукой.

Я смотрю на снимок Джерри, затем на снимок Троя. Какая у него искренняя улыбка, гладкая и блестящая кожа. Интересно, чем он натирает свой великолепный торс? Маслом? Террасу постепенно заполняют люди.

На столиках появляются бокалы с розовыми, красными и белыми напитками со льдом. Из воды выходит старик, несет на плече одноместное каноэ. На его лице усталая, но довольная улыбка, словно он с победой вернулся из битвы, разразившейся где-то далеко, в открытом океане.

На террасе и моле зажигаются огни. Я смотрю, как мимо полосатых ветровых конусов проплывают прогулочные яхты, направляясь к берегу. Парящее высоко в небе солнце превратилось в шар и зависло над горизонтом. Еще немного, и наступит время зеленого луча. Ждать осталось совсем недолго. Иногда, когда солнце скрывается за горизонтом, над поверхностью океана вдруг вспыхивает зеленый луч. Все о нем знают и каждый вечер ждут его появления. Я вспоминаю, что пора вытащить Скотти из воды, отвезти ее домой и идти к жене в больницу.

Дети выскакивают из воды и бегут к матерям, которые поджидают их с развернутыми полотенцами. Со стороны океана доносится женский голос: «Скорее плыви сюда, детка. Они там повсюду».

В воде остается только Скотти. Я хватаю ее вещи и спрыгиваю с парапета.

— Скотти! — во все горло ору я. — Скотти, немедленно вылезай!

— В воде полно португальских корабликов[28], — говорит мне женщина. Возле нее, крепко держась за ногу матери, стоит малыш; женщина пытается отодвинуть его в сторону. — Наверное, пригнало ветром. Ваша? — спрашивает она, показывая на плывущую к берегу Скотти.

— Да, — отвечаю я.

Да, она моя, и я не знаю, что с ней делать, куда ее девать.

Скотти выбирается из воды. В руке у нее крошечная сифонофора: ее тельце и прозрачный, наполненный газом голубой пузырь лежат на ладони, синий хвост обвился вокруг запястья.

Я хватаю палочку и снимаю сифонофору с руки дочери:

— Что ты делаешь? Зачем она тебе?

Я протыкаю пузырь, чтобы сифонофора не обожгла кого-нибудь из детей.

Дети смотрят на руку Скотти, где четко видна ярко-красная полоса. Затем отступают на пару шагов. Малыш ковыляет к лежащей на песке сифонофоре и хочет ее потрогать, но мать успевает схватить его за руку. Малыш разражается громким ревом.

— Может быть, позвать кого-нибудь из спасателей? — спрашивает женщина.

— Не надо, я сам справлюсь, — отвечаю я. — Скотти, немедленно вымой руку. — (Она поворачивается, собираясь пойти на террасу.) — Нет, в соленой воде.

— У меня не только рука, — бормочет Скотти. — Их там был целый косяк, я проплыла сквозь них.

— Тебе помочь? — спрашивает ее женщина. Дети хотят вернуться в воду, но она громко, словно судья на матче, командует: — Назад!

— Ничего, все в порядке, — отвечаю я, отчаянно желая, чтобы женщина оставила нас в покое.