Дуглас Кеннеди - Женщина из Пятого округа
Когда мне удалось немного успокоиться, я опустил руки и увидел, что за мной наблюдает молодой бородач-бармен. Мы встретились взглядами, и он отвернулся, смущенный тем, что оказался невольным свидетелем моего горя. Я вытер глаза и подошел к бару.
— Выпьете? — спросил он.
— Эспрессо, пожалуйста, — ответил я.
— Опять плохие новости?
Я кивнул.
— Может, все наладится…
— Только не на этот раз.
Бармен приготовил кофе и поставил передо мной. Потом потянулся к бутылке с виски и плеснул в рюмку маленькую дозу.
— Вот, выпейте, — сказал он.
— Спасибо.
Виски обожгло внутренности, но я тут же ощутил его расслабляющий эффект. Осушив следующую порцию, заботливо налитую барменом, я спросил:
— Вы говорите по-турецки?
— Зачем вам это? — удивился он.
— Мне нужно написать письмо на турецком.
— Что за письмо?
— Личное.
— Я не переводчик.
— Всего три строчки.
Пауза. Я видел, что он изучает меня, недоумевая, с чего вдруг мне понадобилось писать кому-то по-турецки.
— Как вас зовут? — спросил он.
Я назвал себя и протянул ему руку для пожатия.
— Камаль, — сказал он. — А этот перевод — действительно три строчки?
— Да.
Он пододвинул мне блокнот:
— Хорошо, пишите.
Я взял огрызок карандаша, что лежал поверх блокнота, написал по-французски (текст сложился в голове с момента послеполуденного пробуждения):
«Уважаемая миссис Пафнук!
Я новый жилец комнаты, в которой раньше проживал Аднан. Просто хотел узнать, не оставлял ли он что-то из личных вещей, что нужно было бы переслать вам. Пожалуйста, передайте ему от меня наилучшие пожелания и скажите, что я благодарен ему за доброту и заботу. Я часто вспоминаю Аднана и готов оказать любую посильную помощь его семье».
Вместо подписи я указал адрес своей электронной почты.
— Здесь пять строчек, а не три, — сказал бармен, пробежав текст глазами и еле заметно улыбнулся. — У вас есть электронный адрес? — спросил он.
Я вручил ему клочок бумаги, который мне подсунули под дверь.
— Хорошо, — сказал он. — Я сделаю.
Парень сел за компьютер. Прошло несколько минут.
— Отправлено, — наконец сказал он.
— Сколько я вам должен?
— Один евро за кофе, виски за счет заведения.
— А за перевод?
— Ничего.
— Вы уверены?
— Я знал Аднана.
— Вот как… — опешил я.
— Не беспокойтесь, — тихо произнес он. — Я знаю, вы не виноваты.
Но мне от этого было не легче.
Я боролся с искушением отправить Меган еще одно письмо, но решил, что теперь-то уж она наверняка передаст его матери, а Сьюзан не будет тянуть с судебным иском. Чтобы бороться с ней в суде, у меня не было денег… как и шансов вновь увидеть дочь после вынесения решения.
Оставь надежду. Твоя бывшая жена сделала все, чтобы Меган презирала тебя до конца жизни.
Следующие несколько дней прошли в тумане депрессии — я по-прежнему крутился как заведенный, но оставался совершенно безучастным к происходящему. В голове прочно засела мысль о том, что связь с Меган оборвалась навсегда. И все же я по-прежнему проверял почту — а вдруг Меган не послушалась матери и рискнула написать мне? Но ящик был пуст… пока, примерно через неделю, я не обнаружил в нем ответ от миссис Пафнук. Письмо было на турецком, и Камаль вновь помог мне с переводом.
«Уважаемый мистер Рикс!
Я была очень рада вашему письму. Так же, как и Аднан, которого я вчера навещала. Он сказал, что условия ужасные, но ему ничего не остается, кроме как пытаться не сойти с ума и дожидаться окончания срока. Он посылает вам большой привет и просит передать его заверения в дружбе. Он надеется, что вы внимательно осмотрите его комнату и найдете тайник, где он спрятал кое-что особенное. Он чувствует, что вы уже нашли это и знаете, о чем идет речь, но по понятной причине проявляете осторожность. Пожалуйста, напишите мне, нашли ли вы то, на что надеется Аднан. Еще раз передаю вам большую благодарность от моего мужа за вашу помощь и его дружеский привет.
Искренне ваша, миссис 3. Пафнук».
Камаль дочитал письмо по-французски и, поджав губы, произнес:
— Похоже, она наняла местного писаря в своей деревне, чтобы тот написал это за нее.
— С чего вы взяли? — удивился я.
— Аднан говорил, что она едва умеет читать и писать, приходил сюда пару раз в неделю, чтобы написать ей, и всегда диктовал мне текст, потому что и сам был полуграмотный.
— Выходит, вы тоже здесь за местного писаря?
— Если открываешь интернет-кафе в таком quartier, как этот, будь готов к тому, что придется писать письма для многих. Но на следующий год этого кафе уже не будет. Через девять месяцев аренда заканчивается, а я знаю, хозяин дома уже вдвое повысил плату. Его можно понять: quartier меняется, возвращаются французы…
— Богатые французы? — спросил я.
— Biеп sûr.[55] Bobos.[56] Они скупают все в Десятом округе. Взвинчивают цены на недвижимость. Вот увидите, года через полтора на этом месте будет шикарный ресторан или бутик, торгующий эксклюзивным мылом. А через пару лет турок здесь можно будет встретить лишь среди официантов.
— А вы что будете делать? — спросил я.
— Выживать, сотте d’habitude.[57] Вы хотите ответить на это письмо?
— Да, — сказал я и, схватив блокнот с компьютерного столика, набросал:
«Уважаемая миссис Пафнук! Я нашел то, что оставил Аднан. Как мне переслать это вам? Искренне ваш».
Прочитав записку, Камаль спросил:
— Сколько денег вы нашли?
— Откуда вы знаете, что это деньги? — снова удивился я.
— Не бойтесь. Я не приду к вам сегодня ночью, не стукну по голове молотком и не отберу капитал.
— Приятно слышать.
— Так большая сумма?
— Приличная, да.
Он посмотрел на меня с уважением.
— Вы благородный человек…
— Нет, — ответил я. — Вовсе нет.
Ответ от миссис Пафнук пришел через два дня. Она попросила меня переправить «посылку» через «Вестерн Юнион». («Я поеду к Аднану в воскресенье и смогу забрать»).
Камаль перевел мне письмо и сказал:
— «Вестерн Юнион» есть на бульваре де ла Вилетт, возле станции metro Бельвиль.
— Я прямо сейчас туда и отправлюсь.
— Ну ладно, чего уж там. Скажете мне, сколько денег вы нашли?
Я замялся.
— Мне просто любопытно…
— Четыре штуки, — сказал я.
Он присвистнул.
— Должно быть, вы очень богаты, раз решили сообщить жене Аднана о такой находке…
— Если бы я был богат, — прервал я его, — я бы вряд ли жил в chambre de bоппе на улице де Паради.
— Это верно, — согласился Камаль. — Ну, тогда вы точно дурак.
Я улыбнулся.
— Круглый дурак!
Вернувшись к себе, я полез под умывальник, отодвинул плитку и достал пластиковый пакет. Потом набил карманы джинсов и кожаной куртки связками денег. Я чувствовал себя настоящим наркодилером! Было около пяти вечера. Сгущались сумерки, и я почти бежал, с ужасом представляя, какой жестокий подарок может преподнести мне судьба в лице первого встречного бродяги, который увидит во мне подходящую жертву и сорвет свой джекпот. Однако ничего такого не произошло. В маленьком офисе «Вестерн Юнион» девушка за стойкой — негритянка с безучастным лицом и глазами, выдававшими ее подозрительность, — молча наблюдала, как я выуживаю из карманов одну за другой связки банкнот. Пересчитав деньги, она сообщила, что стоимость перевода в Анкару составит сто десять евро, и спросила, хочу ли я вычесть эту сумму из четырех тысяч.
Мне бы очень хотелось, но…
— Нет, — сказал я. — Я доплачу сверху.
Покончив с переводом, я вернулся в кафе Камаля и попросил его отправить миссис Пафнук номер, который ей требовалось знать для получения денег. Отправив сообщение, он встал из-за компьютера, прошел к бару и поставил на стойку бутылку виски «Джонни Уокер».
— Давайте выпьем за вашу честность и… за вашу глупость!
В течение часа мы уговорили почти всю бутылку. Давно уже я так не напивался, и ощущение было чертовски приятным. Камаль рассказал, что родился в Стамбуле, но приехал в Париж тридцать лет назад, пятилетним мальчиком.
— Мои родители были легальными иммигрантами, так что никаких проблем с властями. Но вот французская школа в Сен-Дени стала для меня настоящим кошмаром. Я ни слова не знал по-французски. К счастью, как и половина детей в школе. Но все-таки я довольно быстро освоил язык — деваться было некуда. А теперь… теперь у меня французский паспорт.
