Фридрих Дюрренматт - Правосудие
— Кресло, — тихо сказала Елена.
Лакки придвинул ей кресло, любезно, изысканно, с головы до ног наш светский Лакки, усики черные, лицо прямо с косметической рекламы, кареглазый апостольский взгляд, он даже поклонился, придвигая кресло и на сто миль окрест благоухая туалетной водой и сигаретами «Кэмел». Елена нерешительно села.
— Я, собственно, хотела поговорить с вами наедине, — сказала Елена.
— Вот уж ни к чему, — засмеялся я, — у нас у четверых нет секретов друг от друга. С фройляйн Гизелой я уже несколько недель как сплю, с добродетельной Моникой или Марианной, черт ее знает, как на самом деле, спал прошлую ночь. Как видите, у нас все вполне публично. Словом, выкладывайте.
У Елены на глазах появились слезы.
— Вы меня однажды о чем-то спрашивали.
— Спрашивал.
— Когда мы с господином Штюсси-Лойпином пили кофе...
— Мне совершенно ясно, о чем вы говорите, — перебил я, — не надо только перед именем этого подонка употреблять слово «господин».
— Я в тот раз не совсем поняла смысл вашего вопроса, — тихо сказала она.
И вокруг нас тоже стало тихо. Гизела соскользнула с моих коленей, начала освежать макияж. Я осатанел от злости, я разлил виллиамин по рюмкам и вдруг заметил, что волосы у меня слиплись, лицо залито потом, что глаза жжет, что я не брит, что от меня скверно пахнет, внезапное смущение девушек страшно меня разозлило, казалось, будто они застыдились перед Еленой, будто среди нас повеяло духом Армии спасения, я готов был разнести все вдребезги, мир был устроен шиворот-навыворот. Это Елене надо бы ползать на брюхе перед этими девушками, она у меня и поползает. Я все больше подливал себе, не говоря ни слова, я просто молча смотрел в тихое лицо с большими темными глазами.
— Фройляйн Елена Колер, — пробормотал я заплетавшимся языком и поднялся, с трудом, шатаясь, но поднялся, — фройляйн Колер, я хочу сделать вам только одно заявление, одно, но основополагающее — да, да, сделать заявление, это точное выражение. Я застал вас тогда с вашим бугаем Штюсси-Лойпином — без паники, любезные дамы, — я застал вас, Елена Колер, с вашим бугаем Штюсси-Лойпином. Верно. Я спросил вас, летали вы в день убийства или нет, причем именно тем рейсом, который должен был доставить английского министра на его паршивый остров. Верно, верно и еще раз верно. Вы ответили на мой вопрос утвердительно. А теперь я хочу швырнуть вам в лицо самое главное, да-да, Елена Колер, швырнуть изо всех сил. Револьвер лежал в пальто у министра, вы его достали оттуда, что для стюардессы не составляет труда, и это был именно тот револьвер, который послужил орудием для вашего дражайшего папеньки, так никогда и не найденным впоследствии орудием убийства, о чем вы и без меня прекрасно знаете. Вы соучастница, Елена Колер, вы не просто дочь убийцы, вы и сами убийца. Вы ненавистны мне, Елена Колер, я вас теперь на дух не переношу, от вас, как и от вашего поганого папеньки, разит убийством, а не водкой и распутством, как от меня. Желаю вам сгнить заживо, Елена Колер, желаю вам заполучить рак в вашу драгоценную матку, потому что, если вам удастся произвести на свет маленького Штюсси-Лойпина, нашей земле придет конец, уж слишком она хрупкая, чтобы носить на себе такое чудище. Мне же будет от души жаль нашу бедную землю, несмотря на все ее грехи, жаль из-за этих чудесных потаскух, которым вы, любезнейшая, в подметки не годитесь, которые занимаются честным ремеслом, а не убийствами, моя нежно любимая, а теперь сгиньте с глаз моих, топайте отсюда. И можете с ходу лечь под своего суперадвоката...
Она ушла. Что было дальше, я помню смутно. Я вроде бы упал, во всяком случае я лежал ничком на полу, не исключено, что вместе со мной упал и столик, а из бутылки вытекли остатки содержимого (это я помню точно), какой-то гость в очках и со лбом мыслителя пожаловался, на жалобу приплыла хозяйка, типичная бандерша. Лакки, благородный Лакки, отвел меня в туалет, я вдруг понял, что меня раздражают его усики, начал с ним драться, Лакки в прошлом был боксером-любителем, не обошлось без крови, я рухнул головой в писсуар, было очень неприятно, прежде всего потому, что на всем лежал толстый, как штукатурка, слой символики, будто в плохом фильме. Потом вдруг заявилась полиция, вахмистр Штубер и с ним еще двое. Несколько часов они продержали меня в участке, допрос, протокол и т. п.
Послесловие. Приходится с чисто технической точки зрения констатировать, что попытка рассказать про мою первую встречу с Еленой пошла насмарку. Я рассказал про последнюю встречу, из чего следует, что на будущее надо принять известные меры предосторожности. Записи, совершенные в подпитии, требуют сугубой осторожности. Короткие предложения, только короткие. Придаточные чреваты опасностью. Синтаксис порождает сумятицу. А теперь нужно дописать эпилог (только что получил от Колера очередную открытку, на сей раз из Рио-де-Жанейро, с пламенным приветом, оттуда он вылетает в Сан-Франциско, а из Сан-Франциско на Гавайские острова, потом на Самоа, короче, время у меня есть). Дело в том, что мне нанес визит комендант кантональной полиции. Визит был очень важный. Это я вполне сознаю. Кстати, этим, вероятно, и можно объяснить, что сейчас я трезв как стеклышко. Доказать покамест ничего нельзя, но, как я подозреваю, комендант догадывается, что я затеял. Ужасно, если это так. С другой стороны, тогда он забрал бы у меня револьвер. Пришел он ко мне без всякого предупреждения, часов около десяти, спустя два дня после той злополучной сцены в кафе. На улице была снежная мокреть. И тут он вдруг возник у меня в мансарде. Внизу ликующе завывала секта:
Готовься, брат мой во Христе,Настанет Страшный суд,И кто погрязнет в суете,Те душу не спасут.
Комендант был несколько обескуражен. Он смущенно покосился на мой письменный стол, заваленный густо исписанными листками.
— Вы, никак, писателем решили заделаться, — буркнул он.
— А почему бы и нет, господин комендант. Когда человеку есть о чем рассказать, — сказал я.
— Смахивает на угрозу.
— Понимайте как хотите.
Зажав под мышкой бутылку, он огляделся по сторонам. К сожалению, на кушетке у меня лежала девица, которую я совершенно не знал, она просто увязалась за мной, возможно, это был подарок от Лакки, она явно уже разделась и легла, вдохновляемая ложным представлением о своих служебных обязанностях (добросовестное отношение к труду чувствуется у нас решительно во всем. Но мне до нее не было дела, я работал, я разбирал свои записи).
— Одевайся, — приказал комендант, — не то простудишься. А потом мне надо побеседовать с адвокатом.
Он поставил бутылку на стол.
— Коньяк, — сказал он, — «Аде», редкая марка. От друга из Западной Швейцарии. Давайте-ка попробуем. А вы, Шпет, принесите два стакана. Она сегодня больше пить не будет.
— Слушаюсь, господин комендант, — отвечала девица.
— Ты пойдешь домой. На сегодня хватит.
— Сушаюсь, господин комендант.
Она почти успела одеться за это время. Он спокойно оглядел ее.
— Доброй ночи.
— Доброй ночи, господин комендант.
И она ушла. Мы слышали, как она сбежала вниз по лестнице.
— Вы ее знаете?.. — спросил я.
— Я ее знаю, — ответил комендант.
Этажом ниже секта все еще наяривала свой хорал:
Исчезнет солнце, шар земнойУтратит твердь свою,Но коль душа твоя с тобой.То будешь ты в раю.
Комендант разлил коньяк по рюмкам.
— Ваше здоровье.
— Ваше.
— У вас револьвер есть? — спросил он.
Отрицать не имело смысла. Я достал револьвер из ящика письменного стола. Он внимательно осмотрел его, затем вернул мне.
— Вы все еще считаете, что виноват Колер?
— А вы разве нет?
— Возможно, — ответил он и пересел на кушетку.
— Тогда почему же вы выходите из игры? — спросил я.
Он взглянул на меня.
— А вы еще надеетесь ее выиграть?
— На свой лад.
Он поглядел на револьвер. Я поставил его на предохранитель.
— Дело ваше, — сказал он и снова разлил коньяк по рюмкам. — Как вам мой «Аде»?
— Великолепен.
— Я оставлю вам бутылку.
— Очень любезно с вашей стороны.
Снизу теперь доносилась не то проповедь, не то молитва.
— Видите ли, Шпет, — заговорил комендант, — вы угодили в скверную ситуацию. Не хочу сказать ничего дурного о достопочтенном господине Лакки и тем более о бедном создании, которое я у вас застал. В том, что подобные типы существуют, их вины в общем-то нет, но вот чего достигнете вы, будучи правозаступником шлюх, это уже другой вопрос, и о том, что коллегия адвокатов в самом непродолжительном будущем должна будет принять меры, бы, я думаю, и сами догадываетесь. Коллегия отнюдь не против ходатая по делам шлюх, если тот хорошо зарабатывает, но решительно против, если тот ничего не зарабатывает. Тут уж задета ее сословная честь.
