Татьяна Булатова - Да. Нет. Не знаю
– Рад. Очень рад, – повторял он все время, удивляясь самому себе. Этот юноша как-то неожиданного для самого Георгия Константиновича запал ему в душу, хотя их встречи можно было бы пересчитать по пальцам. «Десяток-другой сыгранных партий, а вот на́ тебе – скучаю», – признавался Глаше барон и радовался, как дитя, известию дочери о том, что она нашла этого «дурака Коротича» и «дурак явится». Во всяком случае – обещал.
Он и правда выполнил свое обещание, простояв не менее получаса в тот дождливый августовский вечер под окнами дома в Спиридоньевском переулке, так и не решаясь войти в помпезное парадное.
– Стоит, – объявила Георгию Константиновичу Глаша и аккуратно поправила портьеры.
– Где? – спохватился Одобеску и подскочил к окну.
Долгожданный гость торчал на тротуаре с букетом астр и с перевязанной бечевкой коробкой в руках.
– С цветами, – выдохнула Глаша.
– Вижу, – подтвердил Георгий Константинович и тут же добавил: – Золотинке не говори.
Глаша с пониманием кивнула хозяину и снова поправила портьеры, смахнув с тяжелой ткани какую-то невидимую ниточку.
– Тише, – шикнул на нее Одобеску. – Увидит.
Испуганная Глаша тут же испарилась из гостиной, укрывшись в кухне, где с волнением подошла к окну, чтобы снова удостовериться: стоит ли? Коротича внизу не было. «Неужели ушел?» – огорчилась женщина и, в задумчивости подойдя к раковине, включила воду – бухнула колонка, и в гофрированной трубе страшно загудело. Глаша вздрогнула, так и не привыкнув за много лет пользования к приветствию кухонного дракона. «Того и гляди, на воздух взлетим», – в который раз подумала женщина и выключила горячую воду – колонка натужно застонала.
– Гла-а-аша! – донесся до нее голос Аурики. – Мы сегодня ужинать будем?
– Будем, – себе под нос ответила женщина и загремела посудой. «Не решился, бедненький», – сделала она вывод и снова метнулась к окну: вдруг – там?..
Вместо «там» оказалось, что «здесь». В дверь позвонили. Глаша не тронулась с места, хотя в доме Одобеску дверь гостям обычно открывала она.
– Глаша, звоня-я-ят! – снова донесся до нее голос Аурики.
– Слышу, – снова себе под нос ответила женщина, но с места не тронулась, предполагая, что там и без нее обойдутся.
Дверь открыл взъерошенный Георгий Константинович.
– Ну, что же вы, батенька, – заискрился радостью Одобеску. – Бросили старика. Лишили старого брюзгу умственной, так сказать, пищи. Но я рад…
Особой радости не выказала только Аурика, павой выплывшая из своей комнаты.
– Здравствуй, Коротич! – поприветствовала она смущенного гостя. – Пришел? А я уж думала – не придешь.
– Это вам, – Миша от волнения перешел на «вы» и протянул дочери хозяина дома скромный букет августовских астр.
– Очень мило, – ехидно скривилась Аурика и положила цветы на банкетку.
От Георгия Константинович не ускользнуло дочернее пренебрежение к подарку, он тут же постарался исправить ситуацию и, повернувшись к дочери спиной, тайком от гостя показал ей кулак:
– Прелестные цветы, Миша. Что может быть прекраснее августовских астр?
– Августовские розы, – ответила за Коротича надменная девушка и протянула руку за коробкой: – Это что? Торт?
– Пирожные, – поправил ее Миша и вместо того, чтобы передать презент из рук в руки, поставил его на банкетку. Аурика так и осталась стоять с протянутой рукой. «А парень-то не простак», – отметил про себя Одобеску и запретил гостю разуваться.
– Ни в коем случае, – коснулся он плеча Коротича.
– Я так не могу, – покраснел Миша и снова нагнулся.
– Нет-нет, – настаивал Георгий Константинович и уже тянул гостя в комнату.
– Я, собственно говоря, к вам, – объяснил он цель своего визита, на что Аурика подняла свои брови и усмехнулась.
– Аурика Георгиевна, – строго произнес отец и сделал дочери страшные глаза.
– Не буду мешать, – картинно откланялась девушка и, резко повернувшись на каблучках своих домашних туфелек, отправилась в гостиную.
– К себе, – вернул ее Одобеску и, поддерживая Коротича под локоть, провел его в кабинет.
По пути в комнату оскорбленная Золотинка нарочито весело выкрикнула:
– Не буду мешать!
Весь вечер Георгий Константинович держал гостя у себя, отменив традиционный ужин и довольствуясь поданными Глашей закусками и чаем.
– Вы не голодны, Миша? – для приличия поинтересовался хозяин дома и тут же закрыл дверь в кабинете, сославшись на дефицит мужского общения: – Знаете ли, эти дамы!..
– Могу представить, – улыбаясь, поддержал Георгия Константиновича Коротич, недоумевая, к чему вся эта конспирация.
– Расскажите мне о себе, – попросил Одобеску и тут же объяснил свое любопытство: – Прикипел я к вам, милый человек.
– Да мне и рассказывать, Георгий Константинович, нечего.
– Это вы так думаете, – не согласился Одобеску и для спокойствия гостя подвинул к нему шахматную доску. – Сыграем партию?
Миша автоматически сделал первый ход.
– Неверно, – заметил Георгий Константинович, чем вверг гостя в полное изумление.
– Почему?
– Потому что ваша стратегия неверна. Золотинка – избалованная девчонка. Моя вина, – сделал ответный ход Одобеску. – Росла без матери. Хотел, чтобы ни в чем не знала отказа. Ваш ход…
Коротич коснулся рукой черной пешки, но раздумал и выбрал другую:
– Я не понимаю…
– Зато я понимаю. Опыт, если позволите. Что вы о ней думаете? – внимательно рассматривая комбинацию шахматных фигур, задал вопрос Одобеску.
– О ком?
– Ну не о пешке же, – быстро отреагировал Георгий Константинович. – Отвечайте честно: никакого лукавства. Я на вашей стороне.
– В смысле? – оторопел Миша.
– В смысле? В смысле – вы мне симпатичны. И вы, и ваши принципы. Но я не могу настаивать. Возможно, за время вашего отсутствия что-то изменилось и наш разговор абсолютно бессмыслен? Поставьте слона на место, он мешает вам думать.
Коротич послушно вернул шахматную фигуру на место.
– Вы понимаете меня, милый друг? – пронзительно посмотрел Одобеску на оглушенного Коротича. – Вы медленно реагируете на мои вопросы. Я начинаю сомневаться, имел ли право вообще затевать этот разговор.
– Что вас интересует? – Мишино лицо пылало, со стороны могло показаться, что температура воздуха в кабинете барона Одобеску достигла сорока градусов по Цельсию.
– Все, – незатейливо просто ответил Георгий Константинович и, коснувшись черной королевы, тут же исправился: – Но в первую очередь, конечно, она.
– Вы имеете в виду Аурику? – сознание Коротича требовало ясности формулировок.
– Разумеется, – откинулся на стуле довольный понятливостью визави Одобеску.
– Аурика мне нравится, – низко опустив голову, сообщил Миша.
– Я не понимаю это ваше «нравится – не нравится». Нравиться может соседка по лестничной клетке, актриса Любовь Орлова, пирожное эклер, новорожденные котята. Мне бы хотелось большей определенности. Любите ли вы мою дочь?
Коротич чуть не свалился со стула под натиском Георгия Константиновича.
– Я не слышу ответа, – почти прорычал Одобеску.
– Да.
– «Да» – это коварная частица, используемая мужчинами и женщинами для ухода от ответственности. Сопроводите ее нужной интонацией, и вместо «да» выплывет гораздо более определенное «нет».
– Люблю, – выдавил Миша и поднял голову.
И тогда Георгий Константинович, не отводя взгляда от собеседника, пафосно заявил:
– Тогда вам мат.
– Мат?
– Полный мат, – подтвердил Одобеску. – И не может быть никакого компромисса.
– Но партия не закончена, – промямлил Коротич.
– Увы, – усмехнулся Георгий Константинович и уронил черную королеву. – Закончена. Как отец, я поставил вам мат. Вы – шляпа. Идете на поводу у моей капризной дочери, наивно предполагающей, что мужья – это не что иное, как приятное добавление к ее имперскому портрету. У вас мало шансов. Но они есть.
– Есть? – не поверил хозяину дома гость.
– Есть. Читайте русскую классику, молодой человек. Не обязательно русскую, любую другую. Аурику нельзя завоевать, руководствуясь математическими формулами. Ей нужна романтика. Бросьте ее.
– Я не понимаю, – взмолился Миша.
– Не валяйте дурака, юноша. И перестаньте смотреть ей в рот. Огрызайтесь. Назначайте свидания и не приходите, сославшись на занятость. Расскажите ей о своей первой любви, пожалуйтесь на гнетущие воспоминания, неутихающую боль, которую вам причинила другая женщина. Наконец, скажите ей, что она вам не подходит, потому что выше вас на полторы головы, легкомысленна и не так уж хороша собой. Романтизьм! Романтизьм творит с женщиной чудеса, превращая ее из пантеры в домашнюю кошку. Кстати, – Георгий Константинович перевел дыхание, – вы хотите детей?
– Не знаю, – честно ответил Коротич, еще вчера не предполагавший такого поворота. Но его корабль был в руках многоопытного капитана, уже объявившего пассажирам о приближении Земли.
