Дэвид Лодж - Райские новости

Что вы имеете в виду?

Я делаю с туризмом то, что Маркс сделал с капитализмом, Фрейд — с семейной жизнью. Разрушаю его.

Понимаете, я считаю, что на самом деле люди не хотят ездить в отпуска — во всяком случае, хотят не больше, чем, например, посещать церковь. Просто путем промывания мозгов их убедили, что это пойдет им на пользу или сделает их счастливее. Между прочим, исследования показывают, что отдых приносит невероятное количество стрессов.

— Эти люди выглядят достаточно бодрыми, — заметил Бернард, указывая на пассажиров, ожидающих рейса до Гонолулу. По мере того как близилось время отлета, их собралось уже немало: в основном американцы в кричаще яркой простой одежде, некоторые в шортах и сандалиях, словно готовые из самолета шагнуть прямо на пляж. Нарастал гомон, в котором явственно проскальзывал тягучий, немного гнусавый акцент, слышались громкий смех, выкрики и возгласы.

— Искусственное оживление, — отозвался Шелдрейк. — Не удивлюсь, если во многих случаях оно подогрето двойным мартини. Они знают, как должны вести себя люди, едущие в отпуск. Они научились это делать. Загляните поглубже в их глаза, и вы увидите там озабоченность и страх.

«Загляните поглубже в глаза любому человеку, именно это вы там и увидите. Взять хотя бы меня», — собирался сказать Бернард, но вместо этого спросил:

— Значит, вы будете изучать особенности осмотра достопримечательностей на Гавайях?

— Нет, нет, тут другой вид туризма. Такие основные пляжные объекты, как Маврикий, Сейшелы, Карибы, Гавайи, привлекают отнюдь не своими достопримечательностями. Взгляните сюда… — Он неожиданно выхватил из чемоданчика рекламную брошюру и, прикрывая ладонью напечатанный на обложке текст, показал ее Бернарду. Цветная фотография тропического пляжа: немыслимо голубые море и небо, ослепительно белый песок и в центре — две человеческие фигуры, апатично растянувшиеся в тени зеленой пальмы. — О чем вам говорит этот образ?

— Ваш паспорт в рай, — сказал Бернард.

Шелдрейк был обескуражен.

— Вы уже это видели, — с укором заметил он, убирая ладонь и открывая произнесенные слова.

— Да. Это брошюра «Тревелуайза».

— Неужели? — Шелдрейк взглянул на проспект повнимательней. — И в самом деле. Ну да ничего, все они одинаковы. У меня их тут целая пачка — на всех примерно одна и та же фотография, один и тот же заголовок. Рай. Разумеется, нисколько не соответствует действительности.

— Правда?

— В прошлом году Гавайи посетили шесть миллионов человек. Думаю, мало кто из них нашел такой вот пустынный пляж, а? Это миф. Об этом и будет моя следующая книга — туризм и миф о рае. Я вам все это рассказываю не просто так Подумал, может, вы подкинете мне пару идей.

— Я?

— Ну, это же религия, верно?

— Полагаю, что да… А чего конкретно вы хотите достичь с помощью вашего исследования?

— Спасти мир, — серьезно ответил Шелдрейк.

— Прошу прощения?

— Туризм изнашивает нашу планету. — Шелдрейк снова порылся в своем серебристом чемоданчике и достал пачку газетных вырезок, отмеченных желтым маркером. Он быстро просмотрел их. — Пешеходные тропы в Озерном крае[16] превратились в канавы. Фрескам Сикстинской капеллы наносят непоправимый вред дыхание и тепло посетителей. В собор Парижской Богоматери каждую минуту входит сто восемь человек: их шаги разрушают пол, а привозящие туристов автобусы разъедают своими выхлопами каменную кладку. Загрязнение от автомобилей, которые нескончаемой вереницей едут на альпийские лыжные курорты, убивает деревья и вызывает лавины и оползни. Средиземное море уподоблено туалету без стока: один шанс из шести, что, плавая в нем, вы подцепите какую-нибудь заразу. В восемьдесят седьмом году на целый день пришлось закрыть Венецию, потому что она была переполнена. В шестьдесят третьем году по реке Колорадо спустили на плотах сорок четыре человека, сегодня в день совершается тысяча таких путешествий. В тридцать девятом году за границу съездил один миллион человек; в прошлом году — четыреста миллионов. К двухтысячному году число международных туристов может достичь шестисот пятидесяти миллионов, а путешествующих внутри своих собственных стран — в пять раз больше. Одной только энергии потребляется в связи с этим колоссальное количество.

— Боже мой, — произнес Бернард.

— Единственный способ положить этому конец, помимо законодательного, — продемонстрировать людям, что, отправляясь на отдых, они на самом деле не удовольствие получают, а оказываются вовлеченными в ритуал суеверия. И не случайно туризм набрал силу, когда в упадок пришла религия. Это новый опиум для народа, и он должен быть разоблачен как таковой.

— А вы не останетесь без работы, если преуспеете? — спросил Бернард.

— Не думаю, что сильно рискую, — ответил Шелдрейк, обозревая переполненный зал.

В этот момент среди ожидавших возникло какое-то движение, и волна пассажиров устремилась к выходу на посадку, увидев представителя наземного персонала авиалинии, который взял микрофон.

— Дамы и господа, начинаем посадку, ряды с тридцать седьмого по сорок шестой, — объявил он.

— Это нам, — сказал Бернард. — Пойду подниму отца.

— У меня двадцать первый ряд, — сообщил Шелдрейк, посмотрев в посадочный талон. — И похоже, самолет будет битком набит. Жаль, мне бы хотелось пообщаться с вами. Может, мы встретимся в Гонолулу? Вы где остановитесь?

— Еще не знаю, — ответил Бернард.

— Я — в «Уайетт Империал». Лучший отель в проспекте «Тревелуайз». Доплата тридцать фунтов в день, вернее, было бы столько, если бы я платил сам. Заходите как-нибудь выпить.

— Это очень любезно с вашей стороны, — сказал Бернард. — Я посмотрю. Не знаю, насколько буду свободен. Понимаете, я тоже не в отпуске.

— Да, я догадался, — заметил Шелдрейк, глянув на мистера Уолша.

4

Весь этот день они гнались за солнцем, но, пока ждали в Лос-Анджелесе пересадки, оно ушло далеко вперед, и во время перелета до Гавайев самолет настигла тьма. Бернард сидел у иллюминатора, но видел только черную бездну. В бесплатном журнале, предложенном авиакомпанией, он нашел карту с маршрутом следования: на всем пути от западного побережья Америки до Гавайских островов — а это расстояние в две с половиной тысячи миль — не было ни клочка суши. Что, если вдруг обнаружатся какие-то неполадки? Или внезапно откажут двигатели? Но подобная мысль, как видно, никого больше в самолете не волновала. Стюардессы, с цветами в волосах и в ярких разноцветных саронгах[17], щедро угощали бесплатными напитками до, во время и после ужина, и в салоне царила атмосфера праздника. Рослые американцы с пластмассовыми стаканчиками в руках прогуливались взад-вперед по проходам, словно в пабе или в клубе: наваливаясь на спинки сидений, они останавливались поболтать, хлопали друг друга по плечу и от души гоготали над шутками собеседников. Бернард завидовал их уверенному поведению. Сам он чуть ли не руку поднимал, чтобы попросить у экипажа разрешения покинуть свое место. Увидев Роджера Шелдрейка, идущего по другому проходу, Бернард спрятался за журналом. В данный момент он не чувствовал в себе готовности к еще одному семинару по туризму и не хотел беспокоить отца, который, к счастью, уснул. Бернард наложил запрет на аперитив, но позволил мистеру Уолшу сопроводить курицу в соусе терияки[18] маленькой бутылочкой калифорнийского бургундского, и этого оказалось достаточно, чтобы он отключился.

Свет в салоне приглушили, и начался еще один фильм. Бернард мог с уверенностью сказать, что за этот день он посмотрел фильмов больше, чем за последние три года. Герои — на сей раз романтической комедии, — богатые и красивые, были просто обречены полюбить друг друга, но им удалось, с помощью серии неправдоподобных недоразумений, отложить эту неизбежную развязку на час сорок минут. Сюжет был таким старым, что даже Бернард узнал его. Новой же деталью, причем слегка шокирующей, явилось для него то, что по ходу действия и герой, и героиня отправлялись в постель с другими любовниками: такого в фильмах, которые шли в кинотеатрике в Брикли, не показывали. Бернард посмотрел фильм с любопытством и вдвойне довольный, что отец спит.

По окончании фильма он тоже немного вздремнул и пробудился оттого, что в гудении двигателей появилась новая нотка, и от ощущения, что самолет падает. Они начали снижаться. За бортом по-прежнему царила полная тьма; однако через некоторое время, когда самолет повернул и лег на крыло, Бернард увидел в иллюминатор появившиеся как по волшебству огоньки нескольких нитей ожерелья, брошенного на черный бархат океана. Он потряс отца за плечо:

— Папа, проснись! Мы уже почти прилетели.

Старик застонал и проснулся, облизывая губы и потирая покрасневшие глаза.