Владимир Лобас - Жёлтые короли. Записки нью-йоркского таксиста
Лет десять терзала меня бессонница. Последние годы я и не ложился, не приняв снотворного. В течение одного лишь месяца такси полностью излечило меня! А потому не спеши отмахнуться от добросердечного моего совета, он совсем не нелеп. Во-первых, работа в такси для тебя будет только лечебной процедурой (вроде упражнений в гимнастическом зале) – тебе ведь не придется «вламывать» наравне с теми, кто зарабатывает в желтом кэбе на жизнь. Во-вторых, лечение не будет стоить тебе ни гроша. Словом, мужайся! Оденься поплоше, подскачи в гараж, сунь диспетчеру парочку долларов, чтобы он не засадил тебя в колымагу, у которой не крутится руль и – валяй! Ну что в том такого особенного или страшного? Город ты знаешь, за рулем – не новичок; покатаешься сам, покатаешь людей, которые о том тебя попросят, а как набежит в кармане долларов пять чаевых, – ни в коем случае не больше, чтоб не переутомляться, – считай, что сеанс «терапии» закончен, и скорей отправляйся домой. Ручаюсь: едва голова твоя коснется подушки, ты провалишься в сладостнонепробудную пустоту; так сплю теперь я…
Желтый кэб вошел в мои сны… Мне снится белый Днепр в предутреннем тумане, сгущающемся у прибрежных ракит. На допотопном, времен моей юности, пароходе-колеснике мы плывем в село, на родину моей няньки. Я стою за штурвалом и проскочил мимо устья Десны.
Теперь надо возвращаться. Но в узкой, обмелевшей реке, развернуть пароход невозможно. Возвращаться нужно задним ходом, а этого я не умею. Пароход не слушается меня, точь-в-точь, как и чекер, который при том же маневре всякий раз выходит из повиновения! Мне страшно, что все вокруг: команда, матросы, которые и раньше подозрительно на меня поглядывали, теперь наверняка догадаются, что я не умею по-настоящему управлять пароходом.
Вот какой-то свирепого вида матрос – догадался, шагнул ко мне; ужас сдавил мне горло… Пронзительный звон взрывает видение. Я вскакиваю и, шаря по тумбочке, пытаюсь заглушить привезенный из России будильник; я все еще сплю и не сразу могу вспомнить, что нахожусь в своей спальне, и где расположено окно, а где – дверь…
2
Выезжая на рассвете из гаража, я не направляюсь теперь в непроснувшийся Манхеттен. Что мне сейчас там делать? Хотя я вполне могу за утренние часы и три, и четыре раза выиграть «гонку», это отнимает слишком много сил и приносит слишком мало денег.
Попав на главную магистраль Квинса, я сворачиваю в сторону, противоположную от моста, за которым меня поджидает бездомная «регулировщица», и гоню свой кэб навстречу встающему над Лонг-Айлендом солнцу: я еду в «Кеннеди».
Двадцаточка «забытого папы» настолько пришлась мне по вкусу, что, разузнав у таксистов, когда приходит первый самолет, я каждое утро отправляюсь его встречать… Ветер листает на тротуарах страницы вчерашних газет. На мне лишь рубашка с короткими рукавами, но я не чувствую прохлады. А в Манхеттене уже сейчас жарко, да еще дышит жаром в лицо раскаленный мотор… И потому мне особенно приятно предвкушение отдыха на открытом, обдуваемом со всех сторон пространстве аэропорта, а в манхеттенское пекло я попаду часа на два позднее и к тому же – не с пустыми руками.
Я еду и думаю: уймой благ одарило меня такси! И работу на радио мне теперь потерять не страшно: без куска хлеба моя семья не останется. И машину вожу я с каждой неделей все лучше и лучше; и забыл о бессоннице. Только зарабатываю я пока совсем мало…
Появилась у меня эдакая неумная повадка, изо дня в день снижающая мой заработок: я подбираю пассажиров, которых не берут другие таксисты. Например, голосует прохожий, и идущий впереди кэб с включенным сигналом «Off duty»[23] останавливается. Мне бы проехать мимо, а я притормаживаю: может, таксист возвращается в гараж и сейчас выяснится, что этот клиент ему не попутчик? Так и есть. Кэбби открыл окно, о чем-то спросил – и уехал.
Сознавая, насколько оскорбителен для человека, склонившегося к окошку желтого кэба, беспардонный этот вопрос развалившегося на сиденье «шефа»: «Куда ехать?» – я не позволяю себе допрашивать стоящего передо мной пассажира, а прежде всего приглашаю его в машину.
– Большое спасибо, – благодарит меня пассажир. – Полчаса уже здесь торчу: никто не хочет меня везти. Вы поедете в Бруклин-Хайтс?..
Минут через семнадцать мы на месте. На счетчике 3.65. Казалось бы: грех жаловаться. Но возвращаться в Манхеттен мне придется порожняком, и, если в Бруклине я очутился утром, когда ведущие в центр города дороги забиты пробками, едва ли что-нибудь еще заработаю я за этот неудачно сложившийся час…
Сидя в кресле-каталке, голосует инвалид. Таксисты – не останавливаются. Однако же, не останавливаются они не потому, что все подряд – мерзавцы, а потому, что кресло-каталка не влезет ни в «форд», ни в «додж» и ни в какую другую машину – кроме чекера…
Инвалид подкатил к распахнутой дверце, а подняться с кресла не в состоянии: ему нужно помочь. Зайдя со спины, я беру клиента под мышки и пытаюсь подтолкнуть тяжелое, словно из чугуна, тело. Мои мышцы напряжены до предела, но только тогда, когда я совсем уже выбиваюсь из сил, до меня доходит, что, на самом деле, я не помогаю бедняге, а мешаю ему. Оказывается, мне нужно встать спиной к чекеру и лицом к инвалиду, нагнуться, чтобы он мог взяться за мою шею обеими руками и, пятясь задом, войти в салон и втянуть за собой беспомощную тушу.
За старания мои инвалид по собственной инициативе платит мне вдвое больше, чем показывает счетчик. Но проехали-то мы всего милю. А процедура высадки при неумелом помощнике еще сложнее посадки, и мы расстаемся недовольные друг другом: он из-за меня ушиб ногу, я из-за него потерял время…
В Нижнем Городе, на улице Диланси, на достославной барахолке, куда людей заманивает азарт выискать по дешевке модную тряпку, у края тротуара над горкой картонных ящиков часто стоят евреи в лапсердаках с печальными, как сумерки в Вильямсбурге,[24] глазами и поднятой, подзывающей такси рукой.
Стоят они подолгу. Водители-гои, водители-аиды не хотят возиться с ящиками. Какого лешего я нажимаю на тормоз? Чтобы услышать это: «Ты хороший человек. Ты понимаешь на идиш?».
Мы уже погрузили все стоявшие на тротуаре картонки, но они прибывают! Их несут и несут – из убогой лавки под покосившейся вывеской. Широко расставляя слоновьи ноги, топает супруга неудавшегося негоцианта, пыхтит мальчишка с болезненным нервным лицом, а за ними хромой негр катит на тележке еще целую гору.
– Все поместится! – уверяет меня лапсердак, – только счетчик, пока мы стоим, не надо включать: пусть лучше мои деньги пойдут твоей семье, а не – этим… Ты меня понял?
Хотя клиент оказался прав, и все коробки удалось втиснуть, мой чекер загружен от пола до потолка, я лишен заднего обзора и вынужден вести машину очень медленно, включив аварийные огни.
Попетляв по улочкам-нищебродам за вильямсбургским мостом, мы останавливаемся у такой же пыльной витрины за треснувшим стеклом… 3.05. Я помогаю разгружать, чтобы поскорей освободиться. Наконец бизнесмен, которого осенила счастливая мысль, что именно в этой лавке его товар пойдет нарасхват, достает из кармана деньги. Он отсчитывает второй, третий, ЧЕТВЕРТЫЙ – где наше не пропадало! – доллар, глядит на меня орлиным взглядом и ждет благодарности… Но каким-то загадочным образом вся печаль из глаз правоверной, обритой наголо еврейской мамаши, из глаз ее худосочного ребенка и хромого негра – перелилась в мои. Минут десять я искал пассажира. Минут десять мы ехали. Десять минут гужевались с ящиками. Раньше, чем через десять минут я не попаду в Манхеттен. Когда же я получу следующего клиента? Сколько я могу заработать за этот час?..
Остановившись у тележки с горячими бубликами, я заглатываю – мне больно жевать – безвкусное тесто и наблюдаю, как шагах в десяти от меня пытается остановить кэб грузная черная старуха.
Мимо проносятся пустые такси. Черные водители, белые водители – в упор не видят черной старухи.
– Эй, леди, садитесь в мой кэб! – кричу я: – Сейчас поедем!
Насупленная старуха ковыляет к машине и бормочет (вроде бы себе под нос, но так, чтобы и я слышал):
– Ишь, какой умник выискался! Хочет, чтобы клиенты ждали, пока он ест свой ланч…
Дернула меня нелегкая позвать ее! Едва она опустилась на сиденье и счетчик клацнул – взвилась:
– Сейчас же убери эти 65 центов! Он еще за руль не сел, а я уже должна ему чуть ли не доллар. Я не собираюсь платить эти деньги. Ты все подстроил!
– Что я «подстроил»? Счетчик включается автоматически.
– Посмотрите на него – «автоматически»! У меня племянник в полиции служит, он тебе покажет!
Проучить старуху несложно. Можно кликнуть людей, застыдить, довести до слез. Тем более, она этого заслуживает. Но сколько нервов у меня вымотает свара? Разве не лучше обратить все в шутку:
– Леди, прошу вас, не жалуйтесь на меня в полицию!..
