Вадим Белоцерковский - ПУТЕШЕСТВИЕ В БУДУЩЕЕ И ОБРАТНО
Седьмого мая мне было сообщено из Рабочего совета радиостанции, что администрация намерена уволить меня за мой протест против выговора.
Никогда не забыть мне выражения лица, с каким Анита восприняла мои слова, когда я, вернувшись 7 мая с работы, сказал: «А ведь меня все-таки увольняют!». Для нее это был очень тяжелый удар, ей трудно было понять, как это могло произойти. Напомню, что, кроме всего прочего, с нами жила моя дочь Женя. К моменту моего увольнения ей исполнилось 12 лет. Анита у Нейманиса получала очень скромную, «русскую» зарплату, вчетверо меньше моей, и у меня не было никаких надежд найти какую-либо другую работу.
Неожиданно для меня 22 сотрудника русской редакции (около половины творческого состава), люди разных волн эмиграции и этнического происхождения, подписали обращение к администрации с призывом воздержаться от увольнения Белоцерковского. (Членов НТС среди них, разумеется, не было.) Против увольнения высказался и Рабочий совет. Однако 14 мая я получил письмо об увольнении, в котором значилось:
«Это увольнение обусловлено Вашим поведением. Поводом к увольнению послужил Ваш ответный меморандум от 11.4.85. В этом меморандуме Вы даете понять, что и впредь при определенных обстоятельствах не будете придерживаться «пункта 5» контракта с профсоюзами.
С получением этого письма Вы освобождаетесь от дальнейших служебных обязанностей.
С дружеским приветом
Харольд Батдорф».
Это произошло после 12 лет моей работы на радио. И «с дружеским приветом» — это Америка! Самое интересное тут, что Батдорф действительно относился ко мне дружески! Батдорф, напомню, в 1975 году был свидетелем «беседы при директоре», когда меня в первый раз хотели уволить с работы за протест против «разгула нацистских настроений» (в связи с выступлением на станции Леонида Плюща), и потом говорил, что был восхищен, «с каким достоинством держал себя Белоцерковский».
Я обратился в рабочий суд Мюнхена и в Конгресс США. При этом мне очень повезло с адвокатом. Звали его Фридрих фон Халем. Уж не помню, как я на него вышел. Он, во-первых, говорил по-русски, а главное, был, можно сказать, потомственным антифашистом. Отец Фридриха был знатным аристократом в Пруссии и, как многие немецкие аристократы, ненавидел нацистов. Накануне прихода Гитлера к власти отец Фридриха обратился к евреям Германии с советом создавать вооруженные отряды самообороны и предложил свою помощь. По Веймарской конституции такие отряды дозволялись. Но лидеры еврейской общины отказались от этой идеи: они не верили, что в стране Гете и Баха могут прийти к власти «какие-то хулиганы». И когда «хулиганы» пришли, они немедленно кинули отца Фридриха в концлагерь, а потом и расстреляли. Так что мой адвокат, мягко говоря, не любил антисемитов и защищал меня с большим усердием, чем, наверное, я бы сам себя защищал. Мы навсегда подружились с ним. Самое забавное, что последние 10 примерно лет он живет в Москве! Купил там квартиру и место на кладбище (немецком, Введенском, где покоятся и мои родители), открыл юридическую контору для коммерсантов из Германии. Человек любит Россию! И это при том, что в Германии у него двое детей, внуки и прекрасные с ними отношения. А еще он «страдает» непробиваемым добродушием и являет собой пример совершенного бессребреника. Бедным русским немцам и евреям, желающим уехать в Германию, он помогает бесплатно! Иные из них, узнав об этом, прикидываются бедными, но Фридрих, решительно не разбираясь в людях, особенно в русских, никогда этого не замечает. Ко всему еще он имеет рост под два метра, прусские усы и похож одновременно на Фридриха Великого и Максима Горького, которого очень почитает. Такие вот есть немецкие немцы![69]
В течение лета 1985 года (уже после моего увольнения) один за другим оставили свои посты три высших руководителя радио: председатель BIB Фрэнк Шекспир, президент обеих радиостанций Джеймс Бакли и директор РС Джордж Бейли. Однако заменившие их руководители (подобранные уволенными!) из суда со мной не вышли, меня добровольно не восстановили, хотя их к этому призывали курирующие радио сенатор Клайборн Пелл и конгрессмен Ларри Смит, сопредседатель Комитета по международным отношениям Палаты представителей Конгресса.
Клайборн Пелл, адресуясь еще к «достопочтеннейшему» (как стояло в письме) Джеймсу Бакли, писал:
«Насколько мне известно, г-н Белоцерковский был лояльным и компетентным работником. Мне также известно, что годами работники писали статьи, критикующие Радио Свобода, и не были за это уволены. Меня беспокоит, что РСЕ/РС может предстать в очень плохом свете, если окажется, что единственной причиной для увольнения является критика в отношении антисемитизма.
Я очень надеюсь, что Вы рассмотрите вопрос о восстановлении г-на Белоцерковского на работу в связи с поднятыми мною выше соображениями».
Я получил от сенатора копию этого меморандума и храню ее как один из дорогих мне документов.
Руководители радио оставили это обращение без внимания. Попутно вдумаемся: Сенат финансирует радиостанции, но не имеет власти над его руководством, платит, но музыку не может заказывать! (Как свято убеждены в обратном наши сторонники капитализма!) И это тоже — Америка. Финансировать из бюджетных средств и владеть — там не одно и то же! Подчинялось руководство радио только президенту США и только в вопросах утверждения или увольнения с должностей высших администраторов радиостанции. В США взаимоотношения между разными ветвями власти и организациями четко регламентированы законодательством и традициями. И Белый дом снял трех высших администраторов добровольно, просто под давлением мнения Сената и прессы, которая в США великая сила. Сенат может требовать снятия лишь тех руководителей, которые Сенатом же утверждаются, а это только члены администрации Президента.
Я дальше не буду как-то группировать события по их характеру, так как следовали они вперемешку, поэтому и я вынужден передавать их в форме калейдоскопа и не всегда в хронологической последовательности.
Помню, вскоре после увольнения я получил письмо от Ричарда Пайпса. Он писал, что потрясен известием о моем увольнении, обещал что-то предпринять и призывал меня не падать духом. Получил я теплое письмо от Симона Визенталя, Дж. Крисчансена, звонили и писали мои чехословацкие друзья, обещали внедрять в западную прессу информацию о моем деле. Антонин Лим, оказывается, был в дружбе с Клайборном Пеллом и обещал говорить с ним обо мне, и наверняка обещание выполнил. Михал Райман помог мне связаться с вашингтонским корреспондентом «Ди цайт» Уве Шиллером, который потом написал очень важную для моего судебного процесса статью.
Незабвенный Ларс-Эрик Нильсен
Но самым удивительным был звонок из Вашингтона известного и влиятельного американского журналиста Ларса-Эрика Нильсена, одного из руководителей самой многотиражной газеты в Штатах «Нью-Йорк дейли ньюс», недавно, увы, скончавшегося.
Еще до моего протеста в Сенат среди критических статей в западной прессе об антидемократических и антисемитских передачах PC выделялись его статьи, отличаясь остротой, пониманием дела и ангажированностью автора. И вот примерно на третий день после моего увольнения раздался телефонный звонок из Вашингтона Ларса-Эрика Нильсена. «Мы вас не оставим! Держитесь! — сказал он. — Я пишу статью о вашем деле. Я нахожусь в контакте с Клайборном Пеллом и Джеральдом Крисчансеном. Пелл напишет письмо в вашу защиту». И Нильсен опубликовал не одну статью в мою защиту, а несколько, и не только в своей газете. Статьи его перепечатывались многими другими газетами США. Выяснилось, что он работал в конце 60-х корреспондентом агентства Рейтер в Москве. Отсюда, наверное, понимание ситуации и особая заинтересованность. Вот выдержка из его статьи в «Нью-Йорк дейли ньюс» от 21 февраля 1986 года:
«Вы в суде, вы и я, в Мюнхене, Западная Германия. Мы пытаемся получить немецкое разрешение, чтобы уволить нашего служащего, советского диссидента, который имел смелость публично протестовать против антисемитизма.
(«Мы» — это значит американские граждане, финансирующие своими налогами радиостанцию «Свобода» и таким образом вовлеченные в судебный процесс по моему делу.)
Его проступок против нас, — продолжал Нильсен, — подобен тому, что совершил против Кремля Анатолий Щаранский: протест против антисемитизма, борьба за свои права и общая неудобность для властей.
Ирония состоит в том, что мы пытаемся уволить Белоцерковского в тот самый момент, когда мы приветствуем освобождение Щаранского из ГУЛАГа.
Ирония заключается также в том обстоятельстве, связанном с историей немцев и евреев, что мы просим немецкий суд позволить нам предпринять репрессии против еврея Белоцерковского. У немцев хватает здравого смысла, и они стремятся не принимать участия в этом. Но мы не позволяем им уклониться. Мы намерены воевать с Белоцерковским в немецком суде до второго пришествия...
