Томмазо Ландольфи - Жена Гоголя и другие истории
Р е ж и с с е р. Какая-то заученная, замученная фраза.
Н и к т о. Судьбу в основном бесславную и даже гнусную, которую стараемся наиболее достойно истолковать.
Р е ж и с с е р. А-а, понятно. Что ж, истолкуйте.
Н и к т о. Легко сказать!
Р е ж и с с е р. Конечно. Необходимо некое... что ли, драматическое действие.
Н и к т о. С единством места, времени и так далее?.. Но ведь действие не может быть все равно каким!
Р е ж и с с е р. Фу-ты ну-ты! Что в конце-то концов?
Н и к т о. В конце концов это самая обыкновенная, заурядная история в том смысле и настолько, насколько один сюжет стоит другого. И опять-таки, в конце концов, давайте не будем никого перебивать и минут десять без остановки посвятим...
Р е ж и с с е р. Чему?
Н и к т о. Театру, фарсу, жизни.
Р е ж и с с е р. Вы красиво оправдали свой пирожок ни с чем.
Н и к т о. А ничто было наипервейшим условием наших стараний. Было и остается.
Р е ж и с с е р. Вы ловкий, хитрый и одновременно пустой человек.
Н и к т о. Я ловкий и хитрый, потому что пустой. Разве я не говорил вам, что я — пустой? Разве я не есть Никто?
Р е ж и с с е р. Он самый. Все правильно. Пускай еще немного потечет «жизнь», по вашему удачному выражению, а мы посидим да поглядим.
Н и к т о. То-то и оно, поглядим.
Д а в н и ш н я я Л ю б о в н и ц а. Значит, женишься на своей служанке?
Н и к т о. Не на служанке, а на прачке. Да и какая она прачка — прелестная девочка возраста Джульетты Монтекки... или Капулетти, не помню.
Л ю б о в н и ц а. Смех один!
Н и к т о. Это почему?
Л ю б о в н и ц а. Ты — это ты, а она — это она.
Н и к т о. И слава Богу.
Л ю б о в н и ц а. Искать поэзию в отбросах ты непревзойденный мастер, но лишь теоретически.
Н и к т о. Что ты имеешь в виду?
Л ю б о в н и ц а. А то, что очень скоро ты вернешься ко мне. Или к той, другой.
Н и к т о. Ух ты! С чего бы вдруг?
Л ю б о в н и ц а. Известно ли тебе — а тебе наверняка известно, — что такое совместный быт и как он убивает все светлое, чистое, высокое?
Н и к т о. Она изумительна в любви.
Л ю б о в н и ц а. Ах, вот у вас куда зашло! Все равно, очень скоро тебе этого будет мало. Тебе уже мало.
Н и к т о. Глубокое заблуждение — полагать, что я проживу лишь игрой своего могучего интеллекта.
Л ю б о в н и ц а. Вот-вот, ты уже задавлен своим собственным интеллектом, скоро запросишь моей помощи.
Н и к т о. Считаешь, что мне тебя одной вполне достаточно?
Л ю б о в н и ц а. Нет, конечно. Но я обладаю очень ценным для тебя свойством: наши взгляды на мир совпадают... Взять хотя бы животных.
Н и к т о. Животных?
Л ю б о в н и ц а. А ты не помнишь? Сам сказал однажды, что если мы когда-нибудь и расстанемся, то будешь жалеть только о моих зоологических сравнениях.
Н и к т о. Да уж конечно! Какие еще зоологические сравнения?
Л ю б о в н и ц а. Мое понимание животных, моя любовь к ним и сравнение их с людьми. Вспомнил?
Н и к т о. Так, отдаленно.
Л ю б о в н и ц а. А эта глупенькая девочка, когда ты заявил ей в своей обычной манере, что она для тебя почти что зверушка-кошечка или воробушек, это как раз в твоем стиле, — что тебе ответила?
Н и к т о. Обиделась, зарыдала.
Л ю б о в н и ц а. Видишь: ничего не соображает. Даже того не поняла, что на животных ты обращаешь свою единственную любовь, то бишь презрение.
Н и к т о. Какое презрение, негодяйка?
Л ю б о в н и ц а. К людям, к самому себе.
Н и к т о. Знаешь что, сделай одолжение, сделай мне такое одолжение: поди-ка ты снова к черту!
Л ю б о в н и ц а. И пойду, пойду. В ожидании твоего следующего звонка. Если, конечно, гордость не помешает тебе капитулировать.
Н и к т о. Ну и пошла, пошла!..
Р е ж и с с е р. И что теперь — новый виток?
Н и к т о. Не новый, а тот же самый. Продолжение могло бы стать логическим развитием...
Р е ж и с с е р. Тише, господа актеры, не надо... Проявим терпение, посмотрим еще немного... Скажите нам только о времени, господин Никто. Можно ли считать, что следующий эпизод разыгрывается позже?
Н и к т о. Само собой.
Р е ж и с с е р. Намного?
Н и к т о. На десять лет.
Р е ж и с с е р. Всего лишь! Так. Сидим тихо, спокойно, не реагируем.
Н и к т о. Это, между прочим, оскорбительно.
Р е ж и с с е р. Не я виноват... Итак, ваша реплика.
Н и к т о. Не моя. Моей жены.
Р е ж и с с е р. Ну, значит, вашей жены, маленькой прачки.
Н и к т о. Опять же как сказать: моей или этого человека.
Р е ж и с с е р. Ну да, да, понятно: того или другого, вернее, и того и другого. Вы уж потрудитесь предупреждать нас о смысловых связях.
Н и к т о. Вот я и предупреждаю, скажите спасибо. Хотя, думаю, она умрет.
Р е ж и с с е р. Кто умрет?
Н и к т о. Это самая молоденькая особа.
Р е ж и с с е р. Ах, умрет?
Н и к т о. Не совсем, якобы умрет.
Р е ж и с с е р. Просто так?
Н и к т о. Каталепсия или что-нибудь вроде того.
Р е ж и с с е р. Уф-ф! Зачем еще усложнять?
Н и к т о. По-моему, будет хороший драматический эффект и в каком-то смысле необходимый.
Р е ж и с с е р. Понял. Одного не пойму: как все это складывается в целое?
Н и к т о. А вы посмотрите, послушайте, оцените мою изобретательность и искренность... мою беспредельную изобретательность, мою изобретательную беспредельность.
Р е ж и с с е р. «Вперед, молодой чужестранец!..»
Н и к т о. Что это значит?
Р е ж и с с е р. Ничего. Наш воображаемый зритель ждет.
Н и к т о. Настоящему-то долго пришлось бы дожидаться.
Женщина моя, что еще тебе сказать? Вот сойдешь ты в хладную могилу, и вместе с тобой земля поглотит всю мою любовь, все счастье, надежду, все светлое и возвышенное, все мирское блаженство и радость — словом, все, что способно вдохнуть живой смысл в неуютное бытие мужчины. Я люблю тебя, нежное создание, люблю более, чем прежде, когда повстречался с тобою после долгих лет тоски, после мучительных скитаний по засушливой пустыне. И вот ты уходишь. В тебе находил я средоточие совершенств и прелестей, ты одна была пристанью для моего сердца, тобою жила моя душа. И я лишаюсь тебя так немилосердно скоро, что, кажется, будто сошлись воедино свадебный наряд с траурным убранством. Ты тоже любила меня, как никакая другая не сумела бы. Потому знаю наверняка: твоя могила заберет не только нашу любовь, но и райские кущи, любовью дарованные. Чем будет отныне и впредь жизнь моя, когда все, что наполняло ее, сам жизненный дух, нынче отнято? Ах, с какой охотой я отдал бы тебе всю свою кровь (разве что, за исключением последней капли), дабы увидеть, как бьется в жилках твоя. Ах, с каким желанием (если нельзя как-нибудь иначе) последовал бы я за тобой в сумрачный путь, когда бы не опасался огорчить трепетную подругу, которая еще поддержит меня своим светом или тенью своей! Но кто возвратит мне тебя, тебя настоящую? Красивая, добрая, но — увы! — была. И блистала нравственной чистотой, и сияла очарованием (а равно прочими достоинствами), даря ближним неисчерпаемую доброту, ласку и тепло. Всего этого у меня больше нет... А ты, мышонок, с оглядкой взбирающийся по ножке стула, — чего ищешь ты здесь, в доме скорби? Зверушка, которую следовало бы умертвить или прогнать, карабкайся с миром, только побудь со мною! Но, в испуге от моего голоса, ты крохотным комочком бросаешься наутек, и не знаю, стоит ли упрекать тебя за то, что стремглав несешься в потайную норку, к своей мышке, счастлив, что спасся... Счастлив и ты, певучий соловейка, льющий трели в ночную даль лишь оттого, что, как сказал поэт, твоя веселая подружка живет с тобой в одном гнезде. Живет... Сколь упоительно это ни с чем не сравнимое слово... Но что я вижу! Ее щеки будто окрасились легким румянцем... Ах, это обман моего измученного зрения... Ах, нет, не обман... О радость, о чудо из чудес — она оживает! О восторг невыразимый, который и меня из мертвых к жизни воскресит! Она что-то сказала...
— Моя любимая хрустальная ваза — на этой кривой табуретке? Ведь заденут — свалится же!
— Как внятно все она произнесла... Останься ж здесь, навеки позабытый, кошмарным призраком минувшего, мой траур!
— Ну-ка, убери ее отсюда. Что такое, по какому случаю цветы? А свечи?
— Это иллюминация в честь твоего пробуждения. Родная, ты в объятиях возлюбленного, нынче тебя приветствует, ликуя, вся природа, ты...
— Сума сойти, завтра у нас что, пятнадцатое? Рассрочка за пылесос не плачена, а до конца месяца еще жить надо. Деньги как в прорву летят, ей-Богу. Знаешь, почем на рынке шпинат ?
— Шпи... Вообще-то я уже... Шпинат, оно, конечно, шпинат. Но все-таки... Взгляни в открытое окно на звезды, чуть тронутые утренней зарею, они как будто смотрят с высоты к нам в комнату, которая еще минуту назад была юдолью скорбною...
— А служанки — это же наказание Господне! Наша крадет без зазрения совести, когда в магазин посылаю, и дома крадет. Что с ней делать — ума не приложу. Иной раз просто слов не хватает!
