Алексей Меняйлов - Понтий Пилат. Психоанализ не того убийства

Об этом качестве «наоборот» Булгаков, хотя бы как человек начитанный, не знать не мог. Точно так же, как он не мог не придать мечте о себе специфически русские качества: не случайно, не будучи коммунистом, он после революции обнищавшую Россию (Дом Понтия Пилата) не покинул, кроме того, любимыми его авторами были Лев Толстой и хресмолог Александр Пушкин (Булгаков очень уважал его, но не как поэта).

Кроме того, всякий ищущий истину со временем становится начитан, а всякий начитанный не может не знать многообразно выраженную ещё в античности мысль, что «богатый — это не тот, кто приобрёл много имущества, а тот, кто научился обходится малым» (кстати, отсюда выражение русской народной мудрости «бедный еврей»). По этой логике «наоборот», в эстетике которой написан вообще весь «Мастер…», Бездомный — это как раз тот, кто, собственно, и обретает (лично или в роду своих) истинный Дом.

Кто его род?

…Меня же сейчас более всего интересует Понтий Пилат… Пилат…

Что ж, Пилат — это точно «зам`ок» свода… Впрочем, об этом в своём месте.

Итак, будучи лишён не то что хор`ом, но и собственной над головой крыши, будущий Иванушка-Пьеро-Пьер-Пилат шёл Домой (постижение действительности) — даже будучи Иваном.

Остаётся только удивляться то ли невежеству, то ли наглости орд булгаковедов-«иудо-внутренников», которые талдычат, что Булгаков своего героя высмеивал (мечту о самом себе!!), дав ему псевдоним наподобие тех, что выбирали модные пролетарские поэты, вроде Бедного, Босого и Голодного. Для начала, господа, не только пролетарские поэты так себя нарекали, но и те, кто оказался в эмиграции, почитайте, господа булгаковеды, хотя бы эмигранта Набокова. А впрочем, что возьмёшь с тех, кто взялся рассуждать о предсмертном романе великого мистика, не удосужившись извлечь из «кладовых» бессознательного своего «романа о Понтии Пилате»!.. Да и достойны ли они доступа к «кладовым»?

Мастер (выражаясь, библейским языком, ветхий Булгаков) называет Бездомного сыном: всякий сын — мечта отца о себе нереализовавшемся. То, что Иванушка Бездомный — растоптанная Маргаритой мечта и мастера тоже, Булгаков подчёркивает во многих местах:

— А чем же вы будете жить? Ведь придётся нищенствовать ‹то есть стать бездомным, киником, «быстро продвигающимся». — А.М. ›?

— Охотно, охотно, — ответил мастер, притянул к себе Маргариту, обнял её за плечи и прибавил — Она образумится, уйдёт от меня…

М.Булгаков. Мастер и Маргарита.

Глава 24 («Извлечение мастера»)

Но она не ушла, а напротив, силою Воланда вернув сбежавшего от неё мастера, его отконвоировала к дому с дорогостоящими венецианскими окнами, вслед напутствуемая мыслью Воланда, величайшего из обманщиков:

— Верной дорогой идёте, товарищи!

Мастер хотел бы стать «безДомным», он даже бросил свою роскошную квартиру в полуподвале и сам пришёл в психиатрическую клинику, но… Но для того чтобы стать Бездомным (Киником?!.. Не-Хранителем?), мало бросить жильё и прийти в дом скорби. Есть ещё и другие нити, втягивающие человека в стаю. Мастер безДомным-киником так и не стал…

Итак, главный смысловой уровень псевдонима героя «Мастера и Маргариты»: обращённость к Богу, к Истине.

Но, может быть, есть и другие уровни?

Раз булгаковский «Мастер…» — во многом предтечное служение, часть некоего целого, не стиснутого границами во времени, то почему бы и нет? Ведь в таком случае он непременно должен протягивать руку помощи. Но кому? Помощь-то явно адресная.

Странно быть человеком:

— который написал роман о Понтии Пилате;

— который писал этот роман в неповторимой комнате (возможно, последней!), предречённой Булгаковым столь подробно;

— любимый герой которого — Киник (Бездомный);

— который, как и сам Булгаков, на первое место в мировой литературе ставит ныне почти забытого Льва Николаевича Толстого, а Александра Пушкина ценит, но не как поэта;

— вокруг которого группируются однотипные события, описанные в главе «Цыганский Барон, главный раввин, православный священник», и т. п.

Ситуация, так скажем, не особо распространённая.

А ведь есть ещё одна подробность, которая ранее описана не была.

Комната с печкой на Арбате без трамвая, может, и была, но это не мечта — в мечте в ней должен писать роман о Понтии Пилате не мастер, а Бездомный, которому мастер (Булгаков) завещал это великое деланье. А поскольку Понырев за это не взялся, то его новое воплощение… Человек, которого Булгаков, способный проницать время и пространство, не мог не обнаружить.

Бездомному погибающий мастер завещал написать о Понтии Пилате продолжение. Но истинное продолжение — не повествовательно-биографическое. Оно — в большем постижении Истины.

Как было упомянуто ещё в «Подноготной…» («КАТАРСИСе-1»), не заметить, что «каморка папы Карло» подходит под булгаковское описание жилья мастера, было невозможно — тем более что о Понтии ПилатеП. уже написал цикл рассказов (нечто вроде черновика романа?).

Эти признаки совпадения не могли не вызвать шуток — и вызвали. Среди прочего, В. назвала П. «мастером» и предложила сшить шапочку с двусмысленной буковкой «М» (фамилия П. начинается с этой буквы) или «П» (всё это в «Подноготной…» описано). Однако, несмотря на то, что В. — хозяйка своего слова, это был разве что не единственный случай, когда она слова своего не сдержала. Да и шуточный псевдоним «мастер» не прижился — всё закончилось однократной шуткой.

Зато в «каморке папы Карло» нередко звучало другое слово—«бездомный»!

Да-да, притом вне всякой связи с Иванушкой Поныревым. (Заметьте, всё это происходило до нашего с В. внимательного перепрочтения «Мастера…» лет, эдак, за пять!) Но ведь и «Иванушка-дурачок» тоже почти звучало в «каморке», пусть в эвфемизмах: «легко обмануть», и прочее. (Как для сомневающегося читателя выигрышно, что всё это записано! И опубликовано — ещё задолго до начала работы над «Понтием Пилатом».)

Вот такая не упоминавшаяся прежде подробность о том, как подают руку помощи…

Киник глубоко вдохнул: воздух был прекрасен предутренней прохладой и ароматом трав. Громадное, как вечность, небо было усеяно ярчайшими звёздами. Говорят, тёмные межзвёздные провалы — это скопища многих и многих рабов собственной участи, а вот на каждую судьбу есть своя звезда.

И эти звёзды непременно дополняют свет друг друга. Так что даже в ночи становится видно прежде сокрытое — до времени восхода солнца.

А.Меняйлов. Понтий Пилат.

Глава 20 («Последняя кровь»)

глава тридцать третья

Праотец скифов, или Кем был Понтий Пилат по национальности?

Читаем «Историю» Геродота, книга iv, логос о Скифии.

8. …Эллины же, что живут на Понте, передают иначе. Геракл, гоня быков Гериона, прибыл в эту, тогда ещё необитаемую страну (теперь её занимают скифы). Герион же жил далеко от Понта… за Геракловыми Столпами… Оттуда-то Геракл и прибыл в так называемую теперь страну скифов. Там его застали непогода и холод. Закутавшись в свиную шкуру, он заснул, а в это время его упряжные кони (он пустил их пастись) чудесным образом исчезли.

9. Пробудившись, Геракл исходил всю страну в поисках коней и наконец прибыл в землю по имени Гилея. Там в пещере он нашёл некое существо смешанной природы — полудеву, полузмею. Верхняя часть туловища от ягодиц у неё была женской, а нижняя — змеиной. Увидев её, Геракл с удивлением спросил, не видала ли она где-нибудь его заблудившихся коней. В ответ женщина-змея сказала, что кони у неё, но она не отдаст их, пока Геракл не вступит с ней в любовную связь. Тогда Геракл ради такой награды соединился с этой женщиной. Однако она медлила отдать коней, желая как можно дольше удержать у себя Геракла, а он с удовольствием бы удалился с конями. Наконец женщина отдала коней со словами: «Коней этих, пришедших ко мне, я сохранила для тебя; ты отдал теперь за них выкуп. Ведь у меня трое сыновей от тебя. Скажи же, что мне с ними делать, когда они подрастут? Оставить ли их здесь (ведь я одна владею этой страной) или же отослать к тебе?» Так она спрашивала. Геракл же ответил на это: «Когда увидишь, что сыновья возмужали, то лучше всего тебе поступить так: посмотри, кто из них сможет вот так натянуть мой лук и опоясаться этим поясом, как я тебе указываю, того оставь жить здесь. Того же, кто не выполнит моих указаний, отошли на чужбину. Если ты так поступишь, то и сама останешься довольна и выполнишь моё желание».

10. С этими словами Геракл натянул один из своих луков (до тех пор ведь Геракл носил два лука). Затем, показав, как опоясываться, он передал лук и пояс (на конце застёжки пояса висела золотая чаша) и уехал. Когда дети выросли, мать дала им имена. Одного назвала Агафирсом, другого Гелоном, а младшего Скифом. Затем, помня совет Геракла, она поступила, как велел Геракл. Двое сыновей — Агафирс и Гелон не могли справиться с задачей, и мать изгнала их из страны. Младшему же, Скифу, удалось выполнить задачу, и он остался в стране…