Ивлин Во - Офицеры и джентльмены
– Все хорошо, номер седьмой. О, это вы, Краучбек! Что-нибудь случилось?
– Кажется, я ушиб колено, – сказал Гай.
Это было то же колено, которое он вывихнул на прощальном вечере в алебардийском казарменном городке.
– Ну ладно, посидите здесь, пока не закончатся прыжки. Потом мы подберем вас.
Над ним то в одном направлении, то в обратном пролетал самолет, под которым всякий раз появлялся новый раскрывшийся парашют. Наконец рядом с Гаем неожиданно приземлился Джилпин; от его нерешительности не осталось никакого следа. К Гаю бодро приблизился совершенно неузнаваемый, полный самодовольства и беспечности человек.
– Ну как? Не так уж страшен черт, как его малюют, правда? – сказал он.
– Очень даже приятно до известного момента, – согласился Гай.
– Я сначала не услышал команду, – сказал Джилпин. – Просто не понимаю, почему так произошло. У меня и на строевых занятиях получалось так же. Потому, наверное, что никак не могу привыкнуть к инстинктивному, беспрекословному выполнению команды.
Гай хотел спросить Джилпина, как он покинул самолет – сам или с помощью инструктора, – но воздержался. Поскольку Джилпин прыгал последним, об этом не узнает никто, кроме тех, кто прочитает секретный доклад о его подготовке.
– Надеюсь, что мы сегодня совершим еще по одному прыжку, – сказал Джилпин. – Я вполне готов к этому.
– А я вот уж никак не смогу, – сказал Гай.
Вечером капитан Фримантл доложил Людовичу:
– Один выбыл из строя, сэр. Краучбек.
– Краучбек? – спросил Людович рассеянно, как будто он не знал этой фамилии. – Краучбек?
– Один из алебардистов, сэр. Мы считали, что в его возрасте прыгать с парашютом, пожалуй, поздновато.
– Да? Один из тех случаев, когда не раскрылся парашют?
– О, нет. Не столь уж страшно. Простое растяжение сустава, по-моему. – Услышав эти слова, Людович постарался скрыть свое огорчение. – Мы отправили его в госпиталь военно-воздушных сил, чтобы сделать рентгеновский снимок. Возможно, он задержится там на несколько дней. Вы поедете навестить его?
– Нет, боюсь, мне это не удастся. У меня очень много работы. Позвоните по телефону и узнайте результат рентгеновского обследования. Позднее вы или кто-нибудь из инструкторов можете посетить его и узнать, как у него дела.
Капитан Фримантл хорошо знал, сколько работы у Людовича. Предыдущий начальник всегда посещал «клиентов», получивших травмы, а в редких случаях даже участвовал в их похоронах.
– Слушаюсь, сэр, – сказал капитан Фримантл.
– Да, кстати, – продолжал Людович, – можете сказать заведующему столовой, что ужинать сегодня я буду в столовой.
В комнате отдыха в тот вечер царило безудержное веселье и ликование. Одиннадцать членов группы совершили в тот день второй прыжок в условиях прекрасной погоды. Все они полностью преодолели страх перед прыжком и были абсолютно уверены, что закончат курс подготовки с высокой оценкой. Некоторые непринужденно развалились в креслах или на диване, другие стояли группами, громко разговаривая и весело смеясь. Даже Джилпин и тот не остался равнодушным к общему веселью. Он заявил во всеуслышание:
– Теперь я сознаюсь, что перед первым прыжком я-таки здорово побаивался. – С видом равного принял бокал пива, предложенный ему инструктором по прыжкам, бесцеремонно спихнувшим Джилпина утром с самолета, наступив ногой на его пальцы, когда он судорожно схватился за край люка.
Людович появился в этой компании, как некий пришелец с неба. Никто, конечно, не верил в буквальную правдоподобность фантастических выдумок де Саузы о начальнике, однако неоднократное повторение таких выдумок во все более мрачных красках оставило в сознании «клиентов» непроизвольный страх перед этим таинственным, скрывавшимся на верхнем этаже человеком, которого никто ни разу не видел и не слышал. Появление Людовича никоим образом не рассеяло испытываемого «клиентами» страха перед ним.
Он был на несколько дюймов выше самого рослого «клиента». В те времена наблюдалось заметное различие во внешности счастливых военных, которым предстояло участвовать в боях, и тех, кто подвергал опасности свое пищеварение и здравомыслие, просиживая за письменным столом и имея дело главным образом с бумажками и телефонами. Внешний вид бледного, но упитанного Людовича, стоявшего перед и над худыми и возбужденными молодыми людьми, вряд ли подтверждал теорию о том, что работа за письменным столом – это медленное приближение к могиле. В комнате отдыха с его появлением наступила полная тишина.
– Представьте мне джентльменов, – обратился он к своему заместителю.
Капитан Фримантл церемонно познакомил его со всеми «клиентами». Людович протягивал каждому свою холодную и влажную руку и повторял произносимую Фримантлом фамилию: «…де Сауза… Джилпин…» – как будто он перечислял названия книг на полке, которые не намеревался читать.
– Не желаете ли выпить с нами? – храбро предложил де Сауза.
– Нет, нет, – ответил Людович из глубины своего невидимого саркофага. – У меня слишком много забот о вашей подготовке. – Затем он медленно обвел взглядом всех «клиентов». – Один из вас, как мне доложили, выбыл из строя. Вас теперь только одиннадцать. Фримантл, как дела у этого капитана?..
– Краучбека, сэр. Ничего нового с момента моего доклада вам. Результаты рентгеновского обследования мы получим только завтра.
– Держите меня в курсе. Я очень обеспокоен состоянием здоровья этого капитана. Прошу вас, продолжайте веселиться, джентльмены. Я слышал со второго этажа, у вас тут было очень шумно. Продолжайте. Мое присутствие здесь совершенно неофициальное.
Однако молодые офицеры опорожнили свои бокалы и отставили их в сторону.
Джилпин внимательно смотрел на грудь Людовича.
– Вас, наверное, интересует, за что я получил военную-медаль? – неожиданно спросил строгим голосом Людович.
– Нет, – смущенно ответил «Джилпин. – Я просто интересуюсь, что это за награда.
– Это награда за героизм, проявляемый рядовыми солдатами и младшими офицерами. Я заслужил ее за вылет – не за такой, в каком вы участвовали сегодня. Меня наградили за то, что я вместе с другими с треском вылетел с Крита во время поспешного отступления под напором сил противника.
Будь в словах Людовича хоть малейшие признаки юмора, его слушатели наверняка рассмеялись бы. По в данном случае эти слова лишь вызвали у них молчаливое недоумение. Людович достал из кармашка под орденскими планками большие стальные часы и сказал:
– Пора ужинать. Действуйте, Фримантл.
В заведении Людовича до сего времени придерживались обычая заходить в столовую в любое время за полчаса до ужина и занимать места по собственному выбору. Сегодня Людович сел во главе стола. Главный инструктор сел за другой конец стола, и между «клиентами» возникло своеобразное соревнование за то, чтобы занять место как можно ближе к инструктору. В конечном итоге двум несчастливцам пришлось сесть на места справа и слева от Людовича.
– Вы читаете молитву перед едой? – спросил он одного из них.
– Только когда к ужину приглашены гости, сэр.
– Но сегодня у нас день без гостей. Как раз наоборот. Мы отмечаем отсутствие вашего двенадцатого коллеги. Вы знаете молитву, Фримантл? Никто не знает молитвы? Ну хорошо, приступим к трапезе без молитвы.
Ужин в этот вечер был необыкновенно вкусным и обильным. Стесненность от присутствия Людовича не помешала проголодавшимся молодым людям опорожнить тарелки. В конце стола, где сидел главный инструктор, завязался приглушенный обмен мнениями, соседи же Людовича сидели как немые. Людович ел много, с присущей ему педантичностью, строго следя за манерой обращения с вилкой и ножом («Как зубной врач», отозвался о нем позднее де Сауза), в им же самом созданном одиночестве, подобном тому, в каком чувствовал себя Гай в ходе кратковременного спуска на парашюте. Покончив с ужином, он встал и, не сказав ни слова, вышел из столовой. Однако общее настроение после его ухода заметно не повысилось. Все почувствовали, что порядком устали за день, и поэтому, прослушав девятичасовую сводку известий, разошлись по своим комнатам и легли спать. Де Сауза очень сожалел, что отсутствовал Гай, с которым можно было бы обсудить неожиданное появление начальника. Он уже присвоил начальнику прозвище Майор Дракула, а в его сознании роились различные мысли из области некрофилии, которые Джилпин наверняка назвал бы буржуазными.
Сотрудники учебного центра задержались внизу. Это была немногочисленная группа дружных людей. Благоговение, которое они испытывали перед Людовичем, почти не нарушало их уютной и спокойной жизни. Но теперь все они были в той или иной мере встревожены – кто абсурдностью, кто чудовищностью происходящего, чем-то, во всяком случае, что заметно нарушало их привычную и спокойную жизнь.
