Маша Царева - Жиголо для блондинки
На каждого мужчину у Петра было мини-досье.
Портрет, фото в полный рост, фото в плавках и краткая информация.
«Алексей, 28 лет, мастер спорта по академической гребле, – читала Карина. – Выпускник физмата МГУ, красный диплом. Занимается верховой ездой».
«Дамир, 30 лет, танцор балета. В настоящее время танцует в составе известного стрип-ансамбля».
«Марлен Семенович, 47 лет. Один из авторов трех учебников по итальянскому языку, в прошлом – профессор кафедры языкознания международного университета».
У этого Марлена Семеновича было интересное лицо – чуть выпуклые темные глаза живо блестели из-под густых, припорошенных сединой бровей. Четко очерченные темные губы были сложены в полуулыбке, в уголках глаз – сеточка мимических морщинок. Карина вздохнула. Что же заставило тебя, Марлен Семенович, на старости лет податься в проституты? С твоим образованием, с твоими заслугами, с учебниками твоими? Неужели профессора так мало получают? Неужели ты не мог заняться репетиторством? И что же за страна у нас такая, если тебя, благородного, седовласого, так прижало, что ты оказался на одном «Титанике» с этими Дамирами и Алексеями?
Она решила воспользоваться услугами Марлена Семеновича. Выглядел профессор интеллигентно, к тому же был весьма хорош собой, дорогой костюм сидел на нем как влитой. Этот ее не опозорит. И никто не догадается, что безупречный джентльмен получает за все это гонорар.
Петр Бойко все не возвращался, и Карина от скуки долистала альбомы до конца.
Его фотография была на одной из последних страниц.
«Арсений, 23 года, профессиональная модель, участник недели высокой моды в Париже, обложка журнала «Вог Омм». Начитан, образован, обучен светскому этикету. Немного говорит по-французски и по-английски».
Ничего особенного, мальчик как мальчик. Никаких выдающихся талантов и такая немужская изначальная профессия. Модель. Явно проигрывает тому же Марлену Семеновичу. Но – бывает так – что-то гулко ухнуло у Карины в груди, едва увидела она его фотографию.
Карина, Дева по гороскопу, была рациональна до безобразия. Она не из породы теряющих голову и бросающихся в пламя. Во всяком случае, ей хотелось казаться таковой. Все ее чувства руководимы тонким эмоциональным расчетом. Никто не обвинит ее в холодности – когда-то, почти тридцать лет назад, она выходила замуж за Анатолия, как ей казалось, по любви. Несмотря на то что было ей слегка за двадцать, это была не истеричная горячка, а спокойное взрослое чувство. Никаких дрожащих пальцев и подгибающихся коленок. Ей просто было хорошо рядом с ним. Она чувствовала себя защищенной – из-под родительского крыла она уверенно перебралась под надежное крыло супруга, и до последнего времени Толя не обманывал ее ожиданий.
Сколько возможностей было у нее изменить Толику! Самое интересное – он ведь знал, знал, зараза, сколько раз Карина получала предложения такого рода. Более того, ему нравилось, когда она ему об этом рассказывала. Ни один из «тихих семейных вечеров» не обходился без того, чтобы Толя проникновенно не попросил:
– Кара, милая, ну, расскажи, кто тебя домогался на этой неделе.
Она смущенно смеялась и уклончиво говорила что-то вроде «Никто!», «Кому я нужна?» или «Так все тебе и расскажи!». Но Толя упрямился, уговаривал и, как правило, все же добивался своего.
– Ну, хорошо. Сегодня человек двадцать просто просили автографы. А один из них сказал, что влюблен в меня с детства. Ничего не поделаешь, Толюша, не молодею.
– Клянусь, что он хотел с тобой переспать. Ведь так?
– Вполне возможно.
– Расскажи, как он на тебя смотрел? Прикасался к тебе?
– Вот еще! Так я и позволила кому-то ко мне прикоснуться… Но смотрел и правда красноречиво.
И Толя придвигался ближе. Она прекрасно знала, что он возбужден. Почему-то разговоры подобного рода действовали на Карининого супруга лучше разрекламированной виагры.
Было у него несколько любимых историй о Карининой высокой нравственности и повышенном мужском внимании к ее особе. Эти истории он был готов выслушивать хоть каждый день, несмотря на то что каждую из них знал наизусть. Она считала это маленькой странностью, но, поскольку желание супруга казалось ей вполне безобидным, Карина не видела причин ему не потакать. Хотя другая на ее месте наверняка назвала бы Толю извращенцем. Что за каприз – возбуждаться от прослушивания «охотничьих историй» о несостоявшихся изменах жены.
– А теперь расскажи мне… – просительно шептал он. – Ну, ты знаешь о чем.
И Карина покорно рассказывала:
– …Помнишь, Толик, в середине восьмидесятых мы должны были поехать отдыхать в Ялту? Но какие-то дела заставили тебя задержаться в Москве на несколько дней. Мы тогда решили, что я поеду одна, чтобы отпуск зря не пропадал, а ты присоединишься ко мне позже. Я тогда была красавицей, яркой, зрелой, и за мной многие ухаживали. Но я выбрала одного – усатого красавца, с которым познакомилась на душном солнечном пляже. Мы провели вместе целые сутки, это было что-то фантастическое! Знаешь, Толя, меня влекло к нему. Может быть, тебе неприятно это слышать (на самом деле Карина знала, что Толе как раз приятно, недаром же на этих словах дыхание его становилось таким горячим и прерывистым, недаром его ищущая рука слепо блуждала по ее коленям, приподнимая подол юбки), но я таяла и млела в его присутствии. Мы вместе загорали на пляже, потом обедали в ресторане, потом лезли в горы. Потом опять ресторан. Я наряжалась и красилась, как будто бы шла на важное свидание. Как будто бы шла на свидание с тобой. И ночные купания, и пахнущие морской солью поцелуи. Больше поцелуев я ему не позволила, хотя что только не шептал он мне, уговаривая. А потом вернулся ты, и, прижавшись ночью к знакомо пахнущему телу, я вспоминала другого мужчину. Того, с которым у меня мог бы быть такой красивый курортный роман. Короткий и яркий, как падающая звезда…
– Кариночка… – шептал Толя, зарываясь лицом в ее волосы. – Сладкая моя, умница… Такая красавица и такая целомудренная. Ты ведь не была с ним, нет?
– Конечно, нет, Толя, ты же и сам знаешь. Я сто раз рассказывала тебе эту историю.
– Расскажи еще раз. Или нет. Лучше расскажи про Адыгею. Про того мальчика, оператора, которого ты хотела. И терпела – ради меня.
– И об этом я тебе тоже рассказывала много раз.
– Шахерезада ты моя… Ну, пожалуйста!
– Ну, хорошо… Это было на натурных съемках в Адыгее. Тогда мне понравился помощник оператора, похожий на херувима. Он был моложе меня на пятнадцать лет. И я ему тоже импонировала. Еще бы – я была такой красавицей, в самом соку, к тому же звездой. Правда, Толя? Ведь я и сейчас красива, ты сам мне все время об этом твердишь. А тогда – да что и говорить. От меня полстраны млело, а тут какой-то мальчик… Ему мое внимание, естественно, льстило. А мне ведь настолько редко кто-то нравился, что я, как ни странно, совершенно не умела этого скрывать. Знаешь, я мечтала, чтобы он пришел в мой гостиничный номер «люкс». У меня был шикарный «люкс». В моем номере была круглая ванна – это казалось мне шикарным. Я представляла себе, как мы с мальчонкой-оператором нежимся в этой ванне вдвоем. А потом он на руках отнес бы меня в постель… Нет, вряд ли он смог бы меня поднять, я не такая уж и легонькая, а у него такие тонкие руки. Это только ты поднимаешь меня легко, как куколку, Толя. И я не осмелилась, не смогла.
А однажды за мной ухаживал иностранец. Было это не так давно, лет семь прошло. Что он делал в постперестроечной Москве, одному богу известно. Мы познакомились на авангардном показе мод. В здании заброшенного завода, на подиуме, построенном из шатких досок, лучшие манекенщицы страны демонстрировали жуткие наряды из полиэтиленовых пакетов, отрезанных кукольных голов и петушиных перьев. Честно говоря, я пожалела, что пришла. Я не всегда понимала концептуальное андерграундное искусство, в большинстве случаев все эти модные акции казались мне воплощением дурновкусия. Я все-таки на классике воспитана. Как назло, меня усадили на почетное место, в самую середину первого ряда, поэтому незаметно уйти не представлялось возможным.
«Вам скучно?» – на вполне пристойном русском обратился ко мне сосед, седовласый импозантный мужчина в дорогом кашемировом пальто. «Вовсе нет», – улыбнулась я. Мне не хотелось никого обижать. «Мне тоже. Тоже скучно. Модельер бездарен». – «Я бы не стала так жестко выражаться… Но вообще-то я тоже так считаю».
У него было приятное лицо. Наверное, в молодости он был настоящим сердцеедом. Голубые глаза, которые на фоне загара казались ярко-синими. Мало морщин. Великолепная белозубая улыбка.
«Вы хорошо говорите по-русски». – «Я способный, все говорят. Если верить моей программке, то через пять минут антракт. Может быть, сбежим?» – «Куда?» – испугалась я. За кого он меня принимает? Если он иностранец, то мог и не знать, что я знаменитость. Ведь со звездами обращаться так нельзя. Ишь ты, скомандовал, точно девочке, – сбежим!
