Иосиф Гольман - Вера, Надежда, Виктория
– Плохо, – огорчился доктор. – Очень плохо.
Он знал друга и понимал, что отговорить Береславского не удастся.
Ну, значит, судьба.
Разве сам он не принимал похожие решения? А раз так – следует предпринять все возможное, чтобы хотя бы уменьшить риски.
Они принялись за кофе, и доктор стал называть фамилии людей, которых, на его взгляд, можно было использовать.
Специалисты от поставщиков оборудования – для составления сравнительных характеристик.
Люди из Министерства здравоохранения.
Даже бывший эфэсбэшник, курировавший эту прибыльную сферу в центральном аппарате. Потому и бывший, что курировал старательно.
Одна из фамилий – Шевелев – профессора заинтересовала особо. Именно этот бывший однокурсник московского главврача ныне командовал здравоохранением искомой области.
– Он точно не вор, – сказал доктор. – Конверт от больного, не вымогая, возьмет. Комиссионные за оборудование тоже взять может, но дерьмо в операционную не воткнет ни за какие деньги. Сам хороший хирург.
– А как же они его обойдут? – усомнился в добропорядочности Шевелева профессор.
– У него дети, – коротко ответил главврач. – И пенсия на носу. Если подойдешь так, чтоб он не испугался и гарантированно остался в стороне, скорее всего, поможет. Особенно если сошлешься на меня.
– Спасибо, – искренне поблагодарил Ефим Аркадьевич.
Он выехал с территории больницы на своем «Ягуаре», не зная, что седой доктор еще долго смотрел вслед другу. Потом главврач подошел к компьютеру и что-то записал в свои планы.
А Ефим Аркадьевич уже мчался обратно в город, к еще одному другу.
Если доктор был старше его, то этот парень – существенно моложе. И что необычно – трудился он в правоохранительных органах, делая весьма успешную карьеру. Впрочем, если б в органах работали только бездельники и взяточники, развал наступил бы гораздо быстрее и оказался бы вообще неуправляемым.
Это тоже был друг. А значит, не сволочь и не подлец: таких среди друзей Береславского не было и быть не могло.
Встретились в кафе, не в кабинете – профессор не особенно доверял ведомству друга.
Береславский во второй раз за день изложил суть. И получил примерно тот же совет, только в более жесткой форме:
– Не лезьте туда, Ефим Аркадьевич. Знаю я эту компашку. Он и до своего губернаторства конкретно наследил. В лесном ведомстве.
– Не могу, – как и в случае с доктором, объяснил Береславский. – Имею обязательства.
Друг расстроился. Его тонкое интеллигентное лицо нахмурилось. А Ефим вдруг обратил внимание на то, что из-под всегдашней моложавости и спортивности без пяти минут генерала начала проглядывать хроническая усталость. И чего уж там – возраст тоже начал проглядывать, хоть и был полковник на пятнадцать лет моложе Береславского.
– Рано их сейчас трогать. Слишком сильны, – наконец объяснил тот.
– А когда будет вовремя? – усмехнулся профессор.
– Не знаю, – даже немного обиделся полковник. – Делаю все, что от меня зависит.
В этом как раз Береславский не сомневался.
Парень был правильный и за державу переживал. Но ждать, когда у того все срастется против этой компашки, Ефим Аркадьевич не мог.
Зато друг обещал проверить и по возможности помочь с отражением прямого наезда на фирму Семеновой. Судя по изложенным Береславским фактам, действовавший там майор руководствовался только личными интересами и не представлял никакие серьезные силы. Люди губернатора задействовали в его лице, так сказать, малый калибр.
Впрочем, не будь у Ефима Аркадьевича таких друзей, и малый калибр мог бы нанести бизнес-кораблю Надежды Владимировны фатальные повреждения.
Перед расставанием, как и в прошлом случае, получил ряд полезных контактов. В области тоже оказались знакомые – и в ОБЭПе, и в милиции, и в прокуратуре. Не на ключевых постах, но вполне способные помочь, особенно если будут уверены в своей безопасности.
«Черт побери, – усмехнулся про себя Береславский. – В древний русский город Приволжск как за линию фронта собираюсь. Имена, фамилии, явки. Яду, что ли, в воротник зашить?»
Короче, ничего веселого он сегодня не услышал. Но чем ближе профессор подбирался к предмету исследований, тем больше надежд у него появлялось и тем больше куража он начинал испытывать.
Что ж, если самые мрачные предсказания друзей все же не сбудутся, он, пожалуй, сумеет отработать полученный аванс.
И, может быть, даже не только аванс…
Глава 7
Вичка и Бабуля
22 ноября 2010 года. Москва
Да уж, я точно человек слова. Поклялась год назад перед самой собой интервьюировать Бабулю постоянно – до тех пор, пока ее жизнь не станет и моей жизнью – и вот интервьюирую. Аж целых два раза. Причем сейчас – второй.
И то он еще не случился, так как Бабуля, тщательно причесавшись, теперь ищет свои «выходные» очки. В обычных она рассказывать про жизнь затрудняется.
А вот и наша Вера Ивановна.
Седенькая, негустые волосы тщательно промыты и уложены. Так же тщательно, по-хирургически, вымыты руки, с аккуратными, коротко подстриженными ногтями. Я знаю, что они – несмотря на Бабулину старомодность и экономность – обработаны в парикмахерской и покрыты лаком. Впрочем, бесцветным: у Бабули свои представления о приличиях.
В общем, Вера Ивановна у нас молодец. Спинку прямо держит, как и меня всегда учила. Туфельки – с намеком на каблучок. Хотя прихрамывает на правую ногу. Однако это уже не возраст, а последствия давней автомобильной аварии. Настолько давней, что меня тогда вообще не было, а мама еще в школу не ходила.
«А разве в то время уже были машины?» – в детстве сильно удивлялась я. Бабуля смеялась и объясняла, что если Всевышним запланирована автоавария, то она все равно произойдет. Даже если автомобили еще не изобретены.
Вот такая она фаталистка.
– Ну, что тебя на этот раз интересует? – спросила Бабуля, аккуратно присаживаясь напротив меня.
– Ты интересуешь, – ответила я. – Целиком.
– Очередной курсач? – продемонстрировала Вера Ивановна знание студенческого сленга.
– Можно подумать, я тобой только из-за курсача занимаюсь, – сделала я вид, что обиделась.
На самом деле я смутилась. Потому что хоть курсовая работа сейчас в планах не стояла, но некая необходимость в актуальном фактаже, как изъяснялся наш препод Береславский, у меня имелась: я собиралась попробовать написать сценарий для моего нового знакомого Игоря Игумнова. Похоже – будущего талантливого режиссера. Он нацелился снимать для какого-то обеспеченного парнишки дипломный фильм и нуждался в хорошей истории.
– Ну, давай, спрашивай. – Бабуля поудобнее расположилась в кресле напротив.
– После истории с тем мальчиком, с бешенством, ты еще долго в Казахстане работала? – начала я на том, на чем в свое время остановилась.
– Недолго, – вздохнула Бабуля. – У меня после уколов случился выкидыш. А вскоре мы с мужем разошлись. Оставаться там дальше было тяжело и незачем.
– А как удалось уехать? Ты же говорила, тогда только по разрешениям уезжали.
– Я и уехала по разрешению. Местного руководства. Оно, кстати, не сильно переживало. По-моему, радо было только. Еще в Казахстане, в Алма-Ате, я закончила курсы повышения квалификации, по отоларингологии. А потом меня взяли в московскую ординатуру. И я уехала домой.
– Твои обрадовались, наверное.
– Еще бы. И мама с папой. И братик мой. Все тогда были живы.
Стоп.
Братик Бабули был запретной темой. Она сразу теряла душевное равновесие, и я всегда старалась обходить этот сюжет. Знала только, что Илюшка, младший брат моей Бабули, погиб в армии, причем уже в мирное время.
Но сейчас Вера Ивановна вроде держалась хорошо.
– Я для Илюшки была самым любимым человеком. Он меня обожал. А я – его. И представь: он ведь на пять лет младше меня, а всегда казался мне старшим. Ну, не всегда, но к концу школы и дальше – точно. Я за ним как за каменной стеной была, хотя ему и двадцати не было… Я виновата перед ним, – вдруг после паузы тихо сказала Бабуля. И хотя она на этот раз удержалась от слез, я предпочла сменить предмет разговора.
– А почему отоларингология? – спросила я.
– Не знаю, – по-моему, сама удивилась Бабуля. – Случайно. Мне все было одинаково интересно: и терапия, и хирургия, и кожные болезни. Пока работала в райбольнице, у нас особого деления не было, все проходило через мои руки. А место на курсах повышения было по отоларингологии. Вот так и сложилось.
– После ординатуры ты в больнице работала или в поликлинике?
– У нас, в Вешняках, было что-то среднее: трехэтажное здание, первый этаж – поликлиническое отделение, второй и третий – стационар. Так что я и первичных больных принимала, и палатным врачом была, и оперировала постоянно. Мне это все ужасно нравилось.
– Бабуль, ты извини, конечно, но как это может нравиться? Ковыряешься с гайморитом, делаешь прокол, оттуда – кровь, гной, вонь…
