Даниил Гранин - Иду на грозу
— Не хочу я никаких девиц.
— Стой. А эта? — Он кивнул на фотографию.
— Она не здесь.
— А где?
— Далеко.
Тулин еще раз наклонился над портретом.
— Миленькая. Ну ладно, не пыхти, у тебя это, как всегда, серьезно.
— Как же тебе удалось с Агатовым?
Тулин аппетитно улыбнулся.
— Погоди, все по порядочку. Что ж, вы переписываетесь?
— Нет.
— Скрытный ты человек.
В Доме ученых был вечер отдыха. Тулин долго, со вкусом выбирал в ресторане столик, согласовывал меню, распоряжался насчет шашлыков и салатов. Крылов подумал: сколько живу в столице, а бирюк бирюком, официанта подозвать не умею.
Откуда-то появился Возницын, заместитель директора тулинского института, маленький, умилительно громко хохочущий по любому поводу. Он был с женой, приятной, пухлой брюнеткой, которую Тулин через несколько минут стал звать Симочкой, хотя она была много старше его.
У Тулина было много знакомых, он здоровался, куда-то уходил, узнал, что здесь Ада — она вчера приехала в Москву в командировку, — и, несмотря на протесты Крылова, отправился за ней и привел, вырвав из компании старых профессоров, рассуждавших о преимуществах постоянного тока.
Последний раз Крылов видел Аду год назад. Она почти не изменилась: была так же ослепляюще красива, надменна, только зачем-то стала носить яркие бусы, а на руке широкий металлический браслет. Выпили за женщин, потом за Южина; когда подняли за Крылова, Ада ровным голосом спросила, что ему пожелать, как бы предлагая заключить мир на сегодняшний вечер. Тулин хлопнул себя по лбу.
— Перед нами же именинник! Новенький начальник лаборатории! Я-то расхвастался, а вот он, подлинный герой, как водится, незаметный… В его лице мы приветствуем…
Крылов торопливо выпил до дна и долго смеялся: он ни за что не хотел испортить Тулину сегодняшний вечер.
Стоило ему представить, как они начнут его расспрашивать, утешать, и его охватывал стыд. Ада сразу же торжествующе скажет: «Вот видишь!» А так она сказала: «Ты добился своего, правда, я, остаюсь при прежнем мнении; твое место на заводе».
Крылов начал было возражать, но его уже никто не слушал.
Тулин рассказывал с подробностями историю своих переговоров с Южиным.
— Молодец! Ах, какой психолог! — вскрикивал Возницын и всплескивал маленькими руками. Тулин разошелся и приглашал всех через год на банкет.
Заиграли липси. Тулин пошел танцевать с Адой, а Симочка пригласила Крылова. Со всех столиков смотрели на Тулина и Аду: они были самой красивой парой.
— Они составляют полный гарнитур, — сказала Симочка. — Я бы все отдала, чтобы иметь такую фотогеничность.
Крылов промолчал. Он не знал, что надо говорить в таких случаях. Тулин терпеть не мог Ады, называл ее мороженой щукой и пригласил, наверное, потому, что на Аду все оглядывались — такая она была красивая.
После танца Тулин подошел к соседнему столику.
— Здравствуй, Петруша, — громко сказал он. — Поздравь меня. А тебе, слыхать, подраскрыли скобки.
В нежно-розовом толстячке, похожем на облупленную сардельку, Крылов с трудом узнал Петрушу Фоминых, с которым они когда-то учились в институте. Петруша восседал во главе шумной компании пестрых пижонов.
Тулин бесцеремонно налил себе в чью-то рюмку, поставил ее на вытянутую ладонь.
— На одной ложной информации нынче не выедешь. Выпьем за нашу передовую эпоху!
Не успел он кончить, как Петруша с неожиданной для его комплекции ловкостью подхватил с ладони Тулина рюмку, выпил и победно поиграл ею между пальцев. Пижоны засмеялись. Тулин побледнел. Он бледнел сразу всем лицом, и глаза его тоже становились белыми.
Ада стиснула Крылову руку.
— Не вмешивайся, без тебя разберутся.
— Они давно ссорятся, — сказал Крылов. — Сперва из-за одной… Потом Петруша прижал его у Денисова. Но Олегу сейчас нельзя влипать ни в какую историю.
— А тебе?
— Я теперь люмпен, — сказал он, вставая. — Мне что…
Он подошел к Тулину и взял его за локоть.
— Ах, и ты тут, — сказал Петруша. — Забирай своего дружка, пока я его не отправил в другое место.
— До чего ты стал жирный! — сказал Крылов. — Так и хочется тебя помазать горчицей.
Он увел Тулина и заставил его пойти танцевать с женой Возницына.
Ада рассказывала Возницыну про трудности с выключателями постоянного тока, но едва только Крылов вернулся, она спросила, почему люмпен.
— Ничего, чепуха, — сказал Крылов. — А как с этой аппаратурой за границей?
— В том-то и дело, — сказала Ада.
Возницын захохотал.
— Пусть, пусть Америка торопится, мы все равно их обгоним.
В это время к ним подошел Петруша. Осторожно, подтянув брюки, он опустился на стул.
— Я на Олега не обижаюсь, — сообщил он. — Нет смысла обижаться, он все еще мыслит в коротких штанишках. Жизни не знает. Сейчас все перестраиваются. — Он поправил очки, у него были великолепные очки с золотыми дужками. — Эх, Сережа, быт — проклятая штука. Вот я и считаю, что его надо устраивать, поскольку он определяет… — И он улыбнулся Аде.
— Где ты теперь? — поинтересовался Крылов.
— Внедряю автоматику.
Крылов удивился.
— Но это ж не по твоей специальности?
— Моя специальность… — Петруша снял очки, глаза у него стали светлые, грустные.
Возницын всплеснул руками.
— Что может быть лучше автоматики! Автоматизация облегчает труд. Возьмите, к примеру, метеослужбу, передачу и обработку сведений…
Вернулся Олег и, к удивлению Крылова, спокойно подсел к Петруше, налил ему вина.
— Но откуда ты знаешь автоматику? — спросил Крылов.
Петруша отпил вина, по-кошачьи зажмурился.
— Чудак, зачем мне ее знать, я ее внедряю. А известно, что внедрять можно годами. — Он смотрел на Крылова, но Крылов чувствовал, что говорится это не для него. — Специальность — средство существования материи.
— Существуешь на косности, — сказал Тулин. — Новый тип паразита. Ну и как, увлекательная работа?
Петруша обрадовался.
— А я увлекаюсь другими вещами. Муки научного творчества — это для избранных, вроде тебя. Куда уж нам!.. У меня теперь интерес материальный. Принцип материальной заинтересованности. Слыхал? Сокращенно «примазин». Отличное средство, действует на любой организм. Ты принимаешь?
— Вроде бы рановато, — сказал Тулин. — А ты без этого неспособен?
Петруша хихикнул. Насмешки Тулина соскальзывали с него, но он не прощал ни одной, подзуживая Тулина своим цинизмом.
— И не боишься ты влипнуть? — полюбопытствовал Тулин.
Петруша посмотрел на него как на ребенка.
— Ошибается тот, кто экспериментирует. А я никогда себе этого не позволю. Невыгодно.
— Бизнесмен, — сказал Тулин.
Петруша взял двумя пальцами ломтик лимона.
— Вы оторвались от жизни. Нехорошо. Деньги есть деньги, они определяют заслуги человека в нашем обществе. — Он разговаривал тоном, не требующим ответа, так говорят с кошками или собаками. — Каждому по труду, от каждого как?
— По способностям, — обрадованно подсказала Симочка.
— Именно.
— Ты все переворачиваешь. Деньги, деньги… У тебя как на Западе, — сказал Крылов.
Петруша посмотрел на него серьезно, и Крылову опять показалось, что за толстыми стеклами очков мелькнуло что-то грустное и тотчас растаяло в поддразнивающей ухмылке.
— Зачем Запад? С деньгами и у нас можно не хуже, чем на Западе. Производство товаров возрастает.
— Да, да, жить становится все лучше, — обрадовался Возницын, — не сравнить…
— Счастье — это не деньги, это трудности борьбы за светлое будущее, — сказал Петруша. — Берите мои трудности, дайте мне вашу зарплату.
— Перестань пылить, — сказал Крылов. — Неужели ты стал таким?
— Он всегда был таким, — сказал Тулин. — Он всегда был пижоном. У него ничего не остается в жизни, как жрать, покупать и халтурить.
Петруша пососал лимон.
— Фу, как грубо! За что вы на меня злитесь? За откровенность? Подводите идеологическую базу? Ты, Олег, всегда был бдителен. Это ведь ты прорабатывал меня за джаз, за то, что мы не занимались наукой.
— Да, ведь ты играл на трубе! — вспомнил Крылов.
— …Ты, Олег, конечно, личность исключительная, тебе не нужны деньги, тебе нужна слава. А к славе приложится и остальное. Тебе не нужна своя машина, тебе достаточно казенной. А я больше не играю на трубе. Ты перевоспитал меня. Я стал как все, рядовой работяга. Между прочим, у тебя какая зарплата? В три раза больше моей? Поэтому твоя действительность в три раза прекрасней, чем моя. — Он подмигнул Аде: — И соответственно раза в четыре приятней, чем ваша. Поэтому идеалы Олег может иметь более высокие, его муки творчества — это не для нас, нам бы десятку-другую наишачить.
— Ах ты, поросеночек, — сказал Тулин. — Как ты вырос! Ты стал философом.
Давно уже с какой-то мыслью Крылов следил за Петрушей. И вдруг сказал:
