Дмитрий Иванов - Где ночуют боги
– Руководителей всех этих холдингов…
Козак старался не употреблять глаголов. Он не сказал своей правой руке, что нужно сделать с руководителями холдингов: достать их из-под земли или, наоборот, разместить их там. Но правая рука кивнула, высокий человек с белесыми глазами без лишних слов понял, что надо сделать.
Потом Козак снова посмотрел на Антона и спросил:
– Это что, смешно.
Антон испугался. Во-первых, он не понял, почему Козак так спросил, ведь Антон не улыбался. Во-вторых, хоть Антон и не улыбался, ему на самом деле было смешно и было непонятно, откуда Козак знает, что ему смешно. Это было страшно. Антон сам не понял, как это вышло, но он сказал Козаку:
– Нет, конечно, не смешно, я разберусь. Я сделаю все.
Антон потом долго анализировал. Пытался понять, откуда, из каких нор, они вылетели, эти слова. Больше всего Антон потом бился над разгадкой фразы «я разберусь». Это были не его слова. Антон Рампо никогда бы так не сказал: «я разберусь». Это были слова плохого менеджера, который не сделал что-то, что должен был, и теперь боится, что не получит отпуск в июле, а получит в феврале. И этот менеджер-неудачник, как оказалось, жил внутри Антона Рампо, возможно, даже жил всю жизнь, а Антон об этом даже не знал. Антон был потрясен и дал себе слово, что найдет и разорит в себе эти норы, в которых скрывается неудачник.
На прощание Козак Антону сказал:
– Доложите.
Антон кивнул без слов, как менеджер, у которого во рту вместо кляпа намокал скомканный неудачный отчет на листе А4.
Козак уехал. Антону Рампо показалось, что охрана Козака взглянула на него, Антона, на прощание, как на говно. Все уехали: Козак, его охрана, уехал даже Рафик на двухцветной «девятке», Рафик бодро пристроился в жопу кортежу Козака и наверняка быстро проскочил пробки. Антон остался. На него смотрел весь его штаб. Всем было ясно, что глава креативного штаба был трахнут, и никому не было никакого дела до того, что трахнут он был ни за что, ведь он был ни в чем не виноват, это точно.
Потом Антон и Эдо ползли сквозь пробки в «девятке» Эдо, в которой не было мигалки, потому что креативным мигалка не полагается, тем более таким креативным, трахнутым публично и ни за что. Эдо молчал тактично. Антон тоже молчал. В конце концов, прервав тишину, Эдо сказал Антону:
– Духом не падай. Что делать. У нас так. Деньги в Сочи попали – камбец, не найдешь, можешь весь Сочи обыскать, все карманы, все борсетки – не найдешь. Такие у нас тут движения… Слушай, я у этого Рафика не спросил, за сколько он машину свою продает, ты номер у него на стекле не запомнил?
Антон сказал:
– Нет.
Он действительно не запомнил.
Антон думал. Он размышлял: «Почему в России все воры? В России все рождаются ворами. В России нельзя родиться не вором. Родился, значит, ты вор. Если ты не вор, значит, либо ты еще не родился, либо родился, но не в России. Генетика, во всем виновата генетика. Вавилов не зря пострадал. На Руси воровали все, всегда: великие князья, бояре, дворяне, дворники, приказчики, печники воровали обязательно из каждой печи, которую клали, хоть один кирпич воровали, потому что иначе не получится вложить в печь душу, а получится вложить в печь только сарказм, а такая печь будет не согревать, а дымить. Революционеры воровали, анархисты даже воровали, социал-утописты воровали что-нибудь, утопию воровали, каторжане даже наверняка воровали кандалы, втихаря воровали и пихали их декабристам за налик. Вот только жены декабристов не воровали. Нет, они не могли – Антону хотелось так думать. И худшему цинику нужно хоть что-то святое. Жены декабристов – нет. Они были чистыми, были святыми. Хотя бы они».
Потом Антон понял. В России нельзя заработать много, не воруя. Заработать, не воруя, можно, но мало. А когда денег мало – это не жизнь, а борьба за жизнь. А борьба за жизнь унизительна. Даже для львов. Из десяти атак льва на зебру девять атак неудачны, и лев видит только убегающую полосатую жопу и плетется в тенек, опозоренный и голодный. Потому что две атаки подряд лев провести на жаре не может, у больших кошек так устроен мозг, он закипает, как двигатель «девятки», если дважды дает полный газ. Вот так и живет лев, в унижении. А ведь он – лев. Что уж говорить о кошках поменьше. Те все сплошь подлецы и трутся о ноги. Вот почему в России всегда воровали, потому что так быстрее, так без борьбы, без унижений. А ради чего унижаться? Ради чего сохранять руки чистыми? Ради репутации, что ли? Русский человек не приемлет душой само понятие репутации. Что это такое? Когда семь поколений семьи дорожат репутацией старейшей аптеки Праги, к примеру? Аптека на этом месте стоит пять веков, и всегда открыта, и всегда в ней красиво и чисто, и в ней всегда покупали бинты и Вацлав Первый, и Вацлав Второй, и Вацлав Третий, и Вацлав Гавел, и никому из них никогда не хамили. Нет. Скучно. Репутация – европейский пережиток, вежливость – тоже. Это все долго и скучно. Русский человек хочет получить деньги быстро и сразу, а так бывает только при ограблении. А потом, после того как украл, можно лечь на дно, которым является в России фактически любое место, на дне можно жить хорошо, а вечерами грустить под любимую песню про вечера, которые, если пить водку стаканами, упоительны. Это чистая правда. Вот в чем дело. Русский человек хочет получить не сами деньги, а возможность грустить вечерами на дне под хруст гребаной булки. Русский человек – вор, потому что поэт. Так подумал Антон. И еще он подумал, что надо будет кому-то продать эту тему при случае: «Вор, потому что поэт». Симпатичный слоган для какой-нибудь ОПГ.
По возвращении в штаб Антон Рампо как глава сейчас же издал два приказа: один о введении чрезвычайного положения. И второй о перерыве до завтра. Первый приказ Антон отдал, потому что ему стало ясно: здесь придется пробыть не пару дней и даже не пару недель, а больше, прежде чем это все станет хоть как-то похоже на работу креативного штаба, а не на обосравшийся всем личным составом детсад. Конечно, торчать так долго среди этих людей Антону не хотелось. И он ввел чрезвычайное положение, подражая Мише Минке, который всегда так делал, если спешил. А второй приказ Антон отдал, потому что ясно почувствовал: ему для первого раза впечатлений достаточно. Антон хотел в гостиницу, в «Бомбу», туда, где львы охраняют покой в его «суперлюксе», он хотел покоя, он не хотел больше знакомиться с ситуацией на местах так сильно, так сразу.
Через час Антон Рампо был в своем номере с видом на море. После душа, в халате с вышитой надписью «Бомба», он вышел на балкон и некоторое время курил, глядя на море. Вид на море успокоил, утешил. Море своим монотонным прибоем сказало Антону, как Эдо: «Братуха, не падай духом, такие у нас тут движения». Антон перестал злиться, перестал хотеть обратно в Москву и стал думать: «Да, Сочи – не город-герой. Сочи – город-топчан. Правильно делают местные, что отдыхающих презирают. Отдыхающие – это позор человеческой расы. Какой в этом смысл, валяться на пляже? Ну да, тюлени и котики тоже валяются, но у них это наполнено смыслом, и потом, тюлени и котики – скотины безгрешные, бессловесные, а отдыхающие – грешные и словесные. Ну да. А какой город со смыслом? Рим? Да. Но что в нем за смысл? Что все было зря? Тысячелетним не может быть рейх? Популярной так долго может быть только пицца? Виджаянагара – вот еще город со смыслом. Столицу мира все равно чуть раньше, чуть позже заселят макаки. Люди строят свои мегаполисы для макак, если так разобраться. Кстати, нет в Сочи и стиля. Архитектурного. Просто нет. Город есть, а стиля нет. Но почему? Может, в Сочи нет архитектора? Нет, он есть. Просто он немножко эклектик, наверное. Если прийти к нему и спросить: «Уважаемый, зачем такой город сделал? Слишком цветной – глазам больно», архитектор Сочи ответит: «Слушай, за что эклектику не любишь? Что она тебе сделала, до?» Да. Вот раньше в Сочи был стиль. Потому что был другой архитектор. Сталин был грузин, но считал себя эллином, и вся страна считала его эллином. Поэтому в стране, куда ни плюнь, была античность. В Москве, например. Высотки античны. Основы стиля Москвы, правда, до Сталина заложил Долгорукий, сказав коню: «Конь, стой – здесь будет город-мегамолл». А потом развил идеи Долгорукого Юрия Юрий Лужков. Конечно, создавай Лужков стиль Москвы с нуля, стиль был бы другим. Страшно и думать каким. Но Лужков внес лепту. Конечно, старые, коренные москвичи сначала были напуганы лептой, ворчали: «Зачем мэр поставил в Москве питеролюбца Петра, ведь монумента боятся вороны, зачем вообще разрешил раскрывать свой адский талант Церетели, зачем в небесную высь воздернулись фаллосы офисов», ну и так далее. Но потом москвичи полюбили мэра, так коренные зубы начинают любить стоматолога, который сверлит все соседние, но их самих, коренных, вырывать пока не решается. И коренные ворчать перестали, ведь город растет, богатеет, и едут и едут в Москву иноверцы, и снимают жилье, а у кого? У коренных. Благодаря чему коренные ходят в «Азбуку вкуса», где сыр стоит столько, сколько в Узбекистане невеста. Да. В Сочи тоже осталось немножко античности от друга детей Джугашвили. Санатории прошлого века. «Имени Орджоникидзе», например. Красивый: колонны, белые лестницы. Мощь. Когда смотришь на парадный вход в санаторий, кажется, что сверху по лестнице сбежит навстречу в своих сандалиях кэжуал быстроногий и хитрожопый Гермес. А за пальмами и олеандрами прячется сама Афродита. Прячется стыдливо, потому что ню. Но ни ню Афродита, ни Гермес в своих адиках из санатория имени Орджоникидзе не выйдут. Выйти оттуда могут только отдыхающие. Это русские люди, красные и синие. Да. Сочи. Любимец страны. Или любимица? Какого рода Сочи? Москва, первый (сейчас второй) Рим на семи холмах – женского. Питер, второй (сейчас первый) Рим на семи болотах – мужского. А Сочи, третий (по-любому третий) Рим на семи горах, нельзя сказать какого рода, потому что число множественное. Поэтому говорят «был в Сочах». Ну нет у города рода, зато есть число, множественное, нет у города стиля, зато есть движения. Местные. Надо поговорить с ними. Порасспрашивать коренных. Узнать их легко, они не красные. Загорать считается у местных большим западлом. И вообще, Сочи – не Хельсинки. В Сочи мало блондинов. Потому что здесь живут армяне. Легенда гласит, что армяне происходят от Ариев. Арии – это первонарод, судьба которого не сложилась. Потому что у первонарода, согласно легенде, не было Родины. Это очень странно, потому что он же был первонарод и, соответственно, был один на земле, никакие территории другими народами под сельхозугодья и игорные дома заняты не были, так что можно было выбрать любой лужок, залитый солнцем, и сказать: «Вот моя Родина». Солнца, кстати, в те времена тоже было много, и никто не боролся за место под ним. Да и места под тенью тоже было навалом. Но именно потому, что первонарод был один, он решил, что его родина – планета, вся в целом, и поэтому, когда появились второй, третий и прочие народы, первонарод остался без Родины. Потому что надо было столбить участок, пока была возможность. Надо было думать вперед, была бы и Родина, и конституция, и недвижимость, и, может быть, нефть даже. А так осталась от первонарода только легенда. Грустная. Оставшись без Родины, арийский первонарод начал, логично, скитаться. От этого стал, во‑первых, предприимчивым, чтобы не пропасть, и, во‑вторых, стал музыкальным. Чтобы, не пропав, жить. Два этих качества передались потомкам ариев, потому что это все, что мог оставить потомкам в наследство первонарод, ведь недвижимости у него не было. Пока первонарод пел свои песни, от него произошли все остальные народы. Не все, но многие из них потом утверждали, что они это сделали, то есть произошли, напрямую от ариев. Римляне это утверждали, и эллины, от которых произошел Сталин и высотка МИДа в Москве, и блондины Третьего рейха это утверждали, и молдаване-брюнеты утверждали, был такой момент, что произошли от римлян, таким образом произойдя через не знавших об этом римлян тоже от ариев. Евреи только не утверждают, что произошли от ариев, потому что это и так понятно, а утверждать то, что и так понятно, – унизительно. А вот армянам, живущим в Сочи, просто незачем утверждать, что они произошли от ариев, потому что это видно по корню слов: арии, армяне – однокоренные. Именно поэтому армяне друг к другу обращаются «Ара», то есть арий. Да и не только по корням слов, по глазам сразу видно. У армян, как и у евреев, печальные глаза. У банкиров, например, печальные глаза даже на свободе. Но у евреев печальные глаза всегда: и когда они смотрят друг на друга, и когда смотрят на деньги. А у армян глаза печальные, когда они смотрят в глаза сотрудников ГАИ, которые редко бывают евреями и еще реже ариями. Почему? Это вопрос… Как бы то ни было, ясно одно: в глазах всех произошедших от ариев народов всегда есть печаль. Она накопилась за все время их происхождения от ариев. Местные в Сочи – это армяне. Они поселились в Сочи давно, попав на Кавказ вместе с царским десантом в девятнадцатом веке. Царский десант очистил, хоть и не сразу, местность от черкесов, а потом осел, обабился, шашки казаков заржавели, лихих коней сменили жирные говяды, и стали казаки кубаноидами. Казаки ассимилировались, а армяне не ассимилировались. Почему? Потому что бережно хранили рецепты национальной кухни. Конечно, вместе с армянами в Сочи проживают и другие народы. Русских в Сочи, если верить статистике, очень много. А если верить глазам – очень мало. Вопрос: чему верить? Еще один вопрос: почему в Сочи нет евреев? Ведь для жизни в Сочи есть все: теплый климат, люди в шортах, с деньгами в карманах шорт, наконец, зубы людей в шортах. Бог дал людям зубы, а евреям – бормашинку. Но евреев в Сочи нет. Факт. Но почему? Можно предположить, что, как гордо говорят армяне: «Там, где есть армяне, евреям делать нечего». Армяне преувеличивают. Это не так. Евреям есть что делать везде, даже там, где есть арабы, а ведь если взглянуть на корень слова «арабы», сразу понятно, что и они происходят от ариев со всеми вытекающими. Так что если евреям есть что делать там, где есть арабы, то и там, где есть армяне, дело для них бы нашлось. В конце концов, армяне не могут успевать делать все, так что за евреями в Сочи могли бы остаться преподавание в музыкальных школах, ремонт часов, индпошив, а также хобби: масонство и банковский бизнес. Но в Сочи нет евреев. Потому что евреи думают вперед, а не назад или на месте, как другие народы. И евреи заранее знали: когда-нибудь в Сочи случится Олимпиада. А спорт – не еврейское хобби. Потому что спорт – это когда ты сам бегаешь и прыгаешь, а люди вокруг – публика и судьи – сидят, получают удовольствие. А еврейское хобби, например, банковский бизнес, да и масонство тоже – это когда ты сам сидишь, получаешь удовольствие, а публика и судьи бегают и прыгают. А доказать ничего не могут. Армяне в Сочи, что они делают? Держат гостишки и рестики. Потому что отдыхающий человек имеет две потребности: есть и лечь. Культурный портрет Сочи – это натюрморт. Кукуруза горячая, пиво холодное. Южная столица, спортивная Мекка, да, ты не город-герой, не город-шахтер, ты город-шампур, город-топчан, пусть нет евреев, нет даже стиля, жить в Сочи можно, тем более летом. Ничего. Скоро все это кончится. Я создам положительный образ. Потом куплю остров. И гори оно все синим пламенем. Олимпийского факела».