Олег Рой - След ангела
— Давай.
Санек прислонился к подоконнику. Лила зачем-то щелкнула включателем газовой плиты — зажглась конфорка. Потом прошла к двери, выключила свет и вернулась к Саньку. Голубой огненный цветок отражался в молочно-белой поверхности — это было очень красиво. Света он почти не давал. Лицо Лилы было затемнено, только поблескивали белки глаз и блестки на жакете. Лила стояла совсем близко, глядя на него снизу вверх. А Санька точно заколдовали — он был не в силах пошевелиться. Стоял, смотрел на нее и едва дышал.
— Пятьдесят четыре, — произнесла вдруг Лила.
— Что — «пятьдесят четыре»? — не понял Саша.
— Я досчитала про себя уже до пятидесяти четырех, а ты меня до сих пор еще не поцеловал.
Санек неуклюжим движением потянулся к ней, но пальцы его, намертво сжавшие подоконник, так и не разжались. Он был словно прикован к своему месту.
— Пятьдесят шесть… Смотри, дальше еще хуже будет.
Санек хотел что-то ответить, но из горла раздалось какое-то бульканье. С ней все было не так, как с деревенской Анютой, совсем не так.
— Э-эх, — Лила глубоко вздохнула. Сочувственно? Или издевательски? — Ну хорошо. Замри.
Это ему сделать было проще всего!..
Она придвинулась еще ближе.
— Замри, не шевелись. Замер?
— Угу.
— Точно не пошевелишься?
Санек только мотнул головой.
И вот летящим взмахом она закинула ему руки на плечи — они казались гибкими, как тонкие ветки. Поднялась на цыпочки. Придвинулась вплотную, так что он почувствовал сквозь одежду ее крепкую грудь и где-то далеко внизу — вздрагивающие твердые колени.
И поцеловала его в висок. Прошептала в самое ухо:
— Не шевелись!
Санек чувствовал, как внутри у него все тает и оплывает, как свечка.
Лила поцеловала его в щеку, потом еще раз, пониже. Потом быстрым движением коснулась губ. Потом поцеловала в подбородок… И вдруг — совершенно не вовремя — заговорила.
— Уй-ю-ю-ю-юй! — пропищала она тоненьким девчоночьим голоском. — Уй-ю-юй, как мне это нравится! Санек, ты такой большой, ты такой чудесный!.. Я давно хотела тебя поцеловать! Знаешь, когда захотела?
Санек только разомкнул и снова сомкнул губы со шлепающим звуком.
— Летом!
Он почувствовал, как она гладит его волосы.
— Да, летом, а ты и не знал! Мы тусовались на даче с ребятами, играли в бутылочку. И, знаешь, заигрались, наверное. Они стали хаметь, лезть к нам по-серьезному. А сами — такие противные, все из себя гадкие, приставучие… Санек, ты даже не знаешь! Я едва не заплакала! И тогда вдруг подумала: вот был бы здесь Сашка Сазонов, как бы я хотела его обнять изо всех сил и поцеловать!.. Это случилось, как сейчас помню, вечером четвертого августа. Скажи, ты тогда ничего не почувствовал?
— Не-а, — Санек отрицательно покрутил головой, но Лила схватила его волосы в горсть и больно дернула. И снова на ухо:
— Не шевелись и не говори ничего.
Санек послушно замер, как деревянная кукла.
— Молодец. Так и стой. А я тебя сейчас поцелую. Пять раз. Это мне подарок будет ко дню рождения.
Руки Лилы соскользнули с его плеч, вниз по Саниным рукам. Ее ладошки накрыли его пальцы, намертво вросшие в край подоконника. Теперь она была еще ближе. Санек чувствовал все ее длинное горячее тело. Она поцеловала его в нос.
— Раз.
Поцеловала в щеку.
— Два.
Проскользив губами по лицу, поцеловала в другую щеку.
— Три.
Губы ее сползли вниз. Она поцеловала его в шею и выговорила, казалось, издалека, откуда-то снизу:
— Четыре.
И вдруг влажные мягкие губы ее легли наискосок на крепко сжатые, одеревеневшие губы Санька. Тесно приникли, раздвинулись. Высунулся остренький кончик языка, ткнулся меж его губами, словно обжигающий язычок пламени. Прежде чем Санек сообразил раздвинуть губы, она уже оторвалась от него.
— Пять. Отомри.
Только теперь он оторвал наконец руки от подоконника. Обхватил Лилу и сжал в объятиях так, что сам испугался — как бы у нее кости не захрустели. Но она вытерпела молча.
А у него больше уже не было сил терпеть. Его руки жадно заскользили по ее телу, по шелку костюма, потянулись к пуговицам. И Лила, казалось, была не против, она совсем не сопротивлялась, когда он стал торопливо и неловко расстегивать ее жакет…
Но тут под потолком вспыхнул ослепительный белый свет, и в кухне появилась Лилина бабушка.
— Ой, извините… — пролепетала она. — А я хотела чайку согреть.
Сашка пулей вылетел из кухни, на автопилоте добрался до ванной, которая, на его счастье, оказалась свободна, открутил до предела холодный кран и сунул голову под мощную струю.
* * *— Ну и дура же ты, Лила! — говорила Полина. — Вот уж дура так дура! Просто непонятно даже, как я с тобой дружу, с такой круглой дурой! Разве можно так с парнями? А если бы он тебя трахнул после этого?
— Ну нет, не стал бы… — возражала Лила. — Он не такой…
— Много ты понимаешь!..
Был, наверное, уже второй час ночи. Лила позвонила подружке и со всеми подробностями рассказала ей, как они с Сашкой целовались на кухне. Подружки часто созванивались перед сном и трепались порой часами, к большому неудовольствию родителей той и другой, которые были солидарны во мнении, что спать нужно ложиться вовремя. Строгий Полинин отец даже к компьютеру после одиннадцати вечера ее не подпускал. Но запреты и нотации все равно ни к чему не приводили. Ведь это так здорово — пожелать родным спокойной ночи, уйти в свою комнату, плотно закрыться и, улегшись в постель, вдоволь болтать по сотовому с подругой.
Вот и теперь они подробно обсудили всех гостей и гостий, особенно — гостий: кто в чем был одет, у кого какие туфли, много ли косметики наложила каждая из них, и к лицу ли ей такая помада и тени на веках. И где, интересно, ребята умудрились распить бутылку чего-то крепкого, и почему они все (кроме Сашки, конечно!) к концу вечера на ногах уже едва держались.
И, когда все косточки были перемыты, Полина снова вернулась к теме кухонных поцелуев и сказала со вздохом:
— Теперь он от тебя точно никогда в жизни не отлипнет…
— Угу.
— Что-что?
— Я говорю: и пусть не отлипает! Я же только этого и хочу.
— Ты сама не знаешь, чего ты хочешь.
— Почему не знаю? Все я знаю.
— И чего же?
— Ну… Хочу встречаться с ним, быть вместе. Гулять, целоваться…
— Трахаться…
Лиля фыркнула. Потом задумалась.
— Нет, к сексу я еще не готова, — заключила она наконец.
— А раз не готова, то и нечего парня провоцировать, — голосом строгой дуэньи сказала Полина. — Чем больше ты будешь ему позволять, тем быстрее он тебя бросит.
— Ну да, наверное, так… А чего делать-то? Знаешь, я вот даже не представляю, как в понедельник в школу приду, как в глаза ему посмотрю…
— А тут и представлять нечего. Веди себя так, будто ничего не случилось. И даже более того — будто ты к нему совершенно равнодушна.
— А… А это его не отпугнет?
— Да наоборот! Еще сильнее к тебе привяжет. Как моя сестра говорит, это лучшая политика. Называется «пойди сюда — пошел отсюда». Действует на убой. Поняла?
— Угу, — проговорила Лила после паузы.
— Что ты все угукаешь, как сова? — спросила подруга раздраженным голосом.
«Это не как сова, это как Сашка угукает», — хотела было сказать Лилка, но промолчала.
* * *В понедельник Санек летел в школу словно на крыльях. По дороге ему пришла в голову мысль пересечься с Лилой и Козой — он знал, что девчонки встречаются по утрам возле газетного киоска, чтобы идти в школу вместе. Он помчался туда и ждал пятнадцать минут, нетерпеливо поглядывая на часы, но не дождался, они как-то разминулись. Пришлось бежать до школы бегом, и то он опоздал на литературу минут на десять. Лила и Коза сидели на своих местах, а вот Темки не было — он звонил накануне вечером, хрипя и сопя, объяснял, что простудился в бассейне.
На первой же перемене Лилу плотным кольцом обступили девчонки и затрещали, как сороки. Родители подарили ей на день рождения айфон — и теперь подружки листали инструкцию и с умным видом нажимали кнопки. Откуда-то повылезли черные извивающиеся проводки, колодки и адаптеры, сверкающие мини-диски.
Все мальчишки класса поглядывали на их стайку издалека и только и ждали, чтобы их призвали на помощь. Но нет, девчонки, кажется, и сами вполне освоились с новейшими техническими достижениями, со всеми их примочками и прибамбасами.
До самого конца занятий Лила на Санька даже не взглянула. Если подруги рассредотачивались, то Коза надежно прикрывала ее, словно телохранитель — американского президента. Даже до грубости доходило:
— Ты чего смотришь. Пойди покури. Ах, уже покурил? Ну так пойди и покури еще.
И после уроков девочки ушли целой толпой — не иначе как домой к Лиле, налаживать звонки, записывать эмпэтришки в память и телефоны в записную книжку. Оставалось только надеяться, что и его, Санькин, номер тоже уляжется на какую-то неведомую электронную полочку в стильном матовом серебристом корпусе.
