Екатерина Вильмонт - Три полуграции, или Немного о любви в конце тысячелетия
– Татка, ты чего такая? – удивленно воскликнула Рина, когда Тата вошла в комнату.
– Какая?
– Красивая! Глаза блестят!
– Просто решила, что хватит нюни распускать.
– Ну и правильно.
– Рина, ты когда-нибудь слышала про такого писателя Павла Гущина?
– Нет, а что?
– Да ничего, я так спросила, вдруг ты знаешь.
– Да сейчас писателей как собак нерезаных.
– Но Гущин талантливый.
– Талантливые тоже попадаются, – откликнулась Рина, водя карандашом по строчкам и не вдумываясь ни в вопросы, ни в ответы.
Тата тоже занялась делом. Часа в два в комнату заглянул главный редактор:
– Наталья, зайди ко мне.
– Иду!
– Слушай, Наталья, – в некотором смущении начал он, – помнишь, мы с тобой говорили…
– Насчет приглашения? Я помню. Можно прямо завтра.
– Да нет, понимаешь, я вот поразмыслил, не стоит, наверное.
– Почему?
– Да так как-то… Мне эта рыжая понравилась, а другую… нет, не надо!
– Ну не надо так не надо, – пожала плечами Тата. Но ей вдруг стало жалко Дюжикова, товарища по несчастью. – Знаешь, Олег, в конце концов, Алискины принципы – ее личное дело.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Что если она так тебя взволновала, нужно дать тебе шанс. А вдруг у вас что-то получится…
– Ты думаешь? – заметно оживился главный редактор.
– Честно?
– Честно!
– Нет, я так не думаю, но чем черт не шутит.
– Так ты ее позовешь?
– Нет, давай по-другому сделаем, это будет не так нарочито. Восьмого марта мы всегда собираемся у нашей подруги, и я возьму тебя с собой. Согласен?
Олег Степанович ответил не сразу.
– А кто там еще будет?
– Компания человек десять, наверное. Получится куда органичнее.
– Но в каком качестве я туда явлюсь?
– Да ни в каком. Просто со мной.
– Значит, я буду считаться твоим кавалером?
– Олег, я тебя умоляю! Там все свои. Предупрежу, что приду со своим коллегой, которому в праздник некуда податься, только и всего. Можешь мне поверить, будет весело, уютно и вкусно. Ну а больше я тебе ничего не обещаю. Кстати, вполне возможно, с нами и Иришка поедет.
– А эта… вторая подружка?
– И она тоже. Может, и еще какая-нибудь дамочка появится, так что выбор я тебе гарантирую.
– А это удобно?
– Удобно, удобно. Ты фаршированную рыбу любишь?
– Обожаю!
– Тогда все в порядке.
– Слушай, Наталья, только ты… не звони про это нашим, ладно?
– Олег!
– Ну я должен был сказать… Сама понимаешь.
– Ты меня только за этим звал?
– Ну да.
– Тогда я пойду?
– Иди. А ты уверена, что это удобно?
– Удобно, говорю же тебе.
– Хорошо. Погоди минутку. Как ты считаешь… Праздник все-таки, надо будет что-то принести в дом, а?
– Конечно.
– А что?
– Ну цветы…
– Торт, может быть?
– Нет, – улыбнулась Тата, – в этом доме покупных тортов не признают, лучше уж конфеты.
– Понял. Ладно, иди.
Бедняга, подумала Тата, кисло ему. И, видимо, одиноко. Он ведь не москвич, близких никого. Нужно, кстати, сегодня позвонить Соньке и предупредить насчет гостя.
Тата посмотрела на часы. Время близилось к трем. Она побежала в туалет – освежить макияж.
Ровно в три в дверь постучали.
– Войдите! – Голос Таты внезапно сел.
Дверь распахнулась, и на пороге возник совсем молодой человек в ярко-синем свитере.
– Добрый день! – широко улыбнулся он.
«Это что за юноша?» – подумала Тата.
– Вы к кому? – осведомилась Рина, изумленно глядя на красавца. Такие тут нечасто появляются.
– Я к Наталии Павловне.
– Это я, – отозвалась Тата.
– А я Гущин!
Не дожидаясь приглашения, он опустился на стул и положил перед Татой крохотный букетик альпийских фиалок.
– Для знакомства. Здравствуйте!
Это Гущин? – разочарованно подумала Тата. Но ему же лет двадцать пять… Вот тебе и мужчина по имени Паша.
– Здравствуйте, – растерянно произнесла она. – Садитесь, пожалуйста.
Он заливисто расхохотался.
– А я уже сижу!
– Вы Павел Арсеньевич Гущин? – решила уточнить Тата. А то мало ли что бывает, вдруг это его младший брат или племянник.
– Да, верно, я Гущин, Павел Арсеньевич. Так сказать, собственной персоной. Вы почему-то удивлены, да?
– Ну, честно говоря, есть немножко, – смутилась Тата. – Извините, но, прочитав ваш роман, я вас по-другому себе представляла.
– По-другому? А каким же вы меня себе представляли? Старым и немощным?
– Нет, но… Простите, сколько же вам лет? Мужчинам можно задавать такие вопросы.
– Мне? Двадцать восемь.
– И это ваш первый литературный опыт?
– Да. То есть я писал какие-то пустячки еще в школе, но это не в счет. А тут попал в аварию, пришлось полежать в больнице, и, чтобы не спятить, решил попробовать… Вам правда понравилось?
– Правда, – совершенно искренне ответила Тата.
– Наталия Павловна, я понимаю, что такой букет не заслуживает внимания, но все-таки лучше его поставить в воду.
– Ох да, простите! Должна признаться, что обожаю фиалки, я просто немного растерялась от вашей молодости…
– Тата, я поставлю цветы, – вызвалась Рина и достала из шкафа большую рюмку. Забрав букетик, она вышла.
– Знаете, я рад, что это вы мой редактор, – каким-то интимным шепотом проговорил Гущин и пристально посмотрел Тате в глаза.
Она смутилась. Он что, решил меня кадрить?
Тата сняла трубку внутреннего телефона:
– Олег Степанович, тут пришел Гущин…
– Наталья, минут через десять приводи его, у меня люди.
– Хорошо… Павел Арсеньевич, придется немного подождать, главный сейчас занят.
– Подожду! Даже с удовольствием.
– Извините мое любопытство, а вы кто по профессии?
– Я? Врач. Врач-гематолог.
– О! Врачи – самая, наверное перспективная профессия для писателя. Чехов, Булгаков, Вересаев…
– Ну я не претендую, – радостно потупился Гущин. – Наталия Павловна, я человек неопытный в издательских делах… Не могли бы вы мне хоть намекнуть, как все теперь будет происходить?
– Побеседуете с главным редактором, если договоритесь, то подпишете договор. Через две недели получите деньги.
– Я не про деньги…
– А, вас интересует процесс?
– Именно.
– Ну что ж… Как только договор будет заключен, книга пойдет в работу. Я еще раз ее прочту, что называется с карандашиком, но вы не бойтесь, я там ничего корежить не собираюсь, надо будет кое-где убрать повторы, паразитические рифмы…
– Рифмы? Но это же не стихи, – растерянно пробормотал Гущин.
– Конечно, – улыбнулась Тата. – Я имела в виду, что иногда бывают фразы типа «Нет, – ответил дед».
– А, ясно, – кивнул Гущин.
– Одновременно вашу книгу будет читать художник. Кстати, у вас есть дискета?
– Дискета? Нет.
– Но у вас же компьютерный набор.
– Ну да. В принципе дискету я могу хоть завтра принести. Я просто не знал…
– Прекрасно.
Зазвонил внутренний телефон.
– Наталья, запускай Гущина! – распорядился главный редактор.
– Павел Арсеньевич, идите в соседний кабинет, Олег Степанович вас ждет.
– А вы разве не со мной?
– Да нет, вы и без меня справитесь.
– Ну я пока не прощаюсь.
– Счастливо вам.
Он ушел.
– Татка, ты про этого Гущина спрашивала? Красавчик, просто киногерой. И неужели талантливый?
– Очень.
– Бывает же… Он, наверное, шизофреник.
– Почему?
– Понятия не имею, просто он как-то не похож на писателя.
– Сказать по правде, я его совсем другим себе представляла, – призналась Тата.
– Постарше, поуродливее?
– Точно. Мне очень хотелось с ним работать, а сейчас…
– Расхотелось?
– Ну не то чтобы расхотелось, но…
– Энтузиазма не ощущается, да?
– Именно.
– Странно.
– Мне самой странно.
– А вообще-то случается, что молодые хорошо пишут. Вон Томас Манн «Будденброков» в двадцать четыре года написал, а непохоже… такая книга, кажется, ее мог создать только умудренный жизнью, пожилой человек.
– Ну на Томаса Манна Гущин все-таки не тянет, – усмехнулась Тата.
Прошло, наверное, не меньше получаса, прежде чем Гущин появился вновь. Вид у него был не такой победительный. Ага, подумала Тата, видно, Олег не слишком-то расщедрился.
– Ну как? – спросила она. – Все обсудили?
– В общем, да. Хотя я не думал, что за книги такие гроши платят.
– Да, в наше время быть писателем совсем не выгодно, – сочувственно заметила Рина.
– Но вы подписали договор? – осведомилась Тата.
– Нет пока, я взял проект договора с собой, хочу показать понимающим людям, а то обштопаете меня, обдерете как липку! – Он весело подмигнул Тате.
– Но ведь договор – коммерческая тайна!
– Ну о цифрах там пока ничего не говорится! Только о всяких закавыках, в которых я несилен!
– Ну что ж, желаю удачи.
– А удачу я, похоже, уже поймал за хвост! – проникновенно глядя в глаза Тате, произнес он. – Всего доброго, Наталия Павловна.
У Таты как-то неприятно заныло сердце.
