Элис Сиболд - Милые кости
Увязавшись за старшими на кухню, Бакли задал вопрос, который возникал у него каждый день, и не по одному разу:
— А где Сюзи?
Все молчали. Сэмюел посмотрел на Линдси.
— Бакли, — позвал папа из соседней комнаты, — давай-ка сыграем с тобой в «монополию».
Моему брату еще никогда не предлагали сыграть в «монополию». Все твердили, что он слишком мал, но на Рождество всегда случаются чудеса. Он бросился к папе, и тот посадил его к себе на колени.
— Видишь этот башмачок? — спросил папа.
Бакли кивнул.
— Слушай внимательно, что я тебе расскажу, ладно?
— Про Сюзи? — Каким-то образом брат соединил одно с другим.
— Да. Я тебе расскажу, где сейчас Сюзи.
У себя на небесах я залилась слезами. Что мне еще оставалось?
— Когда Сюзи играла в «монополию», она всегда выбирала себе этот башмачок, — сказал папа. — Я, например, беру себе машинку или тачку. Линдси берет утюжок, а твоя мама, когда садится играть, выбирает пушку.
— А это собачка?
— Да, породы колли.
— Чур, моя!
— Договорились. — Папа запасся терпением. Он придумал, каким способом можно все объяснить. Вот так, посадив к себе на колени сынишку, беседуя с ним, ощущая его маленькое тельце, такое человеческое, такое теплое, полное жизни. Папа и сам находил в этом успокоение. — Отныне колли будет твоей фишкой. Ну-ка, скажи еще разок, где фишка Сюзи?
— Башмачок, — ответил Бакли.
— Верно. Значит, автомобиль — это я, утюжок — твоя сестра, а пушка — это наша мама.
Мой брат изо всех сил пытался сообразить, что к чему.
— Первым делом фишки ставятся на поле, так? Помогай.
Бакли набрал пригоршню фишек, потом еще одну, и высыпал их на доску, между карточками «Шанс» и «Общественная казна».
— Ну вот, а другие фишки будут нашими друзьями.
— Как Нейт?
— Да хоть бы и как Нейт. Он у нас будет шляпой. А поле — это весь мир. Теперь представь себе вот что: я брошу кубики — и одна фишка исчезнет с поля. Что это будет означать? Что она больше не играет? Верно.
— А почему? — спросил Бакли, подняв глаза на отца.
Тот содрогнулся.
— Почему? — еще раз спросил мой брат.
Папа не стал говорить «потому что жизнь — несправедливая штука» или «потому что так». Он хотел Найти подходящие слова, чтобы объяснить четырехлетнему человеку, что такое смерть. Папина рука легла на спину Бакли.
— Сюзи умерла, — только и выговорил он, не сумев связать это с правилами игры. — Понимаешь?
Протянув руку, Бакли накрыл ладонью башмачок. А потом поднял глаза на папу, чтобы найти подтверждение.
Отец кивнул.
— Больше ты ее не увидишь, малыш. Никто из нас больше ее не увидит.
Отца душили рыдания. Бакли смотрел на него, силясь понять происходящее.
Башмачок перекочевал в комнату Бакли и долго хранился у него на комоде, а потом исчез, и все поиски оказались напрасными.
Допив свой яичный коктейль, мама извинилась и ушла из кухни в столовую. Она методично выкладывала у каждой тарелки по три разных вилки, а потом соответствующие ножи и ложки, следя, чтобы они «располагались лесенкой», как ее учили в магазине для новобрачных, где она подрабатывала до моего рождения. У нее было два желания: выкурить сигарету и чтобы оставшиеся в живых дети хоть какое-то время не путались под ногами.
— Может, посмотришь подарок? — предложил Сэмюел Хеклер моей сестре.
Они стояли возле посудомоечной машины, прислонясь к встроенному комоду с полотенцами и скатертями. В комнате справа от кухни сидел отец с моим братишкой; по другую сторону от кухни мама пыталась принять решение по поводу сервировки: флорентийский — «веджвуд» и кобальтовое стекло, или королевский «вустер» и «маунтбэттен», или же «ленокс» и «этернал».
Линдси с улыбкой потянула за белую ленту, которой был перетянут маленький сверток.
— Это моя мама завязала такой бант, — признался Сэмюел Хеклер.
Под голубой бумагой обнаружилась черная бархатная коробочка. Линдси бережно подержала ее на ладони. Я у себя на небесах сгорала от нетерпения. Когда мы с сестрой играли в куклы, у нас Барби и Кен всегда женились в шестнадцать лет. В нашем представлении, у человека могла быть только одна настоящая любовь — никаких компромиссов, никаких повторений.
— Открой, — сказал Сэмюел Хеклер.
— Страшно.
— Не бойся.
Он положил руку ей на локоть: с ума сойти — что я в этот миг испытала! Линдси осталась наедине с мальчиком, который ей нравился (даром что смахивал на вампира). Вот это новость, вот это открытие — теперь у нее не могло быть от меня секретов. По доброй воле она бы никогда со мной не поделилась.
Подарок, лежавший в коробочке, можно было назвать и безделушкой, и разочарованием, и сказкой — это как посмотреть. Безделушкой — потому, что его преподнес тринадцатилетний мальчишка; разочарованием — потому, что это было не обручальное кольцо; еще оставалась сказка. Линдси увидела половинку золотого сердечка. Сэмюел Хеклер расстегнул ворот пестрой рубашки и вытащил вторую половинку медальона. На кожаном шнурке. Линдси вспыхнула; я у себя на небесах — точно так же.
У меня мигом вылетело из головы, что за одной стенкой сидит отец, а за другой — мама перебирает столовое серебро. Я увидела, как Линдси потянулась Сэмюелу Хеклеру. И поцеловала его. Это было ни с чем не сравнимо. Я почти ожила.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
За две недели до гибели я замешкалась перед выходом из дому и, добравшись до школы, увидела, что стоянка автобусов уже опустела.
Дежурный учитель из дисциплинарной комиссии записывал фамилии опоздавших, которые пытались проскользнуть через главный вход после первого звонка. Мне совершенно не улыбалось, чтобы меня потом сдернули с урока и посадили на скамью возле кабинета мистера Питерфорда, который — это все знали — пригибал провинившемуся голову и охаживал по заднице деревянной линейкой. Учитель труда по его просьбе просверлил в этой линейке отверстия для уменьшения сопротивления при замахе, чтобы сподручнее было лупить по джинсам.
За мной не водилось значительных опозданий или других проступков, которые наказывались линейкой, но я, как и все ученики, настолько живо представляла себе эту экзекуцию, что у меня заранее начинали ныть ягодицы. Кларисса говорила, что «торчки», как называли у нас в школе наркоманов, пробираются за кулисы актового зала через дверь черного хода, которая никогда не запирается — по недосмотру сторожа-уборщика Клео, не осилившего, по причине своей постоянной обдолбанности, даже среднюю школу.
Так вот, в тот день я пробиралась на цыпочках через черный ход, стараясь не споткнуться о кабели и провода. Остановилась у каких-то высоких подмостков и опустила на пол сумку, чтобы расчесать волосы. Каждое утро я покорно натягивала связанный мамой шутовской колпак с бубенчиками, но стоило мне скрыться за домом О'Дуайеров — и у меня на голове оказывалась черная фуражка, которую прежде носил отец. От этого маскарада волосы жутко электризовались, поэтому я первым делом шла в туалет, где можно было нормально причесаться.
— Сюзи Сэлмон, ты красивая, — неведомо откуда прозвучал чей-то голос.
Я стала озираться.
— Посмотри сюда, — позвал все тот же голос. Задрав голову, я увидела Рэя Сингха, который, свесившись вниз, смотрел на меня с верхнего яруса.
— Привет, — сказала я.
Рэй Сингх — я это знала — был ко мне неравнодушен. Раньше их семья жила в Англии, хотя Кларисса говорила, он родом из Индии. У меня не укладывалось в голове, что внешность можно взять у одной страны, говор — у другой, а потом переселиться в третью. Такое сочетание сразу меня зацепило. Плюс ко всему, он был в сотни раз умнее других и притом запал не на кого-нибудь, а на меня. Время шло, и мне стало ясно, что он выделывается: то придет на уроки в смокинге, то принесет какие-то экзотические сигареты (стыренные у матери), но поначалу я принимала это за изысканные манеры. Он знал и подмечал больше остальных. В то утро от звука его голоса у меня захолонуло сердце.
— Звонка еще не было? — спросила я.
— У нас классный час, сегодня мистер Мортон ведет.
Тут все стало ясно. Мистер Мортон вечно приходил с похмелья и на первом уроке просто отдавал концы. Он никогда не устраивал перекличку.
— С чего это тебя наверх понесло?
— Забирайся — посмотришь. — Он выпрямился; голова и плечи скрылись из виду.
На это еще надо было решиться.
— Залезай, Сюзи.
Меня потянуло на подвиги; вернее, я сделала вид, будто мне все нипочем. Поставила ногу на нижнюю ступеньку лесов и ухватилась за перекладину.
— Вещи не оставляй, — посоветовал Рэй.
Прихватив сумку, я стала неловко карабкаться наверх.
— Давай помогу. — Он подхватил меня под мышки, и я смутилась, хотя на мне была теплая куртка.
Свесив ноги вниз, я осталась сидеть на краешке верхнего яруса.
