Пауло Коэльо - Дневник мага
Хозяин, разглядев знак раковины на рюкзаке Петруса, тоже заговорил с нами более почтительно.
— А ведь проклятие, что наложил цыган, так и не снято, — промолвил он под неодобрительным взглядом священника.
Петрус заинтересовался. Священник стал говорить что-то о неразумных прихожанах, рассказывающих нелепые басни, которых церковь не признает. Но хозяин продолжал:
— Перед смертью цыган сказал, что самый юный из жителей нашего городка унаследует его бесов, которые вселятся в него. А когда этот младенец вырастет, состарится и умрет, бесы перейдут в тело другого младенца. И так — до бесконечности.
— Почва у нас такая же, как во всех других городках в округе, — сердито проговорил священник. — И от засухи мы страдаем, как и все. А когда в других местах хороший урожай, то у нас тоже полны закрома. У нас не случается ничего такого, чего не было бы в любом другом местечке вокруг. Так что вся эта история — полный вздор!
— Не случается, потому что мы отгородились от проклятия, — возразил хозяин бара.
— О! Тогда позвольте нам на него взглянуть! — сказал Петрус.
Священник усмехнулся и сказал, что это просто так говорится, а хозяин осенил себя крестным знамением. Но ни один из них не сдвинулся с места.
Петрус оплатил счет и продолжал настаивать на том, чтобы кто-нибудь проводил нас к человеку, на которого пало проклятие. Тут священник извинился и сообщил, что его ждут неотложные дела в церкви. Он исчез так быстро, что никто не успел произнести ни слова.
Хозяин испуганно взглянул на Петруса.
— Не бойтесь, — успокоил его мой проводник. — Покажите нам только дом, где гнездится проклятие. А мы попытаемся избавить город от него.
Хозяин вышел вместе с нами на пыльную, залитую сияющим послеполуденным светом улицу. Он проводил нас до окраины городка и указал на дом, что стоял в стороне от других едва ли не на обочине Пути.
— Передаем сюда еду, одежду, все, что нужно, — извиняющимся тоном произнес он. — Но даже наш падре сюда не заходит.
Мы попрощались с ним и направились к дому. Хозяин постоял немного, думая, наверно, что мы пройдем мимо. Но Петрус решительно приблизился к дверям и постучал. Я оглянулся — хозяин бара исчез.
Отворившей нам старухе на вид было лет семьдесят. Рядом с ней вилял хвостом, будто радуясь гостям, огромный черный пес. Хозяйка осведомилась, чего надо, прибавив, что сейчас занята стиркой и стряпней. Она вроде бы и не удивилась нашему приходу. Я предположил, что многие из пилигримов, ничего не знающих о проклятии, должно быть, не раз стучали в эту дверь в поисках крова.
— Мы паломники, идем в Компостелу. Нам нужно немного кипятка, — попросил Петрус. — Я знаю, вы не откажете нам.
Старуха с недовольной миной открыла дверь и впустила нас в дом. Мы прошли в маленькую гостиную, чистую, но бедно обставленную. Тут имелись диван с драной обшивкой, комод, стол с пластиковым покрытием и два стула. На комоде стояло изображение Святого Сердца Иисусова, образы некоторых святых и распятие, сделанное из кусочков зеркала. В комнате было две двери, одна из которых, как я понял, вела в спальню. Хозяйка с Петрусом прошли через другую дверь на кухню.
— У меня есть кипяток, — сказала она. — Я налью вам его во что-нибудь, и ступайте своей дорогой.
Я остался наедине с огромным псом. Тот повиливал хвостом, вел себя смирно и был явно доволен жизнью. Тут вернулась старуха, неся какую-то старую жестянку с водой, которую она попыталась вручить Петрусу.
— Вот кипяток! Идите с Богом!
Но Петрус не двинулся с места. Он достал из рюкзака пакетик заварки, бросил его в кипяток и сказал, что хотел бы угостить хозяйку чаем в благодарность за гостеприимство.
Старуха с большой неохотой принесла все же две чашки и села за стол вместе с Петрусом. Продолжая разглядывать пса, я прислушался к их беседе.
— Мне сказали в городке, что на этом доме лежит проклятие, — весьма светским тоном начал Петрус.
При этих словах глаза у собаки сверкнули, словно она поняла, о чем речь. Хозяйка тут же поднялась из-за стола.
— Это ложь! Старый предрассудок! Пожалуйста, допивайте поскорее свой чай, у меня еще уйма дел по дому.
Пес почувствовал, что настроение хозяйки изменилось. Он замер и навострил уши. Однако Петрус продолжал сидеть как ни в чем не бывало. Медленно поднес ко рту чашку с чаем, но, так и не притронувшись к ней, поставил обратно на стол.
— Очень горячо, — сообщил он. — Пусть немного остынет.
Но старуха не стала опять садиться за стол. Было видно, что она сильно тяготится нашим присутствием и сожалеет, что вообще пустила нас на порог. Заметив, что я не отрываю взгляда от пса, она подозвала его к себе. Тот подчинился, но, подойдя к ней, обернулся и вновь уставился на меня.
— Вот почему твой Вестник вселился вчера в мальчишку. Именно поэтому, — сказал Петрус.
Внезапно я понял, что это не я смотрю на пса. Это он, едва я ступил за порог, гипнотизировал меня, не давая отвести глаз. Это пес глядел на меня и заставлял выполнять свою волю. Я почувствовал какую-то сильнейшую истому, меня стало клонить в сон, захотелось прилечь на этом ободранном диване и заснуть, а не тащиться по жаре дальше. Все это было так странно, и я чувствовал, что вот-вот попаду в какую-то ловушку. А пес смотрел на меня все так же пристально, и чем дольше он смотрел, тем больше мне хотелось спать.
— Ну-ка, выпей, — сказал Петрус и протянул мне чашку с чаем, — раз сеньора хочет, чтобы мы не засиживались.
Чуть поколебавшись, я все же сумел взять чашку, и глоток горячего чая немного привел меня в чувство. Я собирался что-то сказать, спросить, как зовут эту собаку, но голос мне изменил. Нечто такое, чему Петрус никогда меня не обучал, проснулось и начало властно проявляться во мне. Я вдруг ощутил неудержимое желание говорить. Произносить неведомые слова, смысла которых я сам не понимал. Мне подумалось, что Петрус, должно быть, что-то подмешал в чай. Очертания окружающих предметов начали расплываться, и я с трудом понимал, что старуха, обращаясь к Петрусу, настойчиво требует покинуть ее дом. На меня нахлынуло странное, безотчетное ликование, и я решил все-таки произнести вслух те незнакомые слова, что приходили ко мне в голову.
И только пса я продолжал различать отчетливо. Едва я произнес несколько слов на непонятном языке, как в ответ донеслось рычание. Он понимал мою речь! В возбуждении я говорил все громче, все быстрее. Пес приподнялся, ощерил клыки. О, теперь он отнюдь не выглядел таким благодушным животным, как вначале, нет, теперь от него веяло какой-то зловещей угрозой, готовой обрушиться на меня в любую минуту. Но я знал, что слова, которые я произношу, служат мне защитой, и говорил все громче, чувствуя, что от меня исходит какая-то новая, прежде неведомая мне сила и вот она-то не позволяет псу броситься на меня.
С этого момента все происходящее стало напоминать замедленную съемку. Я видел надвигавшуюся на меня хозяйку, которая что-то истошно кричала и пыталась вытолкать меня за дверь. Видел, как Петрус схватил и удерживал ее. Собака же не обращала на них никакого внимания. Угрожающе ворча и щерясь, пес по-прежнему смотрел только на меня. Я попытался понять тот непонятный язык, на котором говорил, но стоило мне остановиться и задуматься об этом, как сила внутри меня убывала, а пес приближался ко мне. Тогда, бросив всякие попытки разобраться в языке, я начал громко выкрикивать непонятные слова, а старуха мне вторила. Пес залаял, но я знал: пока продолжаю говорить, мне ничего не грозит. Раздался чей-то раскатистый смех, я не понимал, чудится ли мне он или звучит на самом деле.
Дальше все произошло мгновенно и одновременно — по комнате пронесся резкий порыв ветра, а пес отчаянно взвыл и бросился на меня. Я вскинул руку, загораживая лицо, выкрикнул что-то и приготовился к столкновению.
Пес навалился на меня всей своей тяжестью, и я рухнул на диван. Несколько мгновений мы с ним смотрели друг другу прямо в глаза, а потом он вдруг спрыгнул и выскочил вон.
Тут я почему-то начал рыдать взахлеб. Мне вспоминались мои родные, жена, друзья. Я испытывал огромное чувство любви и в то же время какого-то непонятного счастья, которое возникло сразу после того, как я внезапно понял все об этой псине.
Петрус подхватил меня под руку и повел наружу, старуха подталкивала нас сзади. Ну улице я огляделся: нигде не было и следа собаки. Повиснув на Петрусе, я продолжал плакать все то время, что мы с ним тащились по дороге, залитой ослепительным солнцем.
Следующий отрезок пути выпал у меня из памяти. Очнулся я у фонтана. Петрус плескал водой мне в лицо, смачивал затылок. Я попросил пить, но он объяснил, что от малого глотка воды меня сейчас вырвет. Меня и вправду слегка подташнивало, но в целом я чувствовал себя прекрасно — был полон невыразимой Любви ко всем и ко всему на свете. Оглядываясь вокруг, я внимал деревьям, росшим по сторонам дороги, любовался маленьким фонтаном, у которого мы остановились, ощущал дуновение свежего ветерка, слышал пение птичек в чаще. Во всем окружающем мне виделся лик моего ангела, все было в точности так, как объяснял Петрус. Я поинтересовался у него, давно ли мы покинули дом, где жила старуха, и он ответил, что прошло минут пятнадцать.
