М. Маллоу - Пять баксов для доктора Брауна. Книга четвертая
— Не кричите. Обычная стягивающая повязка.
— Куда же столько повязки!
— Ребра. Всего хорошего.
— Подождите! — спохватился Дюк. — Револьвер!
— Мне пришлось оставить его в вашем “музее”. Он не стрелял.
— Почему вы так думаете?
— Тут нечего думать, револьвер пахнет маслом. Вряд ли мистер Саммерс в его теперешнем состоянии занимался чисткой. К тому же, остался бы запах пороха.
— Ну и ну. Имели дело с оружием?
— Это просто логично.
В этот момент наверху послышался шум, возня, металлический лязг, что-то катилось по полу, возмущалась миссис Кистенмахер. Маллоу задрал голову: по ступенькам прискакало больничное судно. Там, откуда оно явилось, чавкнула дверь, брякнул накинутый крюк. Доктор постояла, сунув руки в карманы своего накрахмаленного халата.
— Хорошо, — сказала она. — Очень недолго. Постарайтесь также объяснить ему, что я не могу отпустить его домой.
* * *У няньки было сухое тельце и морщинистое лицо богомола: ее встретили на лестнице. Здесь, на втором этаже размещалось четыре комнаты и кресло в холле. Дальняя комната, за лестницей, скорее всего, принадлежала хозяйке. В ближней, похоже, жила миссис Кистменахер. На кресле лежало вязание. Стекла двух остальных дверей завешивала белая ткань, одна из них была приоткрыта, демонстрируя растерзанную койку в полумраке. И, наконец, оставалась еще одна дверь, тоже запертая, но изнутри. Через верхние стекла был виден зажженный свет.
Все трое стояли, сохраняя спокойствие. Прошло несколько минут.
— Гм, — сказала доктор Бэнкс, и обе дамы посмотрели на М.Р. Маллоу.
Но прежде, чем тот успел что-нибудь сказать по этому поводу, дверь в уборную распахнулась и появился одетый в больничную рубаху Д.Э. Саммерс. Голова у него была обрита. Нижнюю челюсть украшала повязка. Повязка оставляла открытым уши и оканчивалась на темени двумя скрещенными бантиками. Лицо его было лицом убийцы, с боем взятого на месте преступления.
— Какой вы мастер эффекта, сэр, — произнес Дюк, — аж сил нет.
— Мерси, — мрачно отозвался компаньон.
— Я позаимствую ваш фиксатуар? Вам он теперь не нужен, а мой как раз…
Сказав эти слова, Маллоу увидел, как поднимается здоровенный кулак компаньона. Костяшки его были смазаны йодом.
Но на этот счет М.Р. мог быть спокоен. Джейк шатался так, что пришлось подхватить его под локоть. Он чудом не промахнулся мимо койки, пнул под нее предмет, которым его так безуспешно пытались заставить воспользоваться и медленно опустился на матрас.
Повязка Ричардсона-Гриффита
— Сказали что-нибудь? — спросил М.Р., стараясь не смотреть ни на брошенные в тазу компрессы, источавшие запах горчицы, ни на резиновые грелки, которые доктор Бэнкс передала вернувшейся няньке, ни на то, как сам молодой головорез шарит руками по одеялам, пытаясь укрыться без помощи дам. — Нет? Что, молча превратили в антрекот? Компаньон посмотрел на него, закрыл, морщась, глаза, и выговорил:
— Веришь, даже не поздоровались.
Маллоу сел на край койки.
— Как нас здесь не любят, а, — сказал он. — Сам-то что?
Саммерс бессильно шевельнул рукой.
— Сзади. Би…
Он запнулся на полуслове, опять закрыл глаза и с минуту лежал молча.
— Ну, ясно, что не о погоде беседовали, — усмехнулся Дюк.
— Бита, — закончил Джейк. — Бейсбольная бита.
Саммерс действительно споткнулся: от удара, который последовал, когда он поставил ногу на последнюю ступеньку подвальной лестницы, чтобы покинуть “Бильярдную Cмита и Холи” на де ла Салль-сквер.
Были еще ступеньки, которые он всем телом сосчитал после удара, и чьи-то тяжелые ботинки — патентованные “Бойден Тобогганинг”, обитые по ранту полоской жести с шурупами.
— Ясно, — Дюк махнул рукой. — Ну-с, мальчики, как я понимаю, наняты. Джейк молчал.
— Ты понял, — он с трудом повернул голову, чтобы видеть лицо компаньона, — ты понял теперь эту штуку про клизмы?
И, пока Маллоу лихорадочно соображал, причем здесь клизмы и в своем ли партнер уме, отрывисто сказал:
— Я все думал. Зачем. В таком маленьком городе. Столько. Теперь знаю.
М.Р. Маллоу, внимательно слушавший всю эту чушь, посмотрел на доктора.
— Вы про магазины “Всевозможных резиновых изделий”? — спокойно произнесла та. — Вы правы. Дело в том, что мистер Аджет всю свою жизнь продает резиновые изделия только одной марки, “Симпсонс Аполло”. Он утверждает, что они превосходного качества и настаивает, что товары, имеющие отношение к медицине, следует покупать в аптеке, а не в лавке. Я с ним согласна. А мистер Сайденберг вот уже много лет старается переманить у него покупателей, приобретая новый, необычный ассортимент и — средства ему это позволяют — узурпировать территорию.
— Я не свихнулся, — подтвердил Джейк, глядя на нее.
— Эта борьба уже лет двадцать — предмет городских шуток, — продолжала доктор, глядя не на него, а на Маллоу. — Боюсь только, что теперь она перестала быть смешной. Вероятнее всего, и эти почтенные господа объединили против вас свои интересы. Город объявил вам войну.
Джейк не сводил с доктора взгляда.
— Нет, нет, — покачала головой та.
Саммерс стиснул край одеяла.
— Но почему? Ведь вы сами сказали только что…
— Мистер Саммерс, мы уже обсуждали с вами эту тему. Я рада, что ваши дела не так плохо, как могло быть, но, тем не менее, настаиваю.
Д.Э. обратил умоляющий взор на компаньона.
— Сколько их было? — спросил Маллоу.
Джейк показал три пальца. Взгляд его сделался пристальным, и М.Р. наклонился к самой подушке.
Разговор велся шепотом, но доктор отчетливо расслышала, как Маллоу спросил:
“Что ж ты ляпнул, что ты Джулия?” И испуганный ответ: “Не знаю.”
Последовала пауза, потом — едва слышная, неразборчивая перебранка и затем она услышала, как пациент произнес: “…другого врача. Мужчину”. Повисло молчание.
— Мисс Бэнкс, — обернулся к ней Маллоу, — вы не могли бы на секундочку оставить нас вдвоем? Мне нужно сказать компаньону кое-что конфиденциально.
Одновременно он сделал ей страшные, или, вернее сказать, конфиденциальные глаза, и доктор, поколебавшись, покинула палату.
Когда она заглянула снова, пациент лежал с непроницаемым лицом, совершенно молча и, если уместно такое выражение, умиротворенно. Доктор Бэнкс удивилась.
— Что вы ему сказали? — спросила она, когда они с Маллоу спустились по лестнице. Маллоу нацепил кепи. Сгреб вещи компаньона.
— Сказал, что могу только отвезти его в больницу для бедных.
Очень хорошо, очень приятно
Доктор вернулась в палату.
— Завтра-послезавтра вам станет легче, мистер Саммерс, — сказала она. — Три-четыре недели — не такой большой срок. Сами не заметите, как вернетесь домой.
Ни слова в ответ.
— Какой вы бываете приятный собеседник!
На лице пациента промелькнуло нечто, напоминающее усмешку.
Доктор Бэнкс одобрительно улыбнулась.
— Ну что же, хорошо. Теперь я намерена командовать, понукать, заставлять вас делать разные гадости и всяческими способами издеваться. Смиритесь. У вас нет другого выхода.
Тишина сделалась прямо-таки удручающей. Доктор Бэнкс встала.
— Это была шутка, мистер Саммерс.
С этими словами она вышла.
Тем временем М.Р. Маллоу заперся в комнате. Он наливал себе еще виски. Он был страшно пьян. Если бы кто-нибудь мог выдать ему документ, заверяющий, что в ближайшее время Мармадьюк Реджинальд Маллоу будет всего-навсего избит, М.Р. был бы счастлив. До известной степени. Но такой бумаги никто давать не собирался, а главное, теперь он остался один с ужасными вопросами: что теперь делать и где взять деньги?
Рождество обещало быть отвратительным.
На следующий день, 2 декабря 1911 года Среда
— Мистер Саммерс, — миссис Кистенмахер аккуратно потрясла его за руку, — пора вставать.
Коммерсант сонно посмотрел на часы: часы показывали шесть утра.
— Подождите, как? Почему? Я…
— Ну, теперь вы уже не "ха-ха-ха”, как вчера? — жесткое лицо няньки выражало удовлетворение. — Поднимайтесь, я покажу вам оч-чень интересную вещь.
Она откинула одеяло, и коммерсант принялся выбираться из койки.
Затем няня сделала знак следовать за собой и направилась к двери.
— А куда? — попробовал спросить коммерсант, но ответа не получил.
И тут же понял, куда: она открывала дверь в ванную.
Там, стоя голым на резиновом коврике, Д.Э. Саммерс принял свою первую на сегодня процедуру: сначала горячий, затем ледяной душ. Это издевательство повторилось с полдюжины раз прежде, чем коммерсант сбился со счета. Наконец, повернули кран и последние ледяные струи с утробным звуком унеслись в трубу.
