Евгений Полищук - Кольцевая ссылка
Завернул на Покровку, прошел Чешскую пивную и за угол, к невысокой церквушке. Посмотрел на дедовский третий этаж, на стеклянные широкие окна. Наверное, действительно дует, не просто так его дед позвал. А может, пообщаться хочет, хотя это и не особо важно. Позвал и позвал, надо идти.
Поздоровался с консьержкой, взлетел на третий этаж по просторным ступеням, как во дворце оказался. Нажал кнопку звонка, через минуту услышал звуки. Заскрипел засов старого замка.
— Кто-о-о там? — раздался дребезжащий голос.
— Это я, Санька, — сказал Саша. — Открывайте дверь, Юрий Павлович, не бойтесь, это я.
Дед зашуршал, поскреб ключами и, наконец, отворил.
— Добрый вечер, Юрий Павлович, — протянул руку Саша.
— Добрый вечер, Сашок, — крепко стиснул руку дед. — Добрый вечер, Сашок. Хорошо, что ты приехал, Сань, хорошо, что приехал, а я думал, что ты уже и не приедешь — то… — залепетал дед. — Поздно ведь, Сань уже, может, думаю, в следующий раз Сашка приедет уже, не сегодняяя…
Саша зашел в тесную прихожую, с трудом наклонился и стянул туфли. Сумку взял с собой. Дед медленно продвигался на кухню. Квартира была однокомнатная, но уютная. Трехметровые потолки, кухня на двадцать квадратов. Раньше государство уважало труд полковников и не стеснялось предоставлять качественную жилплощадь.
— Я же сказал, что приеду, Юрий Павлович, — улыбнулся Саша. — А я свои обещания всегда держу. Слово офицера — железо, Юрий Павлович.
— Слово офицера, говоришь? — хитро прищурился дед. — Молодой ты еще для офицера, Сашок, молодой ты еще..
— Ну, какие мои годы? — развел руками Саша. — Успею еще, Юрий Павлович. Но, как говорится, береги честь смолоду…
— Вот это верно, — вдруг резко обернулся дед. — Вот это ты, Александр, верно говоришь. Честь — это единственное, что стоит беречь. Ничего на старости не остается кроме чести.
— И воспоминаний, — добавил Саша.
Зашли на кухню, Саша сел за стол. Дед подошел к балконной двери и ткнул длинным костистым пальцем куда-то влево:
— Вот здесь дует, Сань, смотри…
Саша встал и подошел к деду. Подставил руку к щели, попытался почувствовать ветер. Ничего не получилось. В квартире было жарко, кожа не ощущала ни малейшего дуновения.
— Точно дует, Юрий Павлович? — робко спросил Саша.
— А ты разве не чувствуешь? — удивленно спросил дед. — Смотри, как задувает!
Саша поднес руку к щели еще раз. Все было в порядке.
— Да, действительно немного дует, Юрий Павлович, — бодро сказал Саша.
— Ну, вот видишь! — восторжествовал дед. — Я же говорю, что дует!
— Сейчас все сделаем, — спокойно сказал Саша. — Я все инструменты привез, сейчас вам заклею эту дыру, а завтра приеду и заново все окно залакирую.
— Хорошо, Саш, хорошо, — удовлетворенно сказал дед. — А то продувает мне, прямо в кости продувает, Сань…
Саша ничего не сказал, подошел к плите, налил воды в чайник и поставил кипятиться. Дед отошел от окна, сел на стул и, заложив ногу за ногу, начал покачивать своими меховыми тапками. В красной байковой рубахе, в штанах с подтяжками дед был похож скорее на пожилого техасского шерифа, но никак не на российского старика, прошедшего вторую мировую. Прямая спина, военная выправка, волосы с благородной сединой, профиль Солженицына. Дед был крепкий как танк.
— Ну что, Сашок, как дела? — прищурился дед. — Давай, рассказывай, чему нынче учат юных разведчиков?
— Как обычно, Юрий Павлович, — улыбнулся Саша. — Родину от врагов охранять.
— Ну что, будешь Родину охранять? — потяжелел взгляд деда.
— А то, Юрий Павлович, если не я, то кто?
— Правильно, — твердо кивнул дед. — Некому больше, Саша, некому. Нынче вон какое поколение пошло, только телевизор смотрят, да водку пьют. Ничего не умеют, ничего не хотят. Если бы сейчас немец пришел — хана! — махнул рукой дед. — Голыми руками бы взяли, голыми, Сашка, руками…
Саша сидел и кивал, не решаясь ничего вставить. Дед руками поглаживал заросшие щеки. Ладони у него были большие, руки крепкие, жилистые.
— А я то Саш, вот чего надумал, — вздохнул вдруг дед. — Помирать ведь мне скоро, Саш…
— Да что вы, Юри… — всплеснул руками Саша.
— Не надо мне тут, — резко вскинул дед вверх ладонь. — Никто не вечен и я тоже. Надо смотреть правде в глаза, Саша.
Саша молча кивнул. Внимательно всматривался в лицо деда.
— Я, Саша, хочу умереть там же, где и родился, — глухо сказал дед.
Саша понимающе кивнул.
— Плохо себя чувствую в последнее время, — вздохнул и посмотрел дед в пол. — Задыхаюсь, с постели утром не могу встать, как будто в грудь кто-то давит, Сань. Не было со мной такого раньше, все, видимо, отжил свое…
Саша молчал, боялся шевельнуться, сделать неправильное движение.
— Домой надо ехать Сань, под Днепром родился, под Днепром и помру…
— Но это не все, — распрямился вдруг дед. — Я хочу, Сань, в родную деревню поехать и там сделать музей.
— Это очень хорошая идея, — аккуратно сказал Саша. — А что за музей?
— Ну, у меня много антикварных вещей в квартире есть, Сань, — посветлел лицом дед. — Медали мои, журналы фронтовые, мебель резная, а фотографий знаешь сколько! Хочется память какую-то о себе, Сань оставить, понимаешь?
Саша молча кивнул. Конечно, понимаю.
— Ну, вот я и решил музей открыть, как память о войне, — сжал кулаки дед.
— Это отличная идея, Юрий Павлович, — твердо сказал Саша. — Очень хорошо, что вы это придумали, страна должна знать своих героев.
— А то ж, Сань! — довольно усмехнулся дед. — А то ж! Нас так просто не сломать, мы еще, Сань, поборемся!
— Я вам во всем помогу, — кивнул Саша. — Все сделаем в лучшем виде, Юрий Павлович. Арендуем здание, развесим ордена по периметру, можно уже этим летом начать заниматься. Как хорошо, что вы все так придумали.
Дед задумался над чем-то и ничего не ответил. Уставился в одну точку, медленно покачивая головой.
Саша встал со стула, подошел к плите, выключил газ, снял чайник.
— Вы, Юрий Павлович, идите в комнату, наверное, а я вам тут пока щель заклею, — сказал Саша. — Как раз и чай скоро остынет.
Дед очнулся от своего видения, посмотрел на Сашу, молча встал и побрел в комнату. Зашумел телевизор. Саша полез в сумку, достал монтажную пену, взял нож со стола. Подошел к щели, быстро расковырял небольшую дыру, ловко залил ее обратно пеной, небрежно обтер края. Срок засыхания — двадцать четыре часа, завтра как раз заеду вечерком. Пошел к раковине, тщательно вымыл руки, взял две чашки. Одна с отколотым краем — Саше, а другая, с цветочком — деду. Как обычно.
— Вам сахар добавить? — крикнул Саша.
— Как обычно, Саш, три ложки, — донесся кашель деда из комнаты.
Саша поставил две кружки на стол, рядом поставил чайник. Слегка обжегся, тихо, сквозь зубы выругался. Полез в сумку, быстро достал миниатюрный пластиковый пакетик с серым порошком, отмерил ровно четверть ложки и тщательно размешал в кружке с цветочком. Главное — не переборщить, хотя потихоньку дозу уже можно увеличивать. В любом деле, главное — дисциплина, а тут уже тем более. Следом бухнул три ложки сахара, перемешал все еще раз, очень внимательно.
Аккуратно взял обе кружки и понес в зал. Дед сидел на диване и перелистывал журнал Огонек, смачивая слюной кончики пальцев.
— Ваш чай, Юрий Павлович, — улыбнулся Саша.
— Не горячий? — обеспокоено спросил дед.
— Нет, Юрии Павлович, — твердо сказал Саша. — Самое то.
Менять замки
Я снова задерживался на работе, снова и снова. Я уже почти забыл, как выглядит солнечный свет. От долгого сидения на одном месте затекла шея, кондиционер дул чуть ниже шеи, ровно между лопаток, пробираясь куда-то к пояснице. На тумбочке стояли три пузырька с глазными каплями — два от аллергии и один от усталости.
Я взял Систейн — тот, что от усталости, по очереди оттянул веки и выдавил по три капли в каждый глаз. Закрыл лицо ладонями, посидел пару минут в надежде, что станет лучше. Последнее время Систейн перестал действовать, как и любое лекарство, которое употреблять слишком часто. Голова под вечер тяжелела, как мешок с песком. Ячейки всезнающего Икселя расплывались, красные буквы настенных часов рябили, офисный воздух становился сухим и колючим. Не хотелось даже вставать с места и идти на кухню. Зазвонил рабочий телефон. Я поднял трубку, услышал знакомый голос.
— Я уже вышла с работы, — осторожно сказал Оля — Ты там как?
— Нормально, — ответил я, прижимая трубку плечом к уху. — Нормально, надеюсь, скоро закончу.
— Мне тебя в центре подождать или ехать домой? — спросила она.
— Не знаю, — сказал я. — Хотя… Езжай домой, наверное, я скорее всего ближе к десяти освобожусь, в центре уже поздно будет.
— Хорошо, — сказала она. — Я в Теремок зайду и домой поеду. Ты не торопись, доделай все спокойно и приезжай.
