Хуан Хосе Арреола - Выдумки на любой вкус

А ведь если я приму от него какую-то пригоршню монет — целая семья будет разорена, оставлена без единого гроша! Нет, господин Гальвес, найдите себе другого пособника; я — не тот, кто вам нужен! Я решительно отказался от сомнительного предложения, и этот презренный ростовщик ушел, умоляя меня напоследок сохранить в тайне наш разговор.

Подумать только: а ведь господин Гальвес состоит в нашем Союзе! Нет, у меня, конечно, тоже есть небольшой капитал (несопоставимый с тем, каким обладает Вирджиния), собранный по грошу, путем постоянных отказов себе в чем бы то ни было, но чтобы я согласился приумножить его каким-нибудь недостойным, неправедным способом — да ни за что!

В остальном день прошел хорошо, и мне удалось доказать, что я способен добиваться задуманного, а именно — быть по отношению к Педро небезразличным, участливым начальником.

С особым интересом читаю предложенные мне Вирджинией книги. Библиотека у нее небольшая, но подобранная со вкусом.

Только что закончил читать книгу, озаглавленную «Размышления христианского рыцаря», принадлежавшую, несомненно, покойному супругу Вирджинии. Получил достойный урок того, как нужно уметь выбирать и ценить хорошую литературу.

Очень надеюсь на то, что сумею стать достойным наследником этого почтенного господина, который, по словам Вирджинии, всю свою жизнь стремился следовать мудрым заповедям сей книги.

Дружба с Вирджинией идет мне во благо. Она наполняет особым смыслом исполнение моих общественных обязанностей.

Не без удовлетворения узнал, что наш священник на одном из заседаний Морального союза, на котором я не смог присутствовать по причине плохого самочувствия, лестно отозвался о работе, проводимой мною в качестве редактора «Христианского вестника». Это периодическое издание ежемесячно освещает благие дела, осуществляемые нашим неформальным объединением.

Моральный союз занимается пропагандой и восхвалением религии, освещает церковную деятельность, а также считает себя призванным строго надзирать за моралью и нравственностью в нашем городке. Кроме того, немалые усилия и средства направляются Союзом на благо культуры. Разумеется, время от времени перед членами Союза встает задача по преодолению тех или иных трудностей экономического характера, с которыми столь часто сталкивается наш небогатый приход.

Принимая во внимание благородство своих целей, Союз вправе требовать от входящих в него членов образцового с точки зрения морали поведения — под угрозой применения к отступникам самых суровых санкций.

Если кто-либо из членов Союза нарушает тем или иным образом предписанные уставом моральные нормы поведения, ему выносится первое предупреждение. Если он не делает надлежащих выводов, за первым предупреждением следует второе, за вторым — третье, оно же — последнее, за которым уже неизбежно исключение.

Такая суровость не должна казаться излишней: Союз был создан и существует для тех, кто своим поведением способствует исполнению его столь благородных и возвышенных целей. Не без удовлетворения я вспоминаю, что за всю историю его существования было вынесено лишь несколько предупреждений и всего один раз дело дошло до исключения. Напротив, куда больше среди нас тех, чья достойная жизнь, чьи заслуживающие уважения деяния получили лестные отзывы на страницах «Христианского вестника».

Мне доставляет истинное удовольствие писать о нашем Союзе на страницах этого дневника.

В моей жизни Моральный союз занимает значительное место — наряду с благотворным влиянием Вирджинии.

То, что я веду этот дневник, тоже следует отнести к влиянию Вирджинии. Это ее идея. Она ведет свои записи уже много лет, и получается это у нее превосходно. У нее есть особый дар, умение излагать события так, что они приобретают новые грани, становятся приятнее и интереснее. Не буду скрывать: порой она кое-что преувеличивает. Например, на днях она зачитала мне описание нашей прогулки, которую мы совершили в компании одной супружеской пары, чье расположение мы оба очень ценим.

Так вот: прогулка была как прогулка — ничего особенного; даже, следует признать, не без неприятных моментов. Дело в том, что человек, которому было поручено нести провизию, подвернул ногу и растянулся на земле, вследствие чего на пикнике нам пришлось вкушать какую-то жалкую мешанину из различных продуктов. Сама Вирджиния тоже споткнулась (пока мы преодолевали участок пересеченной местности) и изрядно ушибла ногу. На обратном пути нас застал дождь, так что домой мы вернулись промокшие и по уши в грязи.

Странное дело: в дневнике Вирджинии не только не упоминаются эти неприятности, но к тому же все мероприятие предстает в ином свете. Вирджинии, оказывается, вся прогулка от начала до конца представляется очаровательным времяпрепровождением. Холмы, деревья, небо — все описано просто великолепно. В записях фигурирует даже какой-то журчащий ручеек, которого я, честно говоря, не видел и не слышал. Но самое интересное заключается в том, что ближе к концу повествования Вирджиния вспоминает о разговоре со мной, разговоре, которого ни тогда, ни в какой-либо другой день между нами не было.

Диалог воссоздан (или создан) со свойственным Вирджинии изяществом стиля — это бесспорно. Вот только самого себя я в нем не узнаю, а его содержание мне представляется — не знаю даже, как сказать, — до некоторой степени неадекватным для людей нашего возраста. К тому же в ее записи я почему-то пользуюсь возвышенно-поэтическим стилем, совсем не свойственным мне в жизни.

Без сомнения, это является свидетельством больших духовных, творческих возможностей Вирджинии, которых я, увы, совершенно чужд. Я могу сказать только то, что думаю, что приходит мне в голову, то есть то, что есть. Таким образом, мой дневник, полагаю, не может представлять никакого интереса для кого бы то ни было.

Педро по-прежнему чем-то озабочен. Работает он с еще большим усердием, словно пытаясь скрыть таким образом какое-то затаенное желание. Он явно собирается о чем-то попросить, но, видимо, не хочет раньше времени расстраивать меня.

Слава Богу, за последние дни я удачно завершил несколько дел, и если просьба Педро не выйдет за рамки разумного, мне будет только приятно выполнить ее. Повысить зарплату? Да с удовольствием!

Шестая годовщина со дня смерти мужа Вирджинии. Было весьма любезно с ее стороны предложить мне посетить кладбище вместе с нею.

На могиле установлен эффектный и недешевый памятник: сидящая женская фигура рыдает над мраморной плитой, лежащей у нее на коленях.

Лужайка, окружающая могилу, оказалась заросшей сорняками. Мы решили выполоть их, и, выполняя эту благочестивую работу, я ухитрился засадить в палец занозу.

Уже собираясь уходить, я обнаружил у подножия памятника восхитительную эпитафию: «Пока был жив, он творил добро». Пожалуй, эту фразу я возьму себе в качестве жизненного девиза.

Творить добро! Прекрасная работа, великое дело, почти забытое ныне человечеством!

С кладбища мы возвращались уже поздно, шли молча.

С удовольствием побывал сегодня у Вирджинии. Мы приятно поговорили о том о сем, потом она сыграла на пианино наши любимые произведения.

Эти визиты наполняют меня восхитительным ощущением счастья. Я возвращаюсь домой духовно обновленным, готовым творить добро.

Я достаточно регулярно жертвую деньги на благотворительные нужды, но мне бы хотелось совершать более определенные, более целенаправленные добрые дела. Помогать кому-нибудь, помогать действенно и постоянно. Помогать так, как помогают тому, кого любят, как помогают родственнику, члену семьи, может быть, даже собственному ребенку…

С удовлетворением отмечаю, что сегодня исполняется ровно год с тех пор, как я начал вести эти записки.

Год жизни предстал перед моим взором — деяниями и заботами прекрасной души, взявшей на себя труд направлять мои дела и помыслы. Нет сомнений, Бог послал ее мне как ангела-хранителя.

Все, к чему прикасается Вирджиния, становится красивее и добрее. Теперь я понимаю, откуда в ее дневнике столько света, красоты и приятных сюрпризов.

Вот и тогда на прогулке, пока я спал в тени деревьев, ей было дано созерцать красоты пейзажа, которые затем открылись и мне в ее дневнике.

Беру на себя обязательство: с сегодняшнего дня я также буду стремиться к тому, чтобы мои глаза открылись красоте; попытаюсь также записывать то, что мне удастся увидеть. Быть может, тогда мой дневник станет столь же прекрасным, как и тот, что ведет Вирджиния.

Прежде чем окончательно закрыть глаза на вульгарность мира и предаться созерцанию одной лишь красоты, я позволю себе сделать одно замечание, которое носит финансово-экономический характер.