Леонид Бородин - Бесиво
— Умный он. В какую дырку сувать палец, а в какую не след, в том он волокет без промаху. Ладно, щас Санька подыму, дрыхнет еще, и поедем смотреть… За посмотр не сажают.
— Ой, не надо бы Саню… Шебутной…
— Ну да, а ты не шебутная… Брат он, а это первей.
А Санька уже под умывальником башку полощет-выполаскивает со вчерашней пьянки. Объяснять ему ничего не стал, сказал: надо в одно место сгонять. Завел свой «иж»-«каблучок». Галинку рядом с собой, Санька — в коробок, там на такой случай старое сиденье от «ЗИСа».
К оврагу пробирались крадучись. Вдруг уже кто-то подвалил, и не дай Бог — милиция. За последним поворотом Андрюха остановил машину, выскочил, сквозь орешник высмотрел место. Пусто. И тихо. Все равно решил не подъезжать, чтоб следа от резины не оставить. Подошли, глянули — все так. Уазик вверх колесами, из левой дверцы — башкой в землю мужик. Или парень.
— Ты где спускалась-то? — спросил Андрюха сестру.
Галинка указала на той стороне оврага пологость, и что скользила вниз, — след ясен.
— А подымалась там вон, где кусты. Везде склизко.
— Надо же! — только подивился Андрюха, глядя на горбатость сестры. — Шустрая ты, однако.
Брат Санька не в курсе, говорит, милицию вызвать, да и все.
— С милицией чуть погодим. А, сеструха? Погодим?
— Вы — мужики, вы и решайте, — с важностью отвечала, дескать, я свое сделала, а вы уж тут кумекайте, как быть.
— Пошли, Санек, посмотрим. А ты тут стой. Отлазилась уже. Теперь глазей по сторонам и сигнал дай, если что.
Но Санька вдруг закрутился, что тебе собака-ищейка, туда-сюда вдоль обрыва.
— Интересная картинка получается, ты посмотри, Андрюха, они не сами туда сверзились. Скинули их. Вот резина и вот резина, разницу чуешь? Не шибко разбираюсь, но уазик сшибли в овраг джипом забугорным, ишь протектор-то какой фигуристый, а уазик, ты посмотри, он на тормозах сколупнулся. Только тормозить поздновато начал. Чо они все здесь делали, а? Уазик убегал, запетлять надеялся по бездорожью, только против джипа не попрешь, у него лошадей-то раза в три-четыре поболе, а проходимость вообще…
— Ишь ты! — дивился Андрюха. — Тебе прямо в знатоки…
— Ну да, а ты думал, я чурка с глазами? Пока ты тут кулачничал, я такого навидался — до смерти хватит. Так что и лазить туда нечего, и так все ясно.
— Все, да не все. Про главную загадочку ты и не знаешь.
— Ну да?
— А в том загадочка, братан, что скинуть-то скинули, а вот почему сами не спустились…
— А на фига им…
— Полезли, увидишь эту самую фигу.
Картинка братьям открылась не для слабонервных. Два мужика с расколотыми черепками, рожи у обоих навыворот, кровища кругом. Только на все то погляд был — раз мигнуть. На другое зыркалками зависли.
— Ничего себе! — выдохнул Санька. — Валюта! Зелень! Ну сдохнуть мне, чистая зелень! Это ж сколько тут? Не трожь! Отпечатки, слышал про такое. За что трогались, все стереть. Пришьют — не отвертишься. Им лишь бы раскрывуху запротоколить, а через кого раскрывуха, на то им, ментам поганым, нас…ть.
Андрюха меж тем одну бумажку подобрал, другую, третью — те, что без крови.
— Это ж надо, Гальке повезло, она одну прихватила, и сотенную. А здесь, смотрю, больше двадцатки да десятки. Не так уж и много, поди.
— Ничего себе, немного! — как-то нервно оскалился Санька. — Тут, брат, на несколько лет жизни припеваючи! А на домик в Сочах вообще без проблем. Слушай, если их скинули и не спускались, значит, не за деньги умочили? Так? Значит, про зелень не знали!
— Получается так, что не знали, — согласился Андрюха. — Только, если эти не знали, другие какие-нибудь точно знали. Искать будут. Как только узнают про овраг, а денег не окажется, что? А то, что местных шерстить начнут…
— А может, на ментов запишут, если сперва прибрать тут, а потом ментам анонимно стукнуть, мол, так и так, в овраге… С другой стороны, а вдруг менты в деле, нынче это запросто…
Оба, однако, машинально собирали бумажки. Елозились осторожно, чтоб кровью не замазаться. У каждого в руке уже по пачке… И тут Санька вдруг гоготнул самодовольно.
— Знаю! Знаю, чего делать надо! В кино-то как? Сверзилась тачка, и тут же — что? А то! Бабах! Понял?
— Понял, чо не понять, — с сомнением отвечал Андрюха, — только не по-людски… Людей хоронить положено, родственники, поди, есть…
— Да какие люди! Рвань это! Бандиты. Зато все чисто! Сгорели на фиг, и все дела!
Андрюха с сомнением качал головой, подсчитывая, что насобирал.
— Документы… Пошариться бы, да ведь перемажешься…
— Да плевать… Как насчет бабах? Оно бы и так, да повезло, бак не разбило… Представляешь, как рванет? Только подлить чуть-чуть!
— Ладно, — согласился Андрюха, — давай собирай тут, а я полезу откачаю ведерко. Ведерка хватит?
— Запросто!
— Ну, чего удумали? — спросила сестра, когда Андрюха объявился над оврагом.
— А то и удумали. Щас увидишь.
Когда спускался с бензином, два раза чуть не кувыркнулся вместе с ведром — сплошная склизь. Санька уже стоял в сторонке, в руках пакет полиэтиленовый.
— Вот, тару нашел. Не поверишь, здесь четыре бутылки пива лежали, и только одна разбилась, и то потому что вылетела из пакета.
— Получается, бутылка крепче башки. Держи, а я полью как надо.
Потом они долго и безуспешно пытались хотя бы размазать следы на спусках, свои следы и Галинкины. А след от ее мопеда, с ним вообще ничего не поделаешь. Тогда решили, что сеструха и позвонит в район, мол, так и так, в овраге машина горит. Нормально. Все знают, что она этой дорогой ездит. И только когда все оговорили, Андрюха примочил бензином тряпку, обернул ею камень, поджег Санькиной зажигалкой и кинул. Рвануло сперва пламенем, потом черным грибом дым вздыбился над оврагом. А когда добежали до машины и усаживались, по новой рвануло, что тебе бомба: ихний бак взорвался.
В деревню — не сразу. Покрутились проселками, на областное шоссе выскочили, потом уже в другом месте снова ушли на деревню. Галинка пересела на мопед и поехала в Селюнино, где телефон ближе всего. Андрюха наперво растопил печь в бане, где и пожгли на всякий случай резинухи, хотя чего там, штамповка, у всех след одинаковый.
Только потом заперлись в бане и вывалили из пакета добычу. Андрюха рванул за грудки Саньку, чуть в рожу не дал. Больше половины бумажек в крови.
— Да отмоем! — орал Санька. — Сам отмою, просушу да утюжком еще. Как новенькие будут.
Андрюха брезговал прикасаться к замаранным, и Санька начал считать, ему кровь по фигу. Засохшая к тому же. Мелочовки не хватило до двадцати тысяч. Знать, двадцать и было. Почти все выбрали. Сотенных — всего девять штук. Двадцатки больше. И чего теперь с ними делать? Решили, пока ничего. Пусть полежат — жратвы не просят. А там решится, как поделить, Галинке сколько и как. Если в области поменять на рубли…
Другой день, как раз когда милиция по оврагу елозилась, Андрюха специально поехал будто бы посмотреть — уже в деревне все знали, — а в натуре на всякий случай след своей резины узаконить, кто их знает, вдруг менты окрест шариться надумают. А Санька весь этот день отмывал деньги, сушил и гладил, и лишь несколько штук пожег — будто пропитались кровью, как ни три — пятно.
Андрюха что увидел в овраге — аж замутило. Трупы выгорели, но человеческое — оно все равно остается, сколь ни жги, и от этого, что остается, никак глаза не отвести, просто самомучительство какое-то. Ментов понаехало три машины, да еще «скорая», да еще из деревень ближайших машин с полдесятка, над оврагом толпища — какие там следы. Менты орут, чтоб отошли, да кто ж такое зрелище упустит, когда трупы потащили наверх, в «скорую». А гаревая вонища кругом, хоть нос затыкай, — горелое железо вперемежку с паленой человечиной и резиной.
Нет, никакого милицейского шороха по деревне Шипулино не произошло. Никого никуда не вызывали. Даже Галинку, и ту не тронули. Знать, похерили дело. Оно и правильно, так и весь народ рассуждает: бандиты бандитов «мочат», и пусть себе на здоровье…
Андрюха, когда еще только начинал жить по-человечески, в подполе дома, в боковом венце, что почти в обхват, тайничок выскоблил на всякий случай — от городской шпаны, что на машинах моталась по деревням, высматривая, кого бы грабануть. И случалось, подчистую выскребали, если иной шустрый мужик кой-чего поднакопить успел, да не успел спрятать. Слава богу, в Шипулино не заглядывали. Может, слава не Богу, а тому же Сергею Иванычу, который не только в районе силу заимел к тому времени, но и в области с ним всякая бандитская шелупонь считалась.
В этот тайничок и упрятал Андрюха бандитскую валюту — сроду не найдешь. Брату не показал, незачем, да он и не напрашивался.
Только спустя несколько деньков вдруг запросился Санька в город, дескать, по свадебным делам больше невмоготу, а в городе, глядишь, какая-нибудь работенка по душе отыщется. На его просьбу Андрюха рассуждал так: пусть братан помотается, ничего путного в его годы уже не найти, разве сторожем… На такое не пойдет, гордость еще не потерял. Помотается и вернется. Глядишь, и отговорить удастся от «сочинских затей». Ну купит он там домишко, а жить на что? Даже если и все бандитские деньги возьмет — все равно мелочовка… Никуда не денется, пристроится к хозяйству. Ведь нужен, еще как нужен… Деньги Санька брал от брата смущаясь. Приговаривал: да хватит, хватит, ну куда мне столько…
