Лебедев Andrew - Смоляночка
– Но как же ваша брезгливость, черт возьми? Неужели вы потом могли с нею снова спать и все такое?
– Ах, Витворд, я со своей собакой готов есть с одного блюда, а разделить одну женщину с моим любимым псом, в этом нет ничего такого, чтобы могло повергнуть мой ум в бездну смущения.
Витворд задумался.
– А что, если я расскажу этот анекдот графу Растопчину? – спросил он, – не откажется ли он от любовных утех с любительницей животных?
– Полноте, Энтони, во-первых интересы государства превыше собственной брезгливости, а во-вторых…
– Что во-вторых? – спросил Витворд.
– А во-вторых, вспомните Золотого осла Апулея или уже помянутого вами Вольтера, где Жанна предается любовным играм со своим конем!
– Ах, женщины, женщины! – воскликнул Витворд и подумал о Дашеньке Азаровой. ….
А о Дашеньке Азаровой думал теперь не только английский посол Витворд. О ней думал и Ваня Дибич-Заболканский.
После дуэли с Каменским Ваня пять дней отсидел на гауптвахте под арестом, а потом держал ответ перед самим государем.
– Что, дурак, войны тебе мало, чтобы из за бабы лоб под пулю подставлять? – спросил Павел, строго глядя на юношу, – а то пошлю ка я тебя к Платову, на Волгу, в южный поход! Из гвардии простым рядовым гренадером! Этого желаешь?
– Ваша воля, государь, – угрюмо отвечал Ваня, – я службы и смерти не боюсь.
– Дурак! – вскричал Павел, – дерзкий дурак!
Павел хотел еще что-то добавить к этой характеристике корнета Дибич-Заболканского, но его отвлекло появление в караульной зале, где происходила аудиенция – графа Тормасова -Александра Петровича – командира лейб-гвардии конного полка, шефом которого был наследник – Александр Павлович.
Нынче Конногвардейцы были отряжены в караул по дворцу и граф Тормасов выполнял роль дежурного генерал-адьютанта.
– Что граф Александр Петрович входишь без докладу? – спросил Павел, отворотясь от несчастного корнета и поворотясь к генералу Тормасову, – али случилось чего?
И угадав по выражению лица графа Александра Петровича, что тот желает безотлагательно поговорить с государем наедине, Павел небрежным взмахом руки отослал Ивана в соседнее с караульной залою помещение, где государевой аудиенции и государева суда дожидались несколько дам, генералов и вельмож.
Иван вошел в большую приемную, отделанную в немецком стиле. Два генерала стояли подле печки и один из них – Николай Федорович Плаутин – гусар, командир лейб-гусарского полка был как раз начальником Ивану. Николай Федорович стоял спиною к Ивану и грел руки, положив ладони на немецкие изразцы, коими была отделана печка.
Чувствуя неловкость от нахождения в одной комнате со своим начальником, Иван принялся беспомощно искать себе места и увидав в углу свободное канапе, двинулся туда, дабы примоститься и там уже ждать решения своей участи.
Две дамы – одна пожилая, годов сорока и одна совсем молоденькая сидели на устроенном углом диванчике и перманентно обмахиваясь веерами, вели беседу по французски. Сидевший с ними статский советник в виц-мундире и с орденом святой Анны на шее, с жаром рассказывал что то дамам и те то смеялись, то делали удивленно-испуганные лица, реагируя на рассказ вельможи.
Иван, занятый невеселыми мыслями своими сперва не прислушивался, но потом, когда чуткий его слух уловил пару раз произнесенное имя Надин, внимание его обострилось, и Иван даже придвинулся к другому краю канапе, чтобы лучше слышать.
– Savez vouz, Nadin Zolotitskaya elle est une espioness anglais, bien sur, – говорила обращаясь к штатскому та дама, что постарше. На ее плече Иван заметил шифр с вензелем Е – искрящийся бриллиантами.
– L"espionage a ete reconnu de tous temps comme l"un des plus vifs stimulants de la vie pilitique, – отвечал штатский, – Deja l"antique Jeroboam promettait des scorpions a ses peoples ce qui traduit en langue vulgaire ne saurait signifier autre chose qu"espions.
– Mais cet Nadin, – воскликнула юная соседка пожилой фрейлины, – elle est une espionesse, cet quellque chose plus de terrible! Cet unnefables, que vous ait dit, etre scorpion!
– Надин шпионка? – подумал Иван, – что за чушь!
Он выразительно посмотрел в сторону молодой дамы.
На вид ей было не более девятнадцати лет.
На левом плечике ее тоже была брошь с шифром П в бриллиантах.
– Она государева фрейлина, – отметил про себя Иван, весь еще в невеселых своих думах.
Девушка тоже бросила на Ивана мимолетный взгляд.
Такой взгляд, от которых у юных корнетов из легкой лейб-кавалерии бывает кружится голова.
В угол, на нос, на предмет…
Один миг, и сердце корнета в попалось в сетку и запуталось там, и забилось, словно зяблик в сетке у мальчишки-птицелова.
Дверь в залу вдруг растворилась и в проеме показалась фигура государя.
Все присутствующие повскакали со своих мест и склонились в поклонах.
Начальник Ивана – генерал Плаутин оторвавшись от теплых изразцов немецкой печки, тоже вытянулся в струнку и почтительно склонил непокрытую кивером голову.
И дамы. Те тоже повскакав с диванов, склонились в низких реверансах.
– Корнет, – коротко и повелительно крикнул Павел, обведя комнату безумными своими очами, – ты здесь еще? Подойди!
Гремя шпорами, Иван быстрым шагом пересек комнату и приблизился к государю.
– Не передумал еще простым солдатом к атаману Платову в южный поход, а?
Павел встал, подбоченясь, и поглядев в сторону фрейлин, в поклоне своем демонстрировавшим приподнятые китовым усом напудренные свои декольте, сказал с усмешкою, – - Как если все мои офицеры начнут из-за баб стреляться, с кем я останусь? Где армия моя будет тогда? С кем Россию от врага защищать будем? Если все офицеры из-за девок друг дружку поубивают?
И поманив пальцем генерала Плаутина, Павел добавил, – - Ты корнета этого накажи, генерал, а если еще раз стреляться из-за бабы станет, то я его не в солдаты, это для него слишком почетно будет, я его тогда разом в Сибирь в государственные литейные заводы, приписным крепостным ушлю, пушки лить, пущай тогда там за крепостными девками бегает, если тут с этими не умеет! – И Павел махнул в сторону своих все еще склонившихся в реверансе фрейлин, – эти то жизни офицерской не стоят, корнет, хочешь, прикажу, любая тебе груди откроет, хочешь?
Иван залился краской и стоял ни жив, ни мертв.
– Ну иди, – махнул рукою государь. ….
В полк Иван ехал в генеральском экипаже.
Он сидел напротив Николая Федоровича Плаутина, спиной по ходу кареты и молча слушал, как генерал журил его.
Их верховые лошади скакали позади кареты, подхлестываемые верховым гвардейским унтером.
– Вы, корнет, легко отделались, – сказал Плаутин, закуривая трубочку, – государь в хорошем расположении духа был, а то бы не миновать вам наказания, поехали бы простым пехотным прапорщиком на дальнюю заставу к татарам в Крым, ей Богу! И это из столицы то! И вместо фрейлинок волочились бы там за простыми рыбачками!
– А кто эта барышня из фрейлин, на которую государь показывал? – спросил Иван.
– Эта, что с Нелидовой была? – уточнил генерал, – это из смолянок, новенькая, дочь покойного бригадира Азарова, упокой Господи душу его…
– Азарова? А звать как? – спросил Иван.
– Дарья Андреевна она, – ответил генерал попыхивая голландским табачком, – а что, корнет, ты уже забыл про свою Надин Золотицкую?
Иван снова покраснел и засмущался.
– А говорят, будто мадмуазель Золотицкая шпионка аглицкая, ужели правда? – спросил он простодушно.
– А ты бы не совался более в гадюшник этот, – хмыкнул генерал, – целее бы был, ей Богу! Салон этот на Фонтанке это же место не простое! Там черт-и-что творится, там уши и аглицкие, и датские, и французские изо всех углов торчат.
– Так значит, правду говорят? – снова спросил Иван.
– А ты думал, при нонешнем строгом нашем государе, отчего такие вольности в салоне этом позволяются, будто при Елисавет Петровне или при матушке государыне Екатерине? Ты думал, почему?
– А… – невнятно промямлил Иван.
– Вот то-то! – назидательно подняв палец, подытожил генерал, – так что, держись как ты корнет подальше от этих мамзелек Золотицкой и иже с ней.
– А с Дашей Азаровой можно? – простодушно спросил Иван.
– А с этой, – подумав хмыкнул генерал, – с этой можно! …
С Каменским после дуэли устроили мировую пирушку.
Напились как зюзи.
В пирушке участвовали еще Мошков, Краузе, Желтухин и Нейдгарт.
Все напились, а потом принялись чудить.
Решили поехать в зверинец, что держал итальянец Вито Тиццони, и там напоив медведя пивом, устроить с ним сеанс греческой борьбы.
Но по дороге, вместо зверинца, попали в турецкие бани крымского татарина Гирея.
– Зэлаете девоцэк? – спросил хозяин, когда утомившись от горячего пара и паров вина, офицеры окончательно разомлели на горячих мраморных плитах.
– А что, Гирей, а татарок на такой случай держишь? Или чухонок с Литейного нам подсунешь? – спросил Каменский.
– Можно и татарок, – сладко ухмыляясь, сказал Гирей.
– А есть у тебя не черненькие, а светловолосые татарки? – спросил Каменский.
