Бернар Кирини - Необычайная коллекция
Создание макета № 2 было начато в январе 1980-го. Через десять лет он еще не был закончен. Каждый день в семь часов утра Мансур открывал свой склад и принимался за работу. Макет был размером тридцать на двадцать метров; он перемещался над ним, лежа в подвесной люльке, передвигавшейся на шкивах. Мало-помалу уменьшенная копия Порт-Лафара становилась все вернее, все точнее, все больше походила на оригинал. После обеда Мансур покидал склад и вновь и вновь наведывался в разные кварталы города по тщательно разработанному маршруту; он высматривал новые деревья, посаженные муниципалитетом, перекрашенные ставни на домах, снесенные ограды и отмечал все это в блокноте, чтобы потом перенести на макет, заботясь о неукоснительной точности. Порой ему думалось, не сошел ли он и вправду с ума, — этот упрек частенько бросала ему жена. Ей, кстати, так и не довелось увидеть воплощения замысла мужа: она умерла в 1997 году, когда Мансур выстроил Порт-Лафар, по его подсчетам, лишь процентов на семьдесят.
О макете Мансура, хоть и незаконченном, с воодушевлением говорили все его друзья; слухами земля полнится — вскоре о нем уже знал весь город; интерес рос, и Мансур решился раз в неделю открывать двери склада и показывать свое детище публике. Денег с посетителей он не брал, зато просил их осматривать макет как можно внимательнее и указывать ему на возможные неточности. Почуяв рекламные возможности работы Мансура, мэрия взяла на себя оплату аренды склада. Мансур же принялся за дело с удвоенным усердием. Виден ли был конец? Порой он в этом сомневался, ибо настоящий Порт-Лафар менялся непрестанно; в идеале жизнь в нем должна была замереть на несколько недель, чтобы мастер смог перенести на макет все новое и получить наконец уменьшенную копию, полностью соответствующую оригиналу.
Наконец, в день своего восьмидесятилетия Мансур, полуослепший и скрюченный ревматизмом, решил, что его шедевр завершен и больше он к нему не притронется. Работал он, по его подсчетам, двадцать четыре года, семь месяцев и восемь дней и был весьма доволен результатом.
Мэрия организовала торжественное открытие, на которое съехались журналисты со всей страны. Успех был огромный, и Мансур преисполнился гордости, видя, как несметная толпа диву дается, любуясь его макетом с деревянных мостков и одобрительно перешептываясь.
Среди всех этих людей один посетитель привлек его внимание: неподвижный и сосредоточенный, он всматривался в какую-то определенную точку, чему-то улыбаясь. Мансур подумал было, что он заметил ошибку, но потом понял, куда тот смотрел. Мужчина подошел к нему и представился. Его звали Абуль Гейт, и он сразу сказал, что никогда не видел ничего прекраснее. После чего задал вопрос, которого ожидал Мансур: на складе, где они находились, помещался макет, а что же помещалось на складе макета?
Мансур улыбнулся, дивясь его прозорливости. Он предложил ему дождаться конца мероприятия; наконец, когда все посетители разошлись, Мансур и Абуль перешагнули через шнуры ограждения и склонились над миниатюрным складом. Мансур осторожно приподнял крышу — и чудо явилось глазам Абуля, который, хоть и был к этому готов, не смог скрыть восхищения. На складе макета помещался еще один макет, такой же, как первый, только поменьше. Первый макет в точности повторял город, второй в точности повторял первый; Абуль увидел в этот день три Порт-Лафара в разных масштабах.
«Так, значит, вы сделали не один макет Порт-Лафара, а два», — тихо проговорил Абуль. Мансур, просияв, отрицательно покачал пальцем. Он достал из кармана пинцет филателиста и повертел его в руке. Потом, надев очки, присел и снял при помощи пинцета крышу с крошечного склада на втором макете. Под ней оказался третий макет: макет макета макета. Абуль оторопел и даже почувствовал себя немного глупо, словно смотрел выступление иллюзиониста: фокус Мансура сбил его с толку и заворожил так, что он уже не мог сосчитать макеты перед глазами, вставленные один в другой, как на гравюре Эшера[6]. На миг ему даже померещились на втором макете склонившиеся над третьим два крошечных человечка, один из которых походил на него, а другой на Мансура. Но когда он хотел нагнуться, чтобы разглядеть их получше, Мансур одну за другой водворил крыши на место, и они вновь оказались в настоящем реальном мире, в масштабе 1:1.
НАША ЭПОХА (III)
Взаимообмен
С первого января плотская любовь дает два совершенно разных результата — один хорошо известный, другой новый. Первый движет миром испокон веков — это оргазм. Второй же — явление нашего времени, встречавшееся прежде лишь в фантастических романах: участники меняются телами. Попросту говоря, мужчина оказывается в женщине и наоборот. Первыми этот ошеломляющий феномен испытали на себе пары, предавшиеся любви в новогодний праздник. Большинство из них, усталые и немного пьяные, сразу после этого уснули, не заметив ничего необычного. Наутро же они в ужасе обнаружили, что живут в телах своих партнеров, совсем как в фильме ужасов. Страну захлестнула паника; год начинался скверно. Весь день любовники осаждали растерянных врачей в больницах, требуя вернуть назад их тела. По распоряжению министра здравоохранения все ученые страны, медики и биологи, были срочно отозваны с новогодних каникул для изучения феномена. Увы! При всех успехах науки, она оказалась бессильна. К третьему января Франция была на грани гражданской войны; президенту пришлось обратиться к населению по телевидению с призывом временно воздержаться от половой жизни. Четвертого, к счастью, пришла добрая весть из парижской больницы Питье-Сальпетриер, где все отделения были мобилизованы на борьбу с новым недугом. Правда, корня зла медики так и не нашли, но, наблюдая за парами «подопытных свинок» — эксгибиционистов, изъявивших готовность совокупляться на глазах персонала, дабы помочь исследованиям, они обнаружили, что обмен обратим: потеряв свое тело в результате полового акта, оказалось достаточно совершить еще один, чтобы обрести его снова, — то было, в каком-то смысле, простое возвратно-поступательное движение. Каждый мог, таким образом, вновь обрести свой пол при условии, что он способен на два акта подряд. Новость с огромным облегчением встретили криками «ура!» во всей стране.
Однако после этого открытия исследователи топчутся на месте, хотя силы и средства на изучение проблемы брошены колоссальные. А жизнь между тем худо-бедно продолжается. Привыкнуть к феномену нелегко; еще и сегодня не у всех срабатывает рефлекс повторного акта, который нужен уже не для удовольствия, а чтобы вернуться в свое тело. В результате происходит немало комичных случаев. Например, вся страна потешалась над депутатом от партии консерваторов, который однажды утром проснулся женщиной легкого поведения — он провел у нее ночь, воздав ей должное лишь один раз, — и с ужасом обнаружил, что она улизнула, воспользовавшись случаем, чтобы произнести в палате скандальную речь о нравах. Множество такого рода историй передаются из уст в уста: рассказывают, как секретарша крупного промышленника председательствовала на совете директоров, как ассистентка успешного журналиста брала вместо него интервью. Все французы боятся, как бы подобная беда не случилась и с ними. Многие стараются не засыпать после любви, опасаясь, как бы партнерша не сбежала до второго акта; они позволяют себе отдохнуть, только вернувшись в свое тело, и принимают огромные дозы стимулирующих препаратов, чтобы во второй раз не случилось осечки. Некоторые, однако, находят, что этот «трепет опасности» добавляет перчика в отношения, и признаются, что никогда не были столь неутомимы в любви, как теперь. Иные же — таковых меньшинство, — решив, что секс связан отныне со слишком большим риском, предпочли вовсе от него отказаться. «Представьте себе, — говорят они, — что, если мне попадется нимфоманка? Смоется такая в моем теле, а потом переспит с целым светом. За полдня я превращусь в проходной двор». В чем-то они правы: каждый день находятся шутники, удирающие в чужих телах. Полиция завалена жалобами, а судьи выносят приговоры наобум, не зная толком, под какую статью уголовного кодекса подвести это правонарушение (сексуальная агрессия? похищение? покушение на частную жизнь? кража и укрывательство краденого? злоупотребление доверием?).
Века не хватит рассказать обо всем, что взаимообмен — так, за неимением лучшего термина, стали называть это явление — перевернул все в нашей жизни. Есть у него и трагические последствия, но большинство их, при наличии чувства юмора, вполне симпатичны. Один лишь пример: обрели вторую жизнь и небывалую популярность два угасающих жанра — водевиль и кино про шпионов. Каждый вечер публика штурмует театры, чтобы посмеяться над переполохами, которые сочиняют ей на потребу наследники Латюлиппа и Фейдо с поправкой на наше время. В современных сценах адюльтера, когда обманутый супруг неожиданно возвращается домой, реплика «О Боже, мой муж!» вкладывается в уста не жены, но незнакомца мужского пола, в теле которого она пребывает; уязвленный рогоносец вынужден заставить любовников снова лечь в постель, ибо, чтобы выпроводить соперника, надо вернуть его и неверную в их тела. Смех в зале гарантирован. В фильмах же взаимообмен дает толчок немыслимым поворотам интриги, а каждая постельная сцена оживляется восхитительными квипрокво.
