Леонид Гартунг - Пoрог
Тоня входит в избу. В комнате тусклый свет уходящего солнца. У порога чистый половик из цветных лоскутков. Не покрытый выскобленный стол. Скамья. Синий сундук, окованный железными полосами. Свежепобеленная русская печь и на ней желтой глиной намалеван орнамент: зигзаги и точки. На печи — Митя. Из-под одеяла торчит только его голова.
— Почему не в школе?
— Так.
Митя смотрит в потолок. По потолку ползет муха. Большая, зеленая. Ищет, вероятно, щель, где бы устроиться на зиму. Митя осторожно высвобождает руки из-под одеяла. В руках у него резиновая лента. Он натягивает ее, прицеливается. Щелк! Одна готова.
— И много ты их убил за день?
— Тридцать семь.
— Почему же все-таки не в школе? Уроки ты приготовил?
— Приготовил.
— Так в чем дело?
По потолку теперь торопливо бежит паук. Нет, Митя его не тронет — это его союзник. Тоня ждет ответа, ответа нет.
— Ты что, язык проглотил? Не хочешь разговаривать? Тогда я уйду.
Во дворе у калитки стоит Буран. Тоня идет ему навстречу, постепенно замедляя шаг. Буран опускает голову и угрожающе рычит. Тоня останавливается. Вид у пса непреклонный.
— Буран, — произносит Тоня. — Это я. Разве ты меня не узнал?
Тоне кажется, что голос ее звучит убедительно. Но Буран не хочет ничего признавать. Он рычит и скалит зубы. Зубы большие, ярко-белые, словно начищенные зубным порошком. Особенно не нравятся Тоне клыки. Они, пожалуй, даже не собачьи, а волчьи.
— Ну и дурак, — произносит Тоня и идет обратно.
— Митя, проводи меня.
Митя вздыхает и не двигается с места. Она берет из Митиной сумки учебник анатомии, пододвигается к окну и начинает читать.
Тоня добросовестно прочла все о мозге, затем читает об органах чувств, затем о железах внутренней секреции. Ходики на стене отбивают свое нудное тик-так.
Проходит час. Наконец, брякает калитка. Это Егор вернулся с работы. Тоня выходит во двор.
— Антонина Петровна, здоровенько!
— Здравствуй! — говорит Тоня и указывает на Бурана. — Домой меня не отпускает.
Егор смеется.
— Знает порядок.
— Митю просила проводить, а он залез на печь и молчит.
Лицо Егора становится серьезным.
— На то причина есть. Арестовал я его.
— Что значит — арестовал?
— А у него штаны отнял. Наказание такое. За шкелет.
— Слушай, так нельзя. Воспитывать надо словом.
Егор с сомнением качает головой.
— Слово что… В одно ухо вошло, в другое вылетело. А штаны — средство верное. Из дома никуда — сиди, думай.
— Нет, нет, — возражает Тоня. — Так нельзя… Он школу пропускает.
— Придет завтра, никуда не денется.
Егор провожает Тоню до калитки, потом за калитку до моста, затем до самого дома.
— Егор, мне в Клюквинку надо. У тебя лодка есть?
— Для тебя достану. Когда тебе надо?
— Хотя бы завтра.
— Завтра? Завтра никак. А вот в воскресенье отвезу. Очень даже просто. Как развидняется, приходи на берег. Только одевайся теплее.
26
Провела контрольную работу по геометрии. Опять двойки. Митя, Сеня Зяблов, Генка Зарепкин.
Сеня Зяблов по другим предметам учится хорошо. По литературе даже отлично. Читала его сочинение на свободную тему. Он пишет: «Флаг плещется красным ручьем». Хорошо ведь? А математика для него — чужой дом. Здесь он робеет и теряется.
Сегодня ребята работали самостоятельно, потом я стала объяснять новый материал, а Сеня Зяблов все еще решал, низко склонившись над партой. Я заглянула ему в тетрадь. Он даже не заметил, как я подошла. Вверху страницы начало алгебраического примера, а ниже стихи.
После уроков я попросила его не уходить.
— Стихи пишешь? Давно?
— С прошлого года.
— А сегодня о чем писал?
Лицо его покрылось румянцем.
— Про лошадь.
— Интересно. Прочти.
Он протянул мне тетрадь. Я прочла:
Хозяину лошадь сказала: «Довольно!Я живая, мне тоже больно.Думаешь, я не такая, как ты?Я ведь тоже люблю цветы».Так сказала.Что же потом?Хозяин ответил кнутом…
Я посмотрела на Сеню, не скрывая любопытства. А он пояснил:
— Не могу, когда лошадей бьют.
— Ты Полине Петровне показывал?
— Нет, она просмеет…
И совсем не знаю, что делать с Генкой. Вызвала его к доске. И вижу: на ладонях у него формулы корней квадратных уравнений. На одной ладони неприведенного, на другой приведенного.
— Ты что ж, — спрашиваю, — до экзаменов решил руки не мыть?
Он ответил небрежно.
— До экзаменов выучу!..
А следующий урок у меня был свободный. Пошла посмотреть, все ли мои ушли на физкультуру. В классе Копейка, Круглова Нина и Генка.
— Почему ты не на физкультуре?
— А они почему? — И кивает на девочек.
— Им нельзя сегодня.
— А может быть, мне тоже нельзя?
Девчата смущаются, а Генка хитро посматривает то на меня, то на них. По нему видно, что все это притворство. Держится нагло. Сделаешь замечание на уроке, а он:
— А что? Я ничего!
Контрольную работу не сделал, подал пустой листок. Только внизу написано: «Умираю, но не сдаюсь».
В комсомол его не принимают — много двоек. Из пионеров он выбыл по возрасту. Попробовала ему дать интересную задачу. Не взял.
Математика ему не нравится. Порывист, нетерпелив. Ему нужно что-то, поражающее воображение. Вот вылезть на карниз между вторым и первым этажами, пройтись по нему вокруг всей школы — это стоящее дело. Тут не каждый рискнет.
А если на велосипеде, то не по дороге, а по самой круче, а потом затормозить так, чтобы из задней втулки дым повалил.
27
Первый осенний мороз. Берег одет туманом. Сосны стоят над яром, как серые декорации. Вода позванивает тонкими льдинками о берег, как стеклянными бусами.
— Егор! — зовет Тоня.
Из тумана голос:
— Давай сюда.
Плеск воды. Прямо из реки тяжело и шумно выходит Егор. Он в болотных сапогах, в брезентовом плаще поверх стеганки.
— Лодка там, — машет он рукой в туман. — Здесь мелко, не подъехать.
Егор легонько подхватывает Тоню на руки и несет над водой. Спрашивает:
— То ли ты не ешь ничего?
— Почему ты думаешь?
— Нисколько в тебе весу нет.
Около лодки он останавливается, заглядывает в лицо.
— Хочешь, до самой Клюквинки донесу?
— Не надо.
— Я шутейно. — Осторожно ставит Тоню в лодку. — Клюкву-то в подол брать будешь?
— Я не за клюквой.
— А за чем?
— Сама не знаю.
И правда: зачем она едет? Чего ждет от этой поездки?
Егор вытягивает якорь. Лодка неторопливо идет вдоль берега. Егор на корме у руля. Тоня посредине, на скамье. Шум мотора мешает им разговаривать.
Туман подымается. Из него выплывает солнце. Обь совсем гладкая, только у самого берега в морщинах. Лодка идет, касаясь левым бортом ветвей наклоненных деревьев. Справа берег высокий, затем какая-то протока — длинный извилистый коридор среди бурого тальника. Вдали, как башни, синие ели.
Егор сбавляет обороты двигателя. Машет рукой: «Садись ко мне». Тоня пересаживается к нему. Он указывает на берег:
— Видишь ту лиственку?
Среди темно-зеленого, почти синего — золотое пятно.
— По правую руку от нее кордон стоял. Я там жил, у дяди. Мне десять лет тогда было, без отца, без матери остался. В том лесу и вырос. И Митька со мной. Кроме медведишек, кругом никого. А потом я мал-мало работать стал. Мы в Полночное перебрались. Митька девяти лет в школу пошел. А мне так и не пришлось доучиться. Вот каких дел отец наделал.
— За что его осудили?
— Он человека застрелил, кассира. Взял у него деньги и в тайгу. Только не долго бегал. Подранили его…
— А мать?
— Мать уехала куда-то. Белый свет велик…
Едут дальше. Кругом все то же. Вода, низкие берега. Пихты.
— Я вижу, ты спать хочешь, — говорит Егор. — Ты ляг. Я тебе постелю.
Тоня укладывается на стлани в носовой части лодки. Егор укрывает ее куском брезента.
— Спи.
Тоня то ли спит, то ли нет. И сколько проходит времени, она не знает. Ей тепло от солнечных лучей. Ветер ее тут не достает. Лодка тихо покачивается, как зыбка, хрустит тальником. Умолкает мотор.
— Вот и Клюквинка, — говорит Егор.
Тоня оглядывается. Кругом только тальник. Целые заросли. В одном месте он кем-то вырублен. На песке следы.
— Так прямо и пойдешь, — указывает Егор. — Не заблудишь? Хочешь, я с тобой?
— Нет, ты не ходи.
Тоня выбирается на проезжую дорогу. Впереди, на холме, село. Заходит в первую избу. Из сеней она сразу попадает в полутемную комнату. Окна завешаны простынями, посреди комнаты мужчина с бутылкой в руке и со стаканом. Он взлохмачен, небрит.
— Извините, — говорит Тоня. — Я Речкунову ищу.
