Юрий Пахомов - Столкновение
В помощниках я не задержался, через год стал старпомом, тут уж пришлось и совсем круто, ибо «должность старпома несовместима с частым пребыванием на берегу». Выныривал только в отпусках, те годы и запомнились отпусками: Крым, Кавказ, Прибалтика. Но сначала, конечно же, столица, дом на Хамовническом валу, дача в Немчиновке.
В тридцать лет стал я командиром ракетной крейсерской лодки водоизмещением четыре тысячи тонн. Оглядываясь назад, я думаю, что те годы в Видяево были самыми счастливыми в долгой моей жизни: хотя и непростыми. Командир — должность ответственная.
* * *Случаются события, которые одним ударом раскалывают твою судьбу на части, как лед на могучей северной реке в преддверии буйного весеннего паводка.
Поход был ответственным — стрельбы модернизированными крылатыми ракетами. Отошли от причала ночью, миновали пост СНиС на Выевом — Наволоке, который, как и случалось и раньше, не сразу ответил, видать, резались дежурные в «козла», погрузились, отдифферентовались как положено и пошли дальше в подводном положении. Я сидел в центральном посту на разножке. Булькало, посвистывало в закутке у радистов. Шли обычные доклады с боевых постов, пахло щами — на камбузе колдовали коки. Старпом Вася Володин, в просторечии Ваво, хрустел сухариками, считалось, что так он спасается от морской болезни, хотя и не качало. Какая качка в подводном положении? Привычка. Старпом у меня золото, вполне созрел, чтобы привинтить на китель командирскую лодочку. Жаль будет его отпускать.
Стрелять мне приходилось уже не раз, даже призы за стрельбы брал, в ракетчиков своих я верил, знал — не подведут, а все же смутно было как–то на душе. Поступил доклад, что в полигоне нас ждут, обеспечение на месте — полный порядок.
На лодке даже при режиме молчания тишины нет, но каждый звук привычен, определяем, имеет свое объяснение. За час хода до полигона лодку внезапно встряхнуло, послышался треск, переходящий в скрежет, лодка, будто споткнувшись, резко пошла в глубину с дифферентом на нос, да так, что я еле удержался на разножке.
— Вот, блин, поцеловались с кем–то, — вороном каркнул старпом.
Я, как мне показалось, спокойно, не повышая голоса, скомандовал:
— Продуть среднюю!
— Есть продуть среднюю!
— Рули действуют?
— Действуют.
— Снять давление в средней. Прослушать горизонт. Доложить по отсекам, что наблюдали.
И сразу тревожный доклад:
— Удар в районе первого отсека.
— Слушать в отсеках. Всплыть на глубину семь метров.
Звонкий голос акустика:
— Слышу шум винтов по пеленгу триста двадцать. Шум удаляется.
— Боевая тревога, вид готовности один, определить элементы движения цели. Режим докладов — одна минута.
Акустик:
— Шум уменьшается, контакт потерян. Установить его не удалось!
— Всплыть в надводное положение! Приготовить дизеля к пуску.
Зашипел, загомонил воздух, выдавливая из цистерн воду, лодка замерла, стала всплывать, и вот уже ее качнуло легкой волной. Я потянулся к «Каштану»: «Помощник и боцман — наверх!» — натянул перчатки, полез по осклизлому трапу, отдраил верхний рубочный люк, выбрался в рубку, огляделся. Мир был заполнен солнцем, от бликов резало глаза, на поверхности ничего постороннего, что говорило бы о столкновении. Но командирский глаз вычленял детали, оценивал обстановку: в носовой части по левому борту торчали ошметки легкого корпуса, как раз в районе ракетного контейнера, в шпигатах пенилась вода, баклан прочерчивал свой путь в небе. Прижал к глазам окуляры бинокля. Волна, казалось, лизнула стекла, вроде бы я даже запах морской воды унюхал. Чистый горизонт и локатор ничего подозрительного не засек. Навалилась секундная слабость, я ее тут же подавил, голова работала четко — сомнений в том, что произошло столкновение, нет. Но с кем? В этом квадрате наших лодок не должно быть. Шли мы на глубине шестьдесят метров, лодка завершала циркуляцию влево, я готовился подвсплыть на перископную глубину, чтобы выйти на радиосвязь. И садануть меня мог неопознанный объект лишь в случае, если находился он рядом, англичане и норвежцы такого себе не позволяли, а вот если лодка американская, то от них можно было ждать чего угодно. В последнее время, по данным разведки, американцы вели себя нагло, авиаторы засекли их атомную субмарину у входа в Мотовский залив, обвеховали буями, корабли ПЛО кинулись в погоню, но лодке удалось оторваться.
Доложил по команде: «Имел столкновение с неопознанным объектом. Всплыл, широта, долгота. Имею повреждение, не влияющее на выполнение задач плавания». И вскоре получил ответ: «Вернуться в базу. Следовать в надводном положении».
Дальше — все черным цветом: комиссия штаба эскадры, высокая комиссия из Москвы, беседа с операми КГБ, объяснительные записки с последующим раздолбом — все обычным путем. И еще знобкое ощущение свалившейся беды, мысль: снимут, не снимут, вызов на парткомис- сию, строгач с занесением в учетную карточку, неполное служебное соответствие в приказе комфлотом.
Бог спас, оставили в должности, дали шанс загладить вину.
Лодку направили на ремонт в Северодвинск. Залатать легкий корпус можно было и в Видяево, но приспел срок среднего ремонта. Северодвинск в семидесятые годы был уже вполне современным городом со всеми признаками цивилизации — с многоэтажными домами, широкими проспектами, ресторанами, стадионом, театром, величественным Домом культуры в центре.
Машу с места срывать не стал — у нее работа, Мариша в Москве под присмотром деда с бабкой, ремонт продлится минимум полгода, а там, глядишь, отпуск. Все бы ничего, угнетала мысль: «Командной карьере конец, при грузе таких «фитилей» надежду на учебу в академии можно похерить, а значит, проститься с мечтой об адмиральских «мухах» на погонах». До столкновения служба у меня шла гладко, не считая, конечно, досадных мелочей. И вот на тебе!
Стояло душное поморское лето. Экипаж разместили в бревенчатой казарме бригады ремонтирующихся подводных лодок на острове Ягры. До завода пехом полчаса. Офицеры бригады харчили в столовке — мрачном скособоченном сооружении. За столовкой — ровная, убегающая к морю пустошь. По рассказам старожилов, в этом невеселом месте хоронили зэков. Ни могил, ни даже холмиков не сохранилось. Кое–где были воткнуты таблички со стершимися номерами.
От Маши пришла телеграмма: «Срочно позвони отцу». Три слова — и никаких комментарий. Я переполошился. Тесть второй год на пенсии и чувствовал себя неважно.
Переговорный пункт помещался на главпочтамте, в центре города, рядом с рестораном «Северный», напротив, через сквер, городской драматический театр. Все строения деревянные и одинаковой архитектуры — строили по одному проекту зэки. Голос тестя звучал в телефонной трубке ослабленно, но достаточно четко: «Гриша, я тут консультировался… Боюсь, что после происшествия строевая карьера тебе заказана, перспектив не вижу. В управлении боевой подготовки Главного штаба освобождается должность заместителя начальника отдела по твоему профилю. Штатная категория — первого ранга, приличный оклад. Подумай. Только не тяни с ответом. Такой второй случай может не представиться».
А что тут думать? Жилье в Москве есть, дача опять таки. Маришка там, тесть болеет, да и теще одной тяжело стало управляться. Короче говоря, я дал согласие на перевод в столицу.
Наивный северянин, назначенный в Главный штаб ВМФ, в первое время дуреет, все ему непривычно, все странно. И пройдет не месяц и не два, пока он поймет, нутром уловит так называемую специфику центрального аппарата. А специфики этой много и она весьма разнообразна. К примеру, звякнуло восемнадцать часов — море на замок, штабист все должен успевать, задержка офицеров в служебных домах после завершения трудового дня не поощряется, за исключением особых случаев (командно–штабные учения, подготовка к флотским конференциям и прочее). Как тут не одуреть от обилия свободного времени? За минувшую службу я дня не помню, когда сваливал домой в строго обозначенное время.
Служба в Главном штабе таит в себе и немало деликатных моментов. Прежде чем отправиться на Большой Козловский, следовало позвонить дежурному по управе и поинтересоваться, в какой рубашке прибыл сегодня главком. Белой или кремовой? Потому как, если тебя угораздит встретить в коридоре главкома, и ты будешь в кремовой, а он в белой рубашке, тебя, конечно, не расстреляют и не сошлют служить в бухту Ольга. Но главком, находясь в дурном настроении, может коротко бросить адъютанту: «Поразительно распущенные у нас офицеры. Выясните, кто таков!» И тогда жди «поощрения», разумеется, не за рубашку, повод всегда можно найти. Далее — аппаратчику следует во всех тонкостях освоить штабную культуру, всякие там словеса, вроде «полагаю целесообразным», «докладываю на ваше решение» и много чего другого. Оно и понятно, документы идут на самый верх, каждое слово должно быть выверено, стоять на месте и означать только то, что означает.
