Амос Тутуола - Моя жизнь в лесу духов
У них был выделен особый день, и к ним являлся особый дух, который зовется Огненный парикмахер, с огненными ножницами и такой же гребенкой. И когда Огнеглазая мать объявила, что парикмахерский день назначен на завтра, я даже подпрыгнул от нечаянной радости, в надежде подстричься обычными ножницами: мне-то ведь было тогда неизвестно, что их всех пользует Огненный парикмахер, а я не стригся с тех самых пор, как попал в Лес Духов, или четырнадцать лет. Но когда подступил парикмахерский день, я сразу понял, что парикмахер – Огненный: ножницы у него так и пыхали пламенем, а с зубьев гребенки сыпались искры. Он принялся стричь Нательные головы, потому что все там начинается с них. И они, когда он отжигал им волосы, радостно гоготали, а стонать и не думали. В тот день я заметил, что у них в волосах обитают разные насекомые существа вроде жуков, комаров и ос, а на Главной голове гнездятся птицы, но их не видно в спутанных космах, и они вьют гнезда на голове, как на дереве. Парикмахер обработал Нательные головы и стал заниматься Малыми духами, но, когда он остриг половину духов, головы завопили, что им хочется есть, и Мать послала подстриженных духов добыть какого-нибудь зверя в лесу, а я, чтоб скрыться от огненной стрижки, смешался с теми, кто отправлялся в лес, и Огненный парикмахер меня не заполучил.
Через несколько дней я тяжело заболел, и Малые духи оставили меня дома, чтоб я служил Огнеглазой матери, пока они добывают на охоте зверя. И вот я должен с удивлением рассказать, что она продает огонь своих глаз – всем, кто захочет его купить. И к ней постоянно приходят духи из больших городов и малых селений, но глазной огонь стоит очень дорого.
Я ПРИЧИНЯЮ ДУХАМ ВОЙНУ
Когда исполнилось ровно три года с тех пор, как я попал к Малым духам, Огнеглазая мать получила письмо с требованием доставить меня в тот город, откуда я убежал к Огнеглазой матери.
Но едва получивши это письмо, она разгневалась и сурово воскликнула, что «Я готова к ожесточенной войне, или любым, самым тяжким последствиям!» И вот стороны назначили день, когда им встретиться на поле сражения: ровно через неделю в это же время. Но прежде чем наступило время сражения, Огнеглазая мать призвала под ружье многих удивительных и страшных существ, которых можно перечислить так: Добычливый дух с прожекторным глазом, Давай-Бери, победивший для Пьянаря Красных людей из Красного города, Белодолгие твари, Вечного-лодное существо, Бесформенное создание и Пальмовый винарь, – все они были уважаемые и важные, а во время войны превращались в отважных. И вот за день до начала сражения они явились в город призыва, или в Тринадцатый город духов. На другое утро Огнеглазая мать выдала Нательным головам пистолеты, сама вооружилась огромной винтовкой, а призванным существам, Мальм духам и мне дала в придачу к огнестрельным винтовкам холодное как лед оружие – сабли.
А потом под командой Огнеглазой матери мы все отправились на поле сражения, и в этот день я впервые увидел, как она встает с насиженного места, где я застал ее три года назад, когда меня привели к ней Малые духи, а в нижней части ее огромного тела открылось больше трех тысяч голов: это были тоже Нательные головы, скрытые, пока она сидела сиднем. И вот мы шагали к полю сражения – быстро и торопливо, потому что опаздывали, – а Скрытые головы верещали от счастья, и мы не слышали ни птиц, ни друг друга, ни лесных зверей, ни ползучих тварей, а только верещание Скрытых голов: они верещали страшно и оглушительно, потому что хлебнули свежего воздуха, которого им не удавалось хлебнуть с прошлого Празднества, когда Мать вставала.
Вскоре мы пришли на поле сражения, но наши противники явились раньше, и, как только мы показались из леса, они открыли скорострельный огонь, а мы не только открыли огонь, но и стали рубить их холодным оружием. Это был очень решительный бой: мы бились не-пито-не-едено трое суток, а ночью прятались в укромное место, но Скрытые головы не хотели спать – они отоспались лет на пять вперед – и пронзительно верещали всю ночь напролет, пока враги не находили наше убежище. Они находили наше убежище и тут же начинали пристреливать нас до смерти. Война полыхала грозно и тяжко, так что многие Малые духи пали геройской смертью от пуль – особенно по вине Нательных голов, которые верещали всю ночь напролет, – да и сами Нательные головы падали, тоже геройски, от сабель врагов, но Главную голову враги не срубили, и поэтому Огнеглазая мать все сражалась – яростно, упорно, жестоко и справедливо, – пока не вернулся Давай-Бери, отлучившийся от сражения по какому-то делу. Но вот он явился и разогнал врагов – кого убил, а кого устрашил – и быстренько оживил геройских духов, которые пали от вражеских пуль. А головы, павшие на землю от сабель, даже и на земле пронзительно верещали, чтобы Огнеглазая мать про них помнила. Давай-Бери подобрал их с земли, приставил к шеям и вмиг приживил. Так мы выиграли великую битву, и Тринадцатый город стал победителем.
Когда война обернулась победой, Огнеглазая мать повела нас домой. Но Давай-Бери оживил всех солдат, геройски павших на поле сражения, а у некоторых из них были срублены головы, и он приживлял эти головы без разбору, так что, когда подошла моя очередь – а у меня тоже была срублена голова, – он приживил мне голову духа. Ну и вот, а духи-то, даже геройские, шумят и болтают с утра и до ночи, поэтому моя приживленная голова никак не хотела вести себя тихо: она бормотала такие слова, каких я не знал да и знать не хотел, а если я собирался что-нибудь предпринять или вынашивал тайные планы – думал, как бы мне скрыться из города, чтобы потом добраться до дома, – она выбалтывала все мои помыслы, а то и придумывала обо мне небылицы – что я, мол, ругаю Огнеглазую мать, – и та наказывала меня за ругань, а я не знал языка Малых духов и не мог понять бормотания головы. Когда я уверился, что потерял свою голову, и сказал об этом Огнеглазой матери, она мне ответила, что «Всякая голова, а особенно заслуженная на поле сражения, подходит всякому живому существу, потому что голова – всегда голова». И вот я мучился с головой духа, пока не явилась Всеобщая мать, жительница огромного Белого дерева, которая помогает несчастным и обездоленным. Она хотела уладить войну, но вот прибыла только после сражения, потому что поздно про все узнала Когда она увидела, что война уже кончилась, я уважительно попросил ее мне помочь – снять с меня голову Малого духа, которая сочиняла обо мне небылицы, и вернуть мою, приживленную духу. Всеобщая мать сменила мне голову, а если б она не исполнила мою просьбу, то я носил бы голову духа – с длинным языком и тарабарским наречием – до самой смерти, или пожизненно. Всеобщая мать уладила ссору (между Двенадцатым и Тринадцатым городами), сменила мне голову и собралась уходить, но сначала приняла почетный парад из геройских духов, оживленных Давай-Бери.
В тот день я узнал, что Давай-Бери, владыка животных лесных существ и мертвых тварей в Странных чащобах – он может их оживлять, когда ему вздумается, – единственный сын Огнеглазой матери. И он, как сын, устроил ей баню, а воду она согревала глазами. Вымывши мать, он ушел домой – в чащобу около Красного города, который он разгромил когда-то для Пьянаря, убившего страшных Красных существ: Красную птицу и Красную рыбу.
Потом, после бани для Огнеглазой матери, Давай-Бери отправился восвояси, а Малые духи (и я вместе с ними) начали добывать по лесам зверей. Но теперь и духи, и Огнеглазая мать, и все ее склочные Нательные головы ругали меня за случившуюся войну, в которой погибло множество духов – даром что сын Огнеглазой матери, Давай-Бери, их всех оживил, – и я мог думать только о том, как бы мне снова добраться до дому, чтобы не слушать их злостной ругани. И мне все время вспоминалась матушка. А ругань духов меня не пугала, потому что я сам был почти как дух и вызнал все их секреты, или обычаи, кроме секретов Тайного общества, которое собирается раз в сто лет. И когда мы ходили на охоту в лес, я углублялся в Отдаленные чащи, до которых Малые духи не добирались.
Сверхдева
Однажды, когда я пробирался по лесу и зашел дальше, чем другие охотники, – может быть, мне попадется дорога, которая выведет меня домой, – я вдруг увидел антилопу, а не дорогу. Не успел я прицелиться, как она убежала, и я погнался за ней вдогонку, чтобы пристрелить ее с близкого расстояния, но она спряталась за толстое дерево, и я решил подойти поближе. И вот подкрался я к толстому дереву, а мне навстречу вдруг вышла дева – такой красоты, что увидишь, да не поверишь, – и я неподвижно застыл на месте, в страхе, что это Огнеглазая мать: мало ли в кого она могла превратиться. Я смотрел на деву с боязливым сомнением и думал, как бы мне поскорей удрать, но при этом дрожал с головы до ног, а дева сделала мне знак рукой – мол, брось винтовку, – и я ее бросил: у меня все равно не хватило б решимости застрелить такую прекрасную деву, как самую обычную антилопу из леса, хоть я ни единой секунды не сомневался, что сначала-то она была антилопой. А дева взяла антилопью шкуру, свернула ее и положила в дупло.
