Всеволод Непогодин - Девять дней в мае
- Ладно Гоша, не буду отвлекать от работы! Посади всех преступников!
Распрощавшись с Гошей, изрядно утомившийся Вениамин побрел к бульвару Жванецкого, где когда-то назначал свидание Тане Сурковой. Он присел на скамейку и принялся разглядывать розовощекого карапуза, кидающего голубям хлебные крошки. Небеседин в детстве тоже любил кормить голубей, но с возрастом охладел к этому занятию. Голубь, как известно, птица мира, а миром в майской Одессе и не пахло. Посидев десяток минут и едва не задремав, Вениамин решил возвращаться домой. Небеседин почему-то потерял бдительность и решил пройтись по Приморскому бульвару мимо памятника Дюку де Ришелье. Он совсем позабыл о том, что там по вечерам собираются сторонники евромайдана и члены «Правого сектора». Зевающий Небеседин вяло брел по цветущему бульвару, как вдруг на него неожиданно налетел с тумаками малолетний бузотер в джинсовых бриджах и толстовке с капюшоном. Молодчик пытался вырвать у Вениамина сумку с планшетом, но Небеседин не собирался расставаться с дорогой вешью. Он моментально взбодрился, оттолкнул бузотера и решительно рванул в сторону ближайшего милицейского поста возле памятника Екатерине.
- Хана тебе! – крикнул ему вдогонку молодчик.
Вениамин чувствовал себя нормально, но заметил, как кровь стала капать ему с макушки на футболку. Он не знал, как следует останавливать кровотечение и поэтому немного взволновался. Небеседин достал из заднего кармана штанов чистую салфетку и принялся ей промакивать кровоточащую рану. Через три минуты после инцидента он стучался в двери ближайшего милицейского отделения на Греческой улице.
- Откройте! Наша милиция нас бережет или как?! – вслух возмущался он.
Вениамин дубасил кулаком по двери что есть мочи, но все безрезультатно. Милиция закрылась от народа и не хотела заниматься своими прямыми обязанностями. Небеседин решил, что все равно прорвется в милицейское отделение и напишет заявление. Он прошел несколько кварталов и оказался возле областного управления на Еврейской улице. Вениамин позвонил в дверь рядом с памятником кинематографическому менту Давиду Гоцману, имеющему лик актера Владимира Машкова.
- Что вам нужно? – донесся строгий голос из динамика, вмонтированного в стену.
- Здравствуйте, я репортер, только что на меня было совершено нападение возле Дюка. Хочу написать заявление по поводу случившегося, - ответил Небеседин.
- Подождите минуточку.
Вскоре дверь открылась, и весьма услужливый молодой человек проводил Вениамина в кабинет, где дежурили оперативники.
- Что случилось? – спросил бритоголовый опер.
- Шел по Приморскому бульвару. Неожиданно на меня набросился какой-то ультрас. Ударил пару раз. Я не видел смысла втягиваться в драку. Их там много было. Я резко стартанул и убежал. Я пишу в российские издания и связываю нападение со своей профессиональной деятельностью. Сначала пришел в райотдел на Греческой, но мне не открыли.
- Должны были открыть, - удивился опер.
Вениамина смутила обстановка в кабинете оперативников, находившемся на первом этаже. Все окна были заколочены досками и укреплены деревянными подпорками.
- А что это у вас такое? – спросил Небеседин.
- Будто вы не знаете, что у нас сейчас творится в городе. Соорудили на случай возможного штурма. Всякое может случиться, - тревожным голосом ответил опер.
- Можно выпить? – поинтересовался Вениамин, указывая на бутылку газировки.
- Пей.
Небеседин налил себе в кружку газировки и шустро все выпил до дна.
- Так что мне делать? – продолжил Вениамин.
- В твоей ситуации надо обращаться в райотдел. Мы сейчас позвоним на Греческую и скажем, чтобы они открыли тебе дверь. Тебя как зовут?
- Вениамин Небеседин.
- Вот так и передадим им сейчас. Можешь идти. У нас контора серьёзная. Слов на ветер не бросаем. Ты только там на кнопочку нажми рядом с дверью. Стучаться не надо.
- Хорошо, спасибо и до свидания! – попрощался Вениамин с опером.
Небеседин вернулся на Греческую, выполнил все указания бритоголового опера и ему открыли. В свой первый визит в райотдел Вениамин попросту не заметил звонка.
- Меня к вам с Еврейской отправили, - сказал он участковому.
- Нам уже сообщили. Присаживайтесь и пишите заявление. Что, где, когда и почему. Пишите, по возможности, разборчиво. Достало тратить полдня на расшифровку каракулей. Пишут как курица лапой! – произнес участковый.
- Сейчас все изложу, как было, - согласился Небеседин.
- Я вижу, что у вас рана кровоточит.
- Ага.
- Тогда сейчас вызову «Скорую». Приедут, снимут побои, наложат швы. Все как положено.
Участковый был явно младше Небеседина и поэтому обращался к нему исключительно на «вы». В райотделе царила атмосфера унылого безделья. Менты травили друг другу приевшиеся анекдоты и постоянно поглядывали на часы. Все ждали окончания своих смен и хотели поскорее отправиться по домам к жёнам и телевизорам.
- Сильно ударил? – спросил участковый.
- Да не очень, - ответил Небеседин.
- Голова болит?
- Ну такое, - Вениамин произнес самое неопределенное одесское выражение.
- Много ударов нанес? Как выглядел?
- Пять – семь где-то. Типичный ультрас. Лицо знакомое, я часто на футболе бываю, но фамилию его не знаю. По фото смогу опознать. Он еще сумку пытался вырвать - это можно квалифицировать как ограбление? – поинтересовался Небеседин.
- Раз не вырвал сумку, то значит и не было ограбления, - констатировал участковый.
- Понятно.
Небеседин настолько привык печатать на компьютере, что совершенно разучился писать ручкой на бумаге. Буквы в его заявлении танцевали канкан и не попадали в строчки. Даже когда он старался выводить печатные литеры, то у него все равно выходили причудливые загогулины. Компьютерные клавиатуры уничтожили искусство калиграфии. Сегодня красивый подчерк встречается также редко, как дельфин возле одноименного одесского пляжа. Вениамин не любил обращаться в милицию и старался как можно меньше сталкиваться со всяческими государственными органами и учреждениями. Украинская бюрократическая машина это громоздкий и неэффективный механизм по переводу продукции российских целлюлозобумажных комбинатов. Самое пустячковое заявление должно пройти многочисленные согласования, проверки, одобрения, получить визы от десятка должностных лиц. Электронный документооборот был фикцией, еще более неудобной для населения, чем бумажная волокита по инстанциям. Небеседин считал сутяжничество и доносительство уделом мелких людишек, которым больше нечем заняться в жизни и поэтому писал заявления лишь в исключительных случаях. На Вениамина порой писали заявления всякие обиженки, но до суда дошло лишь единожды. Небеседина оштрафовали на три необлагаемых налогом минимума доходов граждан (эквивалент шести долларов) за мелкое хулигантство, сопровождавшееся нецензурной бранью на улице.
- Написали?
- Да.
- Дату и подпись внизу поставили?
- Конечно.
- О даче заведомо ложных показаний предупреждены?
- Да.
- Тогда дожидайтесь «Скорую». Я вам позвоню, как только вы понадобитесь.
- Звоните в любое время суток. Я уверен, что милиция не должна оставлять без внимания нападение на обозревателя российских изданий, - строго и официозно произнес Вениамин.
- Мы сделаем все возможное с нашей стороны, чтобы виновный был найден и понес заслуженное наказание, - набором заезженных клише разродился участковый.
- Милиция не должна показывать свою слабость в столь лихую годину, - художественно выразился Небеседин.
В милицейском вестибюле появилась женщина лет шестидесяти в белом халате и с врачебным металлическим ящичком в руке. Вениамин сразу понял, что это к нему.
- Ну кто тут у нас раненый и травмированный?! – с характерным говором произнесла она.
- Я, - сразу же ответил Небеседин.
Врач осмотрела Вениамина и без промедлений обработала ему рану проспиртованной ваткой.
- Не переживай, все будет в порядке, - приободрила его врач.
- Вы в этом уверены?! – поинтересовался Небеседин.
- Убеждена! Голова не кружится?
- Нет.
- Тогда поехали со мной в больницу на Слободку. Соблюдем все формальности. Хирург наложит шов.
- Быть по-вашему, - согласился Вениамин и пошел вслед за врачом на улицу, предварительно попрощавшись с участковым.
Врачиха была из той исчезающей породы одесситок, которые, несмотря на любые негоразды, никогда не вешают нос и не теряют чувство юмора. Как давно известно, настоящая одесситка за десять минут может сделать прическу, салатик и скандал. Их обычно зовут Роза Арнольдовна или Сюзанна Вольфовна. Первые пятнадцать минут личного знакомства они по традиции будут вам жаловаться на жизнь и говорить как всё у них плохо. Обрушить на незнакомца шквал не самой приятной для прослушивания и малоинтересной информации это своего рода проверка на вшивость. Если новый собеседник в ответ начинает грустить и хандрить, то этого человека они не воспримут всерьёз. А коль он будет весьма оптимистичен после всех баёк, то к нему отнесутся со всем уважением и будут обходиться как с близким родственником.
