Валя Стиблова - Скальпель, пожалуйста!
— Тогда зачем спрашивать? — говорит она, не оборачиваясь. — Сказал бы прямо: надо сочинять статью…
Она как будто произносит это равнодушно, но взгляд, устремленный на улицу, полон невысказанной тоски. Итка часами готова бродить по лесу и в дождь, и в осенний туман — ничто для нее не помеха.
Когда действительно ждет неотложное дело, надо только сказать ей без обиняков — и она все поймет. Но я со временем все больше убеждался, как важно выкроить хотя бы один день в неделю для поездки с Иткой на природу. Она приучила к этому всех нас. Когда дети были еще совсем маленькие, мы возили их за город в любую погоду. Как теперь вижу пасмурный зимний день, мы взяли с собой на прогулку обоих мальчиков — Эвы тогда еще не было. Зашли довольно далеко, темнело, начал сыпать снег. Старший с трудом вытягивал ноги из сугробов, сквозь которые мы пробирались, а младший и совсем не мог идти. В такие минуты у Итки словно открывалось второе дыхание, и она прямо-таки заряжала всех своей энергией. Мы взяли младшего за руки и потащили по снегу. Комбинезон у него был совершенно мокрый, но малыш так заразительно смеялся, что рассмешил и старшего, когда тот уже едва волочил ноги. В конце концов мы все начали петь и незаметно дошли до автобусной остановки.
Сколько лет было тогда нашим детям? Одному три, а другому пять? Да, кажется, не больше. Повзрослев, они признались однажды, что с нами им жилось не так уж плохо. Нельзя сказать, что они нас боялись, но никогда не говорили грубостей и ничего не делали назло. Итка держала себя с ними как старшая сестра, наверно, потому, что сама выросла среди сестренок и братишек. Предпочитала убеждать, а не наказывать.
Один раз маленький Ондра что-то настоятельно просил — то ли игрушечный поезд, то ли трехколесный велосипед…
— Сейчас нет денег, — сказала ему Итка.
— Но вам ведь дают деньги на работе, — рассуждал ребенок.
— Это ты верно говоришь. Да только те, которые нам дали, мы уже истратили, а новых еще нет.
— Так ты пойди, пускай дадут опять.
— Нельзя — их будут выдавать только на следующей неделе.
— А ты бы не могла их взять сама? Где их там держат? В ящике? Их можно взять, если они нужны.
Я хохочу:
— Смотри, какой передовой ребенок! Сам дошел до того, что каждый получает по потребности!
— Там вот как делают, малыш, — смеясь продолжает жена, — каждому отделяют только маленькую стопку денег. Когда свою стопку получим, купим папе пальто, чтобы он не ходил оборванцем. Или, по-твоему, он может ходить без пальто?
— Не знаю, малыш, — отвечает Ондра (он называет ее тоже малышом или Итанькой). — Но трехколесный велосипед мне нужен.
— Ну ладно, — соглашается Итка. — Купим тебе велосипед, а уж папа походит и без пальто — а то над его потрепанной кацавейкой все будут смеяться.
Ондра молчит. Он забавная копия матери. Личико с кулачок — а глазищи большие, пытливые.
— Пускай смеются. Я вот не засмеюсь.
— Правильно сделаешь. Но только папе будет и холодно…
Неоспоримый аргумент. Ондра глядит на меня и краснеет.
— А когда же ты купишь мне велосипед? — капитулирует он наконец.
— Когда останутся деньги.
Сын, задумавшись, отходит.
— Как ты умеешь с ними договариваться! — восхищаюсь я.
— Ну, а когда ты, папочка, намереваешься пойти за пальто? — атакует она меня.
— Это, я думаю, не к спеху, скоро лето.
— Не выйдет, — решительно заявляет жена. — Что я, по-твоему, шута разыгрываю? Я Ондре ясно сказала: либо велосипед, либо пальто!
Я никогда не знаю, говорит она серьезно или шутит. Вид у нее всегда невозмутимый. Но ведь действительно нельзя обманывать ребенка!
Мы с женой привыкли говорить обо всем без утайки при сыновьях и при Эве. Они могли, например, услышать, что мы платим в рассрочку за мебель. Или что лучше бы тетя не приезжала к нам теперь, когда надо готовиться к конгрессу. Не помню случая, чтобы они нас перед кем-то оконфузили, как это часто бывает с малолетними. Дети у нас свободно обо всем высказывались. Когда мы затевали ремонт, спорили с нами о цвете стен. Итка выслушивала их и часто принимала то, что они предлагали. В какой-то период у нас была лимонно-желтая передняя, а в кухне — две стены оранжевых, а две зеленых.
Мы откровенно рассуждали с ними обо всем, что им хотелось знать. Как-то я поинтересовался мнением учительницы о нашей дочери. Эва была тогда в первом классе. Учительница со смехом рассказала следующий эпизод. Однажды она пыталась объяснить детям, что происходит до появления человека на свет. Выдумывала разные поэтические сравнения: мать связана с ребенком, как стебель с цветком… Наша Эва с этим не согласилась и недовольно возразила:
— Какой еще стебель? Я думала, там пуповина!
Я передал это Итке, но ей это даже не показалось забавным.
— И что? — сказала она. — Зачем учительница дурит детям головы? Девочка постоянно у меня об этом спрашивала — ну я и показала ей картинку в анатомическом атласе. Видишь, она же все прекрасно поняла. Бессмысленно такие вещи искажать. Это вызовет лишь повышенный интерес к ним.
Однажды на собрании родительского комитета все, словно сговорившись, набросились на Итку. Дочь наша знает для своих лет слишком много и учит этому других детей.
Итка не соглашалась с ними. Какая-то мамаша заявила, что однажды отводила свою дочь домой, а Эва присоединилась к ним, что только не рассказывала, а под конец спросила:
— Не знаете, Марат убит был в ванной или в спальне?
— Где ты об этом слышала? — изумилась женщина.
— Прочла в энциклопедии!
Итка прыснула, живо представив себе эту сцену. Эва тогда еще немного шепелявила. Но остальные родители не смеялись. Они считали, что ребенок не имеет права брать в руки любую книгу.
— Почему? — протестовала жена. — По крайней мере быстрей научится читать! У нас в библиотеке нет вещей, которые могли бы развратить ребенка. В худшем случае ничего не поймет.
Наверно, мы этим родителям казались чудаками, но ведь и правда — мы не знали никаких проблем ни с мальчиками, ни с Эвой. Наравне с нами они принимали участие в домашних делах. Итка никогда никого не прогоняла и не поучала — каждый старался в меру своих сил и возможностей. Вспоминаю, как они однажды накромсали хлеба к ужину — один кусок тонюсенький, другой толстенный… В другой раз наварили для всех каши из крупчатки. Каша вышла невероятно густая и вся в комочках. Но Итка ела ее как ни в чем не бывало, еще и похвалила за самостоятельность. Они сгорали от стыда — каша им тоже не нравилась, — а потом успокоились, и мы сообща умяли ее как редчайшее лакомство.
Дети всему научились сами. Мы часто возвращались поздно. Стол был уже накрыт, они ждали нас, приготовив какой-нибудь ужин. Никто не спорил из-за лучшего куска или игрушки, все трое с малых лет были терпимы и снисходительны. Уж и не знаю, как Итке удалось привить им такие качества. Быть может, это объяснялось тем, что она относилась к ним как к равным.
Со стороны могло бы показаться, что Итка чересчур суха и строга к детям. Но это лишь казалось. Она умела быть и озорной, и сумасбродной, и нежной. Был у нее и свой особый лексикон, которым она и дети часто пользовались.
— Ты мой алмазик, мушмулка моя!
— Динамитик, черешенка, — отвечал Итке в тон Ондра, еще не понимавший значения многих слов.
— Ондржичек-орешечек!
— Итка — зеленая нитка!
За городом дети носились с ней по лугу, делали стойки и крутили сальто. Я только диву давался, как ее хватало еще на такое — ведь дома она уже провернула столько дел и, вероятно, успела утомиться.
Когда Милан был в первом классе, его укусила змея. Было это во время каникул. Итка с детьми оказалась одна, а до медпункта — километра три-четыре. Эве тогда было несколько месяцев, Ондре — четыре года.
Отсосав яд — хотя у нее кровоточили десны, — Итка наложила Милану тугую повязку выше щиколотки. Затем, усадив Ондру возле Эвиной кроватки, велела от нее не отходить (если сестра проголодается, покормить из бутылочки молоком, а если сам захочет кушать, тоже взять молока с булкой) и отправилась в путь. То тащила Милана на руках, то силой заставляла идти. Она объяснила, что ему необходим укол.
— Я знаю, — деловито отозвался мальчик. — Если не сделают укола, я умру. Мы это проходили в школе.
Итка с ужасом смотрела на часы. То и знай принималась бежать. Похоже было, что и она инфицирована. Раскалывалась голова от боли. Милан стонал, нога, затянутая жгутом, немела и отекала. Итка опять пыталась его нести. Затем почувствовала дурноту…
К счастью, вскоре показалось шоссе. Проезжавший грузовик подвез их до медпункта. В кабинете застали одну сестру. Итка сказала, что сыворотку надо вводить сперва Милану, объяснила, что он аллергик, поэтому в вену надо ввести еще антигистамин и кальций, и потеряла сознание.
