Слава Сергеев - Москва нас больше не любит
Начав просить прощения, трудно остановиться. Впрочем, не вижу в этом ничего страшного.
Сидели как-то зимой в одном художественном подвале на Чистых прудах, и то ли из-за морозов, то ли еще из-за чего, но народу в тот день было мало. Кажется, готовился, репетировался какой-то концерт, но мы пришли в самом конце - музыканты собирали свой багаж, гитары, разноцветные, раскрашенные, как деревянные ложки, барабаны, большие концертные колонки hi-fi, двое пьяниц о чем-то горячо толковали в углу, мужчина обнимал девушку на переднем плане, какие-то девчонки в коротких юбочках тусовались у барной стойки - вот, в общем, и все посетители, весь задний план нескольких следующих кадров…
Мне нравится иногда бывать в этом подвале. Это место кажется мне почти правильным, временами я даже думаю, что какая-нибудь “Бродячая собака” - она в свое время, в каком-нибудь 1910-1912 году, была примерно такой же, как этот подвал.
Ну вот, мы с женой сели, сделали заказ, я открыл книгу, а минут через пятнадцать за соседний столик сели двое каких-то мальчишек, беленький и черненький, сели так тихо, что я даже не сразу их заметил. Потом беленький зажигалку, что ли, попросил, не помню уже, и слово за слово мы разговорились.
Беленький, оказывается, только что демобилизовался, он сразу об этом с гордостью так и сказал: я - дембель.
- О, - говорю, - круто. В каком чине демобилизовался?
- Прапорщика. Ротой командовал.
Я, честно говоря, не поверил, прапорщик - это ведь складская должность, завхозная, в наше время на этих должностях усатые дяденьки сидели, и говорю:
- Да ладно.
- Что “ладно”, правда.
- А сам откуда? - спросила жена.
- Друг вот сейчас в Москве живет, а я из Волгограда.
- Один в семье?
- Нет, брат есть, старший.
- Он тоже служил?
- Да. Но давно, десять лет назад.
- А маму как зовут?
- Татьяна. А зачем вам?
- Так просто. Если не хочешь, мы не будем спрашивать.
- Да нет, спрашивайте. Вы кто?
- Журналисты.
- А, понятно. Напишете обо мне? - он засмеялся и добавил: - А папы нет.
- Они развелись что ли?
- Неважно. Нет, и все. Мама работает. У нас свой дом в Волгограде, все есть, телевизор, холодильник, огород, даже СВЧ-печка. А вот отца нет.
- В Москву в гости приехал?
- Ну да, к другу. После армии. Мама денег дала.
- А друг чем занимается? Он тоже дембель?
- Нет, он не служил. Он на “Мультфильме” работает. Тоже волгоградский.
- О, художник?
- Ну да.
- Я мультипликатор, - с гордостью сказал черненький. - Компьютерная графика. Мультфильм “Добрыня Никитич и Змей Горыныч”, слыхали про такой?
- Конечно.
- Я участвовал. Там мой персонаж есть.
- Выпьем за искусство, - сказал беленький.
Выпили.
- А ты где служил-то? - спросил я у беленького.
- Под Калугой, потом в Чечне был в командировке, я же снайпер, потом…
Да… А я смотрю, они же совсем дети. Просто совсем. То ли я постарел, то ли они какие-то сделались маленькие, думаю - даже если врет, и ни в какой Чечне он не был, как можно такого младенца куда-то “призывать” - это же мальчишка, ему в футбол надо гонять, за девочками бегать, с книжкой за партой сидеть. И потом, что он может, если дать ему в руки автомат?
- А чем, - спрашиваю, - собираешься заняться в столице? Или просто погостить приехал?
- Пока не знаю, я только приехал, а вообще я пою. Ну, под гитару. Хотите вам что-нибудь спою? У нас гитара с собой, - он показал на чехол у стола.
- Ну, спой. Что сейчас в армии поют. Спой что-нибудь армейское.
- Тут нельзя, наверное.
- Ничего, сейчас народу мало. Ты спой, а если скажут перестать, перестанешь.
Он достал гитару и запел что-то, ну, знаете, что подростки у подъездов поют - смесь какой-то полууголовной романтики, пошлятины и юношеского томления. И голосом таким запел, под группу “Ласковый май”, или кто там их сейчас замещает. Минут через пять подошел охранник, сказал, что петь нельзя, и бывший прапорщик перестал.
- Ну, как?
- Это в армии пели?
- Это.
- Группа “Танцы минус”, - сказала жена, - “оставил девушке половинку себя”. Ее по радио часто крутят. Ты слышал, но забыл.
И я представил себе, как такие вот мальчишки, вечером, в казарме хором пели эту песню группы “Танцы минус” (минус что? или кто?), а потом, если он не врет и действительно был в Чечне, сидели с автоматом в блиндаже, вглядываясь в чужую, душную темноту, откуда вполне могла прилететь пуля или граната, и почему-то мне захотелось… попросить прощения у его мамы.
За что?
Простите меня, Татьяна, что ваш сын сидел вот так, в казарме, на солдатской железной кровати и пел идиотскую песню. Хотя почему “простите меня”, я-то тут причем?! Я ведь всегда голосую за СПС, а СПС был против обязательной армейской службы, пока не развалился. А вот вы, Татьяна из Волгограда, вы, скорее всего, вообще не ходите на выборы, а если ходите, голосуете за “Единую Россию”. Потому что вам нравится Путин. Он хороший, положительный и немного похож на вашего начальника цеха. И вообще, сейчас ведь, простите за повтор, много лучше жить стали, чем раньше.
Я спросил:
- Слушай, а твоя мама на выборы ходит, ты не знаешь?
- Не, не ходит. Один раз ходила, я не помню, когда. К ним на завод разнарядка пришла, столько-то человек должно пойти и проголосовать. Она пошла. А так нет, не ходит. А вам зачем?
И все равно, как говорится, “несмотря на” - простите, Татьяна, что так получилось. Что вы голосуете так, как голосуете. И живете так, как живете. Что мы за 10 лет 1990-х годов не смогли вам ничего объяснить и, в общем, даже не пытались, и в результате ваш сын был снайпером в Чечне и стрелял в своих же сограждан, которым тоже никто ничего толком не объяснял. Что единственное, чему смогли научиться наши дети в минувшее десятилетие, это принципу “каждый за себя, и все против всех”.
Тогда я сказал: давай, что ли, познакомимся. И назвал себя.
Он протянул руку:
- Остап.
Все засмеялись.
- Прикалываешься? - спросил я.
- Почему? Меня, правда, так зовут. Могу паспорт показать.
- Ну, покажи, - сказал я, и он достал из сумки паспорт с двуглавым орлом, и рядом с фотографией, где он был еще более маленьким и еще более испуганным, чем сейчас, в этом кафе, и я прочитал: Остап Петрович Пушкарис.
Мальчишки засмеялись: а вы не верили.
- Ты что, прибалт?
- Да нет, наша бабка была из немцев.
- Из кого?
- Из немцев. Ну, она была из Сибири. Мамка говорила.
- Поволжские немцы, - сказал я. - Выселенные Сталиным в Сибирь. Потом вернувшиеся.
- Что? - он не понял.
- Тебе что, про это не рассказывали?… Ладно, Остап Петрович, давай выпьем. За тебя. За нашу армию. Ты что, и правда, был снайпером?
Мальчишка с торжеством достал из сумки военный билет - все-тот же двуглавый орел на обложке, развернул:
- Вот.
Как паспорт, только поменьше. Герб, мелкие надписи, графы: рядовой, сержант, сержант-снайпер, прапорщик.
- Тебе что же, и стрелять приходилось?
Он отвел глаза, и я тоже испытал странное стеснение, а ну как скажет “да”?
Что я буду говорить: и попадать?… Ха-ха-ха! Ха… Я вспомнил недавнюю передачу по ТВ, там рассуждали - всерьез мы сейчас живем, или все это - пародия. Один телевизионный персонаж, большой прикольщик, говорил, что пародия, не всерьез. Вот этот парнишка, с анекдотичным именем Остап, которого научили стрелять и который, возможно, скорее всего, применял свои знания на практике, - он отчего пострадал, от “серьеза” или “пародии”, которые даже в его имени сплетены? Про тех, в кого он стрелял, я даже не говорю.
Распрощавшись с ребятами, мы с женой потом долго шли по улице, было холодно, по Покровке из Кремля в сторону Садового пронеслась кавалькада черных иномарок с мигалками, вспоминали весь разговор, и почему-то мне опять вспомнилась его мать.
Пушкарис Татьяна, в девичестве Честнёва (бывший прапорщик назвал фамилию), работница, мать двоих детей, город Волгоград, бывший Сталинград, от их дома полчаса на автобусе до Мамаева кургана, сказал Остап Петрович.
Пушкарис Остап Петрович, двадцать лет, демобилизовавшийся прапорщик российской армии, бывший школьник, бывший снайпер, бывший командир взвода на Кавказской войне, сейчас гостящий у друга-художника в Москве, и его мать, и старший брат, и я, и жена, и редкие прохожие, и даже те, кто промчался мимо в “членовозах” с голубыми маячками, мы все - граждане Российской Федерации, чей герб как будто между прочим красовался у Остапа Петровича на паспорте и военном билете.
Фабрика бутербродов
Меня иногда ругают - где вы это все берете? Придумываете, наверное. Из пальца высасываете. Наверное. Вот тут недавно “высосал”. Дополнение к предыдущим главам. Как говорится, тема - и вариации.
Были на выставке Филонова в Пушкинском музее. Юбилейная, сто лет - из Питера привезли, с, так сказать, места жительства. Это было почти сразу после Нового года, числа третьего, - я наткнулся на афишу в журнале, - давно собирались, плюс делать было нечего, в посещении друзей надо было сделать перерыв, и мы пошли.
