Андрей Десницкий - Письма спящему брату (сборник)
Хороший план, ничего не скажешь! Одна только какая-то неувязка, мелочь, а все-таки беспокоит — не случилось бы чего…
В тот день у них как раз было заседание редколлегии, верстали новый номер. Самое оно, после длинного и утомительного рабочего дня в конторе такой же длинный рабочий вечер на частной квартире, и семью побоку, ибо долг зовет, ибо не все еще просветились и не все признали нашу правоту…
Ну, рассмотрели одну статейку, другую. Ту вон отвергли — хоть и толковая, и интересная, и автор пишет замечательно, да вот, к сожалению, недостаточно в ней обличаются уклонизм-мракобесие… а вот эта вот политическая агитка вполне выдержана, ее на первую полосу. Тут уж всем вмазали! Всем прописали ижицу! Особенно, тем, которые… ну которые вроде как наши, но на самом деле не наши, потому что борются за нас недостаточно последовательно, обличают наших врагов недостаточно бескомпромиссно, и вообще невесть о чем думают. Пора бы им уже определиться, в самом-то деле!
Странно, почему мне почудилась у них на головах такая шапка островерхая, с красной звездой, и еще большой пистолет на боку… Ах да, это из той редакции, которую мне довелось посещать году этак… да, да, году этак в 1920 по их исчислению. Мы тогда так помогали им раздувать мировой пожар на горе всем-всем-всем, и не только буржуям. Что-то определенно мне об этом славном времени напомнило. Та же деловитость, боевитость, те же беспринципность и компромиссность… то есть наоборот, принципиальность и бескомпромиссность. Или все-таки так? Ну да, это смотря к кому как. Одним боком к чужим, другим — к своим.
А еще есть там одна замечательная мина замедленного действия. Ну, отрицательная-то программа у них у всех совпадает, может, только в деталях отличалась — кто самый большой враг. А вот положительная… ну да, говорят они примерно одни и те же слова, восхищались своим замечательным братством. На деле-то у каждого свои планы, в Наполеоны каждый сам метит — на худой конец, если не себя, так любимца своего протолкнуть. И уже заранее ясно: как только кончится обличение, как только надо будет что-нибудь полезное, наконец, сделать, тут и пойдут ссоры-раздоры, да какие! Это уже предательство общего дела, если твой друг и собрат глядит на какую-то проблему совсем не так, как ты, разве нет? Вы же все с самого начала именно вот это и вот это имели в виду, а теперь оказывается, что он не в ту сторону смотрел? Так он от врагов засланный, наверное, или сам на их сторону переметнулся! И она вот тоже, раз ему сочувствует. И вообще все они предали общее дело!
Я уже заранее предвкушаю это пиршество духа — духа скандалов и самолюбования, я имею в виду. Оно должно наступить с неизбежностью заката, и пусть они пока наслаждаются своим мнимым рассветом, тешат себя иллюзиями, что это навсегда… Но что все-таки надо было там этому старику? Я вдруг опять учуял его запах. Легкий такой, но слишком хорошо узнаваемый. Слишком. Такой я не спутаю ни с чем!
А когда я снова смог… ну в общем, сосредоточился на происходящем… наша дамочка валялась в обмороке. А вокруг нее суетились эти отвратительные двуногие. Как все-таки мерзко, что нам приходится питаться душами существ из плоти и крови! Их телесность бывает иногда сущим наказанием. Ты решаешь с ними чисто духовные вопросы, а они бац — и в обмороке! Ты собираешься спасать все человечество, а они начинают бегать вокруг этого мешка с костями и кишками, брызгать водой, вызывать скорую… Зачем? Бросьте ее, там человечество погибает, там церковь нуждается в ваших решительных и неуклонных действиях по ее спасению! Ау!
Ну, в конце концов, обморок и обморок… Я и значения сначала не придал. Ну нервы по пустякам, недосып, скверное питание — все это искусители, конечно, постарались организовать, это хороший фон для настоящих духовных искушений. Она в последнее время постоянно и на слабость жаловалась, и температурка скакала… Ну, кое-как привели ее в порядок, с трудом, правда, и скорая приезжала, и отвезли ее потом на машине домой, зелененькую. Муж даже переполошился, вышел в реал, в аптеку сбегал.
Но… потом еще один такой случай на работе, и еще… Это стало повторяться. Я даже посоветовал немедленно заняться поисками хорошего врача — пусть пожалеет себя как следует, пусть пораздувает липовые болячки, заставит всех покрутиться около них… В общем, под моим чутким руководством Притворяла погнала ее к врачу. И к хорошему! И с анализами. Будет, над чем поработать.
14
Как же мы это с ней упустили? Как могли? Куда смотрели искусители, да и весь их религиозный сектор? Ну и что, что не по их профилю! Такое — и проворонить… Все, вроде, шло по порядку. По моему плану. Не иначе старик тот подгадил, который в бушлате. Кому ж еще? Как я был слеп! Впрочем, что это я. Разумеется, я был прозорлив, и решил сразу проверить состояние ее здоровья. Как жаль, что нам, бесам, не полностью бывает доступны сведения о подопечных, нужно потребовать решительных прорывов от отдела новых информационных технологий.
Ну, проверили. Удар был страшен. Этот комок плоти, это несчастное двуногое, этот инкубатор для нашего праздничного блюда… я даже не хочу повторять диагноз… Какая несправедливая игра! Какой испорченный праздник! Все планы прахом, и надо срочно, срочно что-то решать… Врачи забегали, и анализы перепроверили, и в больнице подержали, но все сошлось. Так и определили — уже последняя стадия, прогрессирует семимильными шагами. В общем, остается ей максимум полгода земного существования, да и то навряд ли.
Притворяла, конечно, не упустила своего шанса насладиться ужасом, растерянностью… человеческое, все это слишком человеческое. Приятное, не скрою, но естественное. А то, что естественно, еще не может служить нам пищей. Нужно, чтобы из природных склонностей человека возникло волевое усилие, чтобы он осознанно или неосознанно сделал выбор, и чтобы выбор этот был нашим. От крика боли, от случайного испуга немного проку. Я, разумеется, обратил на это ее внимание.
Да, нашим планам относительно нее не суждено сбыться. Но суждено ли сбыться планам Врага? Тоже, нет, похоже — не успеет Он сделать из нее великую воительницу. В наших поединках не существует такого понятия, как «ничья», победить может только одна из сторон. Но если что-то пошло не так, оно и для Врага будет не так. Его ли воля в том, что происходит с ней? Закон ли природы? Не знаю, не знаю… Трудно это объяснить, даже нам, почему тот или иной человек совершает свой переход в тот или иной момент. Главное для нас — как он его совершит.
Так что, сказал я, хватит паниковать. Работать надо. Из состояния равновесия выведены не только мы, то есть они, младшие искусители, но и сама наша подопечная. Да, теперь уж не получится устроить все так, как я задумывал. Но и ее планы летят к кошачьим ангелам. Не будет, ничего не будет уже здесь, кроме боли, страдания, крика и самого, самого страшного для этих двуногих — врат, через которые проходят все они и о которых так старательно пытаются не думать. Не без нашей помощи, конечно.
Вот с этого и начнем. Это не она, это ошибка в диагнозе, нелепость. Реальности нет, потому что она слишком страшна. Вместо реальности — рамка от раздавленной картинки собственной жизни, которую она так старательно рисовала. Пусть как можно дольше она сопротивляется, не верит… Пусть помогают ей в этом родные, пусть говорят сладкую, желанную ложь, что все будет хорошо, что никто и никогда не уходит из их земной жизни, и уж во всяком случае не она, не сейчас, не от этого…
Гони, гони до последнего мысль о смерти, иначе, сама понимаешь, трудно тебе будет выздороветь. Не время сейчас для исповеди, никак не время, да и место какое неподходящее. Да и кого звать? С прежним духовником давно уж нет общего языка, новый священник слишком занят, первого попавшегося тоже не позовешь, как ему расскажешь.
Надолго этого не хватит, разумеется, но это для нас — только авангардные бои, только способ заранее измотать силы Противника. Придет момент, когда она сама откажется от спасительной лжи, и не помогут самые убедительные слова родных. И что тогда?
А вот тогда — главное, решительное сражение. Одно. Последнее. Но если мы выигрываем его, мы выигрываем войну. И позиции наши хороши, как никогда. Посмотри на свою жизнь, девочка. Что успела ты сделать? Ничего. Ты не раскрыла своих возможностей, ты едва начала жить, ты только-только пришла к Врагу, едва-едва начала работать на Него — и где награда? Ну, допустим, награду ты не заслужила, как вы там привыкли повторять (хотя кто из них на самом деле такое про себя думает?), но где элементарная жалость, сочувствие? Кто Он такой, этот твой Враг? Коварный, капризный деспот, который не дает тебе пожить в свое удовольствие (и в наше, заметим, тоже), который требует от тебя немыслимого, а потом просто ломает тебя, как ребенок — игрушку.
Нет зла страшнее, чем уход из вашей земной жизни, ведь так? Тебе нельзя убивать — а Ему можно? Ты даже не о себе будешь плакать беспросветными больничными ночами, корчась под липкой простыней от невыносимой боли. Ты будешь плакать о детях Освенцима и стариках Гулага (нет, это я зря упомянул…), о сожженных катарах и старообрядцах, о всех, кого замучили ради этого Врага, кого замучил, по сути, Он Сам.
