Эфраим Севела - Одесса — мама
Тартаковская. Вы несправедливы к нашему гостю. Молодая кровь! И чтоб тратить, надо уметь зарабатывать. Как я понимаю, вы, мосье Боярский, настоящий джентльмен, а это очень ценное качество.
Сват. Он еще такой по той причине, что у него имеется дядя — миллионер в Америке. Умирающий теперь с Божьей помощью и не имеющий никаких наследников. Только единственный племянник —мосье Боярский.
Тартаковская. Все в руках Божьих и все, что я могу сказать, если сделаем дело, как достойные люди, вы добьетесь вашего счастья до конца ваших дней. Чтоб вы жили до ста двадцати.
Голос Тартаковского донесся сверху.
Тартаковский. Кто у нас?
Он стоит на лестнице, недовольно разглядывая поздних визитеров. Мадам Тартаковская поспешила к нему, колыхаясь всем телом.
Тартаковская. Деточка моя! Хорошо поспал? Это мосье Боярский, прекрасный молодой человек… по поводу нашей дочери…
Тартаковский. Кто их пустил в дом?
Мадам пытается успокоить мужа, обнимает его.
Тартаковская. Я их пригласила. И осталась очень довольна. Мосье Боярский в таких молодых годах уже имеет свое собственное дело… Сто пятьдесят костюмов в месяц. Каждый вечер проводит у «Франкони»
Боярский несмело глядит на пронизывающего его оценивающим взглядом тестя.
Боярский. Дюжину раков каждый вечер, не менее…
Тартаковский. Еврей, который ест некошерных раков? Может быть, вы еще и лакомитесь лягушками? Как французы?
Тартаковская. Но раки это не лягушки.
Тартаковский. Славно! Вы, как вас зовут, не помню…
Боярский. Боярский.
Тартаковский. Правильно. Боярский.
Он медленно сходит по ступеням, поддерживаемый супругой.
Тартаковский. Еврей по нашему закону не может есть раков. Если он этим не брезгует, значит он способен допускать вольности по отношению к честным женщинам… Он способен пользоваться непристойными словами за столом и если ему Бог даст детей, то они на сто процентов вырастут бездельниками и биллиардистами. Запомните эти мои слова. А сейчас, с Божьей помощью, убирайтесь отсюда.
Боярский и сват безмолвно схватили свои шляпы и ринулись к выходу.
Сват(на ходу). Если я скажу вам, Боярский, что этот старик не получил воспитания в институте для благородных девиц?
Боярский (на ходу). То я вам поверю на слово.
Тартаковский(вслед им). Вон!
Боярский и сват юркнули в дверь, но тотчас вернулись, пятясь.
Боярский. Смотрите! Смотрите!
Тартаковский с супругой кинулись к окну, распахнули его и оба застонали беспомощно.
Супруги Тартаковские. Помогите!
53. Экстерьер.
Парк.
(Ночь)
Какие-то бродяги с длинными палками в руках, весело гогоча, снуют во всех направлениях по аллеям парка. На каждой палке большой клок смоченного керосином тряпья, пылающем с треском и рассыпающего тучи искр. В их пляшущем свете выныривают из темноты деревья, статуи, беседки и стадо коров, которое, топча все вокруг и жалобно мыча, направляется к воротам мимо отставного солдата, ночного сторожа, привязанного к воротам кольцами веревок и с тряпкой во рту. Он мычит, не в силах крикнуть, и его мычание сливается с мычанием коров, проталкивающихся через ворота к морю.
Увидев чету Тарктаковских в окне, Беня Крик озарился улыбкой.
Беня. Мои поздравления, мадам и мосье! Я точен. Без опоздания!
Тартаковский. Заходите в дом, Беня. Мы же не босяки, чтоб перекрикиваться через окно.
55. Интерьер.
Гостиная.
(Ночь)
Мадам и мосье Тартаковский принимают гостя за чайным столом в гостиной. Где-то в углу за буфетом жмутся Боярский со сватом, не решаясь напомнить о своем присутствии.
Тартаковский (Бене). Зачем тебе мои коровы? Что ты знаешь о коровах? Это самая дорогая порода. Из Германии. Таких в Одессе нет.
Беня. Два ведра молока каждый день.
Тартаковский. Что ты будешь делать? Выпьешь все или станешь торговать? Это не по твоей части, Беня.
Беня. Я раздам коров женщинам с Молдаванки.
Для их сопливых детишек и двух ведер молока в день хватит на один зуб.
Тартаковский. А если дам тебе денег, сколько ты просил?
Беня. Поздно. Теперь уж с процентами.
Тартаковский. По рукам. Коров вернешь на место?
Беня. Получив деньги. Наличными.
Тартаковский. А потом что?
Беня. Гарантирую безопасность. Семье и имуществу. Готов дать расписку.
Тартаковский. Условие принято!
И припечатал ладонью по столу. Потом достал раздутое портмоне, что привело супругу к состоянию, близкому к обмороку. Пачка за пачкой ассигнаций, перетянутых полосками цветной бумаги, легли на стол между стаканами в серебряных подстаканниках с недопитым чаем.
Тартаковский. Считать нет нужды. Здесь точно, как в аптеке.
Беня. Деньги любят, чтоб их считали. Зачем обижать?
Он заработал умело, как профессиональный счетовод, ловко хрустя новенькими купюрами. Боярский и сват, под большим впечатлением, не могут оторвать возбужденных глаз от движений его пальцев и в такт каждому движению кивают головами.
И вдруг Бенины пальцы дрогнули и застыли. Он поднял от денег глаза. На верхней ступени лестницы появилось видение: прелестное юное существо с распущенными на ночь длинными волосами и в ночной сорочке.
Глаза Бени раскрыты так, что есть опасность вывалить из орбит. Усы ощетинились. Он в состоянии крайнего возбуждения.
Девушка спросила что-то по-французски, и ее голосок прозвучал как колокольчик.
Тартаковский. У нас гости, солнышко.
Перехватив ее взгляд, устремленный за окно на мечущиеся факелы, он выдавил улыбку.
Тартаковский. Там тоже гости. У нас много гостей. Они веселятся в парке.
Тартаковская. Вернись в постель, сладкая моя. Здесь дует. Не дай Бог простудишься.
Видение исчезло, оставив Беню окаменевшим столбом.
Тартаковская. Это наша дочь. Недавно вернулась из Швейцарии, где она училась в пансионе.
Беня(бормочет). Швейцария… пансион… дочь…
Внезапным мановением руки он оттолкнул от себя все пачки денег.
Беня. Возьмите ваши деньги, мосье Тартаковский. И ваших коров тоже.
Тартаковский, не чуя подвоха, обеими руками сгреб пачки к себе.
Тартаковский. Беня, у тебя сердце ангела.
Тартаковская. Вы — джентльмен, каких в Одессе больше не осталось!
Ее пышная грудь заколыхалась над Беней, и мадам Тартаковская запечатлела горячий поцелуй Бене в темечко.
Беня(тихо и медленно). Слушайте сюда, мама и папа. Сегодня поворотный день в моей жизни: я встретил свою судьбу. Я прошу руки вашей дочери.
Чету Тартаковских хватил легкий удар.
Он налился кровью, она побледнела, как мел.
Беня вскочил с места и сказал такую речь, какой Одесса не помнит со дня ее основания герцогом Ришелье.
Беня. Тартаковский, слушайте меня внимательно. Беня говорит мало, но говорит смачно. Когда вы умрете… скажем, через сто лет, я похороню вас на главном еврейском кладбище, прямо за входными воротами. Я поставлю вам памятник из розового мрамора. Я откажусь от профессии и войду в ваше дело как партнер. У нас будет двести коров, четыреста ведер молока в день. Я истреблю всех торговцев молоком… Кроме вас. Ни один вор не пройдет по улице, где вы соизволите проживать. И все ваши конкуренты будут целовать следы ваших ног.
Итак, мосье Тартаковский. Я жду вашего ответа, как ждет подсудимый приговора: пожизненное заключение или смертная казнь. И, пожалуйста, не забывайте, что и вы в юности не были святым. Кто подделал завещание, а?
Это, конечно, не предмет для громких разговоров. И это будет забыто навсегда. Вы получите в зятья Короля, а не какого-нибудь золотушного недомерка. Решайте, папаша. Я жду… из последних сил.
Медленно приходя в себя после шока, Тартаковский со стоном взмолился к свидетелям, Боярскому и свату, пригвожденным к своим сиденьям. Тартаковский. Люди добрые! Вы слышали эти жуткие слова, что осмелились вымолвить его уста? Беня. О, смотрите, кто здесь! Боярский! Боярский вскочил, как пружина. Боярский. Я здесь. Боярский. Беня. Вы как раз тот человек, кто мне сейчас позарез нужен. Снимете мерку для свадебного костюма, выполните заказ высшим классом, а, главное, спешно. Боярский мгновенно преобразился и заговорил деловитым тоном.
Боярский. Двубортный?Однобортный? Беня. Двубортный.
Боярский. Фалды закругленные или подрубленные?
Беня. Закругленные. Боярский. Материал мой или заказчика? Беня. Ваш.
