Фредерик Бегбедер - Романтический эгоист (журнальный вариант)

– Я тебя люблю. Когда перепихнемся?

Она пожала мне руку. Пожала ладонь. Пожала локоть, бицепс, плечо, подбородок. Ее губы коснулись моих. Я ослеп, оглох, онемел. Я был рожден ради этого мгновенья.

Хотя мы так и не переспали (позавчера я потерпел сокрушительное и постыдное фиаско – член у меня встал размером с сосиску «Knacki Herta», что было оскорбительно для нее и унизительно для меня, и тем не менее ничего более очаровательного я до сих пор в своей постели не имел… Если бы я не испытывал к ней никаких чувств, у меня бы встало как у коня, но высокие ставки в этой игре свели на нет все мои возможности, как у Анри Леконта в финале турнара «Ролан Гаррос»), я предложил Франсуазе, ни с того ни с сего (и на свой страх и риск), поехать со мной в Лос-Анджелес. К моему величайшему изумлению, она согласилась. Двенадцать часов спустя, перед отелем «Мондриан», пока я безуспешно пытался поймать такси, Элизабет Кин удалось рассмешить ее:

– В Лос-Анджелесе есть таксы, но не такси.

Позже – слезы счастья в белоснежной комнате. Вопреки унижению предыдущего вечера, а главное, несмотря на любовное волнение и разницу во времени, мое тело снова начинает функционировать. Подумать только, я занимался любовью 35 лет и ни разу не заплакал.

Сан-Франциско – это Нью-Йорк под уклоном. Иду показывать Франсуазе квартал Нашбери. Покупаем хипповые шмотки Софи, дочке Людо. Я дарю Франсуазе виниловые пластинки «Джефферсон эрплейн». Она дарит мне джинсовый пиджак, чтобы я «косил под молодого». Мы неудачно припарковались, и на снятую нами тачку прилепили штраф. Один уже лежит у меня дома в ящике. Случается, я долго разглядываю его, затаив дыхание. Надо будет повесить его на стену в рамочке.

Чего не хватает Соединенным Штатам, так это сомнений. Это огромный недостаток стран-победительниц. Здесь всегда ставят на фаворитов и каждый вечер празднуют победу, не испытывая никакого чувства вины. По истечении нескольких дней в Америке любой молодой европеец чувствует себя стариком. Мне не хватает тут самокопания, экзистенциальных колебаний, тревоги по поводу эпикурейского умопомешательства. И с улыбками у них перебор! Радостные физиономии камнем ложатся мне на сердце. Мне хочется организовать покушение на канал MTV. Франсуаза со мной согласна (что большая редкость).

Только в Америке я чувствую себя европейцем.

Почему она, а не другая? Зачем отвергать тысячи сисек ради одной только пары? Зачем отказываться от сотни писек ради одной-единственной? Франсуаза отправляется по магазинам, а я, лежа у бассейна в отеле «Стэндарт» на бульваре Сансет, нахожу, наконец, ответ: потому что без нее я заболеваю раком. В любви сдаешься в плен из инстинкта самосохранения.

«Настоящее скверно, и с каждым днем будет все хуже и хуже, пока не настанет самое худшее». Порой мне очень хочется сказать Шопенгауэру, чтобы он заткнулся.

Жан-Жорж, мой приятель, который обожает читать мораль всем окружающим, никогда не применяя ее к себе самому, позвонил мне утром с очередной нотацией:

– Перестань писать о себе любимом, это черт знает что, ты делаешь больно своим близким!

Может, он и прав. Я решил внять его советам. Не буду больше рассказывать свою жизнь.

Пардон, но мне явно не хватает воображения (или таланта), чтобы сочинять сказки. Извини, Жан-Жорж […] лучше вернусь к «проспективной автофикшн» (так определяет мое творчество Мишель Уэльбек, хотя лично я квалифицировал бы его как «публичное авторазрушение»).

Я вдруг понял, что перестал сердиться на отца в тот момент, когда сам пустился во все тяжкие, как он в свое время. Что ж он меня не предупредил! (Может, он и пытался, но я, наверное, его не услышал.)

Всякий раз, разругавшись, мы с Франсуазой с диким исступлением занимаемся любовью. Я иногда даже специально провоцирую ссору ради одного только счастливого примирения.

В «Девушках из Рошфора» Дельфина (которую играет Катрин Денёв) узнаёт себя на портрете, написанном незнакомцем. Картина называется «Идеал женщины». Обернувшись к какому-то хлыщу, она восклицает:

– Этот художник, должно быть, очень меня любил, раз он меня выдумал.

Этой восхитительной репликой Жак Деми переформулировал стендалевскую «кристаллизацию». Любовь – это когда выдумываешь человека до того, как знакомишься с ним. Именно это я и испытываю по отношению к Франсуазе. Я увидел ее впервые год назад. Потом я вроде бы забыл ее, но она уже во мне укоренилась, сведя на нет мои романы с Клер, Пенелопой, далее везде. Когда мы снова встретились, я мгновенно понял, что она всегда была моим идеалом женщины, что она заняла собой все окружающее пространство и что, если я буду от нее бегать, мне не жить. Она существовала и раньше, но тем не менее я ее выдумал. В сущности, всякая любовь сама себя сочиняет. Нет ничего более творческого, чем любовь; ею одержимы писатели, музыканты, живописцы и кинематографисты. Вот почему, быть может, художники – лучшие любовники.

Августовский дождь в Париже. Рестораны и лица закрыты. «Один в Париже?» – вопрошают рекламные анонсы сайтов секс-знакомств. Это период ежегодных измен: на курортах жены трахаются со смотрителями пляжей, а в это время мужья, оставшиеся в Париже, волочатся за датскими туристками. Хочу предупредить читательниц: не бывает мужей верных и неверных. Мужья подразделяются на две категории: одни изменяют женам тайно, другие явно. Имейте это в виду, изучая список звонков в памяти мобильника, случайно оставленного без присмотра. Хранить верность невозможно, особенно летом. Судите сами, кто аморальнее: тот, кто предает вас исподтишка, или тот, кто выкладывает все начистоту?

Чтобы прийти к общему знаменателю, позволю себе дать дружеский совет моим дорогим читателям: если у вас есть мобильный телефон, не забудьте залезть в меню и выбрать команду «стереть последние звонки». Это поможет вам избежать определенных домашних неурядиц в начале учебного года. Не премините также стереть эсэмэски из цифровой памяти. Технический прогресс ускоряет сближение между людьми, равно как и возникновение неприятностей в супружеской жизни.

Фразу недели написал Жан-Жозе Маршан в «Мечтателе» (издательство «Роше»): «То, к чему я стремлюсь, весьма туманно и не поддается определению, это – свободная жизнь».

Зачем запрещать клонирование человека? Оно давно уже разрешено самой логикой современного мира. Отмена причинно-следственной связи между полом и деторождением, исчезновение физических различий в силу смешения рас, гомогенизация тел благодаря пластической хирургии… Хаксли побеждает Дарвина техническим нокаутом: естественный отбор стал искусственным. Человек победил обезьяну, как она в свое время победила динозавра. Кто победит человека, кроме него самого?

Все, что говорит Франсуаза, очень эротично. Например, когда я спрашиваю, почему она пользуется затычками для ушей, когда спит, она отвечает:

– Я люблю, когда у меня что-нибудь набухает в ушах.

Эта девушка – «праздничная» версия пиццы с четырьмя сырами: это красота на красоте и красотой погоняет, даже к имени ее я уже почти привык.

На площади Тяньаньмэнь студент стал на пути у колонны танков и остановил ее. В Генуе по нему проехал джип.[98] Вывод: коммунисты пиарят лучше, чем ультралибералы.

Ох уже эти мне писатели-мечтатели – Жюль Верн, Кафка, Оруэлл, Хаксли… А может, они не столько предсказывали, сколько влияли? А что, если ракеты, подлодки, общество слежки, тоталитаризм и клоны существуют только для того, чтобы соответствовать фантазиям этих психов с буйным воображением? В предисловии к «Портрету Дориана Грея» Оскар Уайльд утверждает, что природа подражает искусству. Вполне возможно, что история тоже.

Отель «Пелликано» в Порто-Эрколе (150 километров к северо-западу от Рима) – итальянский «Эден рок». Чарли Чаплин присутствовал на его торжественном открытии в 1969 году (это мне рассказал бармен Рикардо). Франсуаза спускается на лифте, высеченном в скале, чтобы окунуться

в прозрачность вод морских широт.

Солнце на тосканском побережье влетает в копеечку, но тут все честно, без подставы, ведь район называется Арджентарио.[99] Это полуострый полуостров.

У них с бабломбывает облом,но им не в ломказенный дом.

Неподалеку отсюда, в Тарквинии, Маргерит Дюрас играла в лошадки в 1953 году. Мне хочется запомнить все места, где мы были влюблены: запечатленные в этой книге, они войдут в историю. Наша любовь умрет, а книга будет жива.