Жан-Мари-Гюстав Леклезио - Путешествия по ту сторону
Улицы опустели, нигде не видно машин. Только люди- великаны шагают меж бетонных утесов. Думают ли они о чем-нибудь? Как знать! Ведь их головы так высоко...
Огромный белый пароход плывет, дымя всеми трубами, и слышно, как гулко стучит его сердце; этот глухой стук долго разносится по всей улице, пароход уже скрылся вдали, а земля еще вибрирует.
Хочется побежать за ним вдогонку, узнать, куда он направляется. Но это невозможно. Тебе не под силу бежать так быстро, к тому же, проходя, они поднимают сильнейший ветер, тебя сдувает и прижимает к стене.
Каждый раз, когда корабль надвигается на тебя, [85] приходится прятаться за стволы платана или нырять в ближайший двор.
Они никогда не переговариваются. Порой, встречаясь, приветствуют друг друга гудками, от которых ходуном ходят стены. И все.
Здорово, когда бродят по городу вот такие корабли. Век не надоест смотреть, как их огромные носы рассекают асфальт. Плывут себе гуськом, друг за другом. Куда плывут? Да никуда. Земля для них так мала. Всего через несколько часов они могут оказаться на другом конце света, где-нибудь в Каллао или в Мельбурне. Все города на Земле известны им; они ничего не боятся. Они плыли сквозь бури, штормы, ураганы, тайфуны. Их хлестал ветер, поливал дождь, колотил град. Они рассекали лед Саргассова моря. Им знакомы холодные течения Тихого океана и испепеляющая жара экватора. Они видели необитаемые острова и атоллы, не раз обходили опасные рифы. Им не страшны ни медузы, ни кровожадные китовые акулы.
Корабли проплывают мимо. Завтра они будут уже далеко и, может быть, никогда не вернутся. И нельзя последовать за ними, разве что полетишь вместе с птицами за кормой, там, где вращаются винты и пенятся буруны.
Когда приходят эти великаны, город принадлежит им. Никто из маленьких людей не смеет и слова вымолвить. Смотришь, как они проплывают по площадям, один за другим — «Эрин», «Инвикта», «Эвинко», «Аполлон II», « Провиданс», — и тебе кажется, будто и ты сейчас уплывешь вдаль. Будто все эти улицы и площади покрыты не асфальтом, а водой и тебя несет по течению в кильватере больших кораблей. И ты плывешь за ними, словно обломок кораблекрушения, подхваченный потоком, и можешь уплыть в любые края. Ведь великаны путешествуют, они плывут на другой конец земли. Ничто их не держит, никакие якоря, они всегда свободны. Одни направляются в Веракрус, другие — в Акапулько. Движутся не спеша, неторопливо переступая огромными ногами. Идут с утра до вечера, а когда спускается ночь, ложатся прямо на землю. Огромное тело занимает целую долину. С восходом солнца великаны снова отправляются в путь, высокие корабельные носы рассекают землю, как воду, пинты толкают их вперед, вздымая облака брызг.
А случается, великаны замирают. Стоят неподвижно посреди асфальтовых площадей. Это самые спокойные из [86] великанов, те, что не любят ходить. Они высокие, просто высоченные, и усеяны множеством окошек. Ты идешь мимо них по улицам, по площадям, идешь, задрав голову, смотришь вверх, пытаешься разглядеть их лица. Но эти гиганты тоже молчат, никогда не переговариваются. Стоят, широко расставив ноги, и смотрят вдаль — на юг.
Они не пошевелятся, даже если ты войдешь внутрь, И ты входишь через отверстие в ноге и поднимаешься наверх на лифте. Идешь по внутренним коридорам и слышишь множество шумов. Стучит сердце, булькает вода в горле, и в пищеводе поют кузнечные мехи — легкие. Внутри жарко, густой воздух давит на барабанные перепонки. Вода, журча, стекает в желудок, бежит по кишкам и мочеточникам, как по трубопроводу. Они живут, но не двигаются. Живут, как камни, их ноги вросли в землю. Сердце бьется медленно- медленно, глухой удар отзывается эхом во всех коридорах. Они знают, как прожить гораздо дольше, чем живут маленькие люди. Может быть, весь секрет именно в том, что они неподвижны. У них белая кожа, сухая и холодная. Стоят, подставив лица ветру и дождю, и ничего не чувствуют. Рук у них нет, а ноги короткие, толстые, устойчивые.
Они просто спят стоя, вот в чем дело. Спят месяцы, годы или даже века. Может быть, однажды они проснутся и не спеша двинутся к морю. Земля задрожит под их ногами, многие сразу провалятся в трещины или увязнут в болотах. Некоторые уцепятся за лианы, другие вскарабкаются на горы. Но пока великаны стоят неподвижно, а маленькие мужчины и женщины живут у них внутри.
Ты поднимаешься на лифте высоко-высоко. Входишь в пустой череп и через окошки-глаза смотришь вниз. Видишь раскинувшуюся внизу землю, как с самолета, — голубые долины, лиловые холмы, черные цепочки гор. И море видишь далеко-далеко, и небо, и линию горизонта. Но как-то странно — словно все это видишь не ты. Ты смотришь глазами великана, и все, что ты видишь, — холодно и долговечно. Даже море окаменело. А потом — на крышу, на солнце и смотришь на всех других великанов, что стоят там и сям в городе, и улицы змеятся под их ногами.
[87]
My nap was so deep,I never heard the shower passing;When I awokeHow cool I felt the air in my room![4]
[88]
Найя Найя ищет кого-то. Бывают дни, когда она просто не может усидеть на месте. Вдруг ложится на пол в своей спальне и смотрит снизу на кровать и стулья, которые кажутся теперь очень большими. Потом вскакивает — будто у нее внутри распрямилась пружинка. Выходит на улицу и отправляется на поиски. Кого найдет — она и сама не знает. Может быть, никого. Но искать все равно надо. Она озирается со смутной тревогой, перебегает через улицы, всматривается в проезжающие автобусы, в вереницу машин, выстроившихся вдоль тротуара. Сегодня она и слышать не хочет о нас, обо всех этих Аллигаторах и Мешках Костей (так она иногда называет Джин Шипучку за то, что та очень худая). У нее нет ни малейшего желания слушать или рассказывать сказки. Найти кого-то — вот чего она действительно хочет. Быстрым шагом Найя Найя спускается по улице, ведущей к морю. На ней сегодня длинное платье в зеленых и красных цветах. Для начала она идет за прохожими, чтобы узнать, куда они направляются. Но это скучно: люди идут медленно, прогулочным шагом. А Найя Найя ходит быстро. Минует одну улицу, другую, третью, сворачивает направо, потом налево. Всматривается в проезжающие автобусы, пытаясь разглядеть силуэт водителя за ветровым стеклом. Кого она ищет? Этого не знает никто. Вот она подходит к автостоянке, где застыли автомобили. Идет, петляя между ними. Стоят машины, в которых ждут кого-то женщины с бледными лицами, а в других ждут своих хозяев собаки. Найя Найя пересекает сквер, где сидят старики и играют дети. Выходит на проспект, обсаженный платанами. Идет, петляя между деревьями. Время от времени ей попадаются нищие, они сидят прямо на земле, встряхивая пустыми чашками. Найя [89] Найя говорит нищему несколько слов и идет в обратную сторону. В такие дни она не знает ни минуты отдыха. Надо идти, все вперед и вперед, карабкаться на холмы, окружающие город, спускаться вниз кратчайшей дорогой. У всех вещей в такие дни словно тоже спрятаны внутри пружинки. Вещи прыгают, пляшут, так и бросаются в глаза. Найя Найя проходит мимо церкви. Потом минует банк, кафе, еще одно кафе. На террасах кафе сидят люди. Найя Найя разглядывает их издали, с той стороны, с противоположного тротуара. Она надела темные очки, чтобы никто не видел, куда она смотрит. Вот она входит в магазин, где продают ткани. В магазине много света. Найя Найя пересекает зал, но тканей не замечает. Направляется к дальнему прилавку; там она увидела молодую девушку с матерью, выбирающую отрез зеленого полотна себе на платье. Найя Найя проходит за спиной девушки и слушает, что та говорит. «Нет, нет, — слышит она, — мне хотелось бы что-нибудь более... более...» — и Найя Найя идет дальше. Проходит мимо кассы, кассир едва заметно улыбается. Снова выходит на улицу. Небо серое, можно подумать, вот-вот наступит ночь. Мелкие капли падают на землю, отскакивают от крыши автомобилей. Найя Найя останавливается и смотрит на три мопеда, которые проносятся мимо с оглушительным ревом. Потом она направляется к газетному киоску. У старого продавца красное лицо и почерневшие от типографской краски пальцы. Найя Найя не покупает газет, она просто смотрит на заголовки. Но слова так и прыгают перед глазами, буквы то разбегаются, то сбегаются вновь, невозможно ничего прочесть. Найя Найя возвращается к началу улицы и ищет табличку с названием. Вот она, под окном второго этажа написано: улица Шекспира. Дойдя до перекрестка, Найя Найя поворачивает налево, идет мимо гаража. Навстречу ей — группа военных, они что-то говорят ей вслед. Но Найя Найя их не слышит. Она следует по пятам за маленьким мальчиком, который идет то ли в школу, то ли из школы: на спине у него большой ранец, набитый книгами. Мальчик идет быстро, на витрины не глазеет, время от времени перепрыгивает через полоски, начерченные на тротуаре. Вот он заходит в дом. Найя Найя идет мимо двери. Пройдя несколько метров, возвращается и тоже заходит. »то дом для квартиросъемщиков среднего достатка, выкрашенный в грязно-белый цвет. У входа лепится к стене множество почтовых ящиков. Найя Найя щелкает выключателем и шепотом читает написанные на ящиках фамилии: Себа, Лансен, Корона, г-н и г-жа Жубер, Сика, Уэбстер, Фернандо, Виллар, Ма- [90] раба, Солимо, г-жа Тереза Жаме, г-н и г-жа Жильбер Дюк, Гардон, Веран, Тосмен, Ришельм, Балдуччи, Перраги, Роман, Готье, г-н Симон Ласаль, г-н и г-жа Накаш, Понцанелли, Э. Леви, г-жа Папазоглу, Паран, Чалекян. Чуть поодаль в блоке Б тоже лепятся к стене железные ящики, выкрашенные в коричневый цвет. Но имена на них не читаются, они живые, не стоят на месте, так и скачут перед глазами, а то вдруг убегают. Найя Найя выходит на улицу, идет мимо вывесок: «Бакалея Талера», «Цветы Джимони», «Парфюмерия-косметика», парикмахерская «У Жоржа», «Медные изделия: оптовая торговля», страховое агентство «Мондиаль», «Жак Поро: лечение и удаление зубов», «Мебель Джулиане», бар «У друзей», салон звукозаписи «Все звезды». Впрочем, неважно, что там написано: слова все время скачут, то сжимаясь, то растягиваясь. Найя Найя заходит в другой дом, идет длинным темным коридором, поднимается по лестнице. На пятом этаже останавливается у одной двери и читает имя на табличке: ДУтремон. Нажимает кнопку звонка. Раздается мелодичный перезвон на два тона. Кто-то за дверью глядит в глазок, потом открывает. Лысый человечек лет шестидесяти в халате стоит на пороге. На ногах у него смешные фиолетовые тапочки. Простите, месье, быстро говорит Найя Найя, вы случайно не знаете, где живет Квентин Квинтавалья? Как? Квентин Квинтавалья? Нет, мадемуазель, такого не знаю, а вам точно сказали, что он живет здесь? Ну, вообще-то нет, то есть мне сказали, дом 15, пятый этаж... Дом 15? Тогда это не здесь, это дом 27. Ах вот как, значит, я ошиблась, извините, месье. Пожалуйста, мадемуазель. До свидания, месье. До свидания, мадемуазель. Найя Найя бегом спускается по лестнице и на втором этаже сталкивается с дородной женщиной. Извините, пожалуйста, мадам, вы не знаете, здесь живет некий господин Никола? Как вы сказали? Никола? Как пишется эта фамилия? Ни-ко-ла, как имя. О нет, мадемуазель, не знаю. Вы бы спросили у консьержки, она живет внизу. Ее зовут г-жа Орселли. Первый этаж, дверь налево. Да-да, я спрошу, большое спасибо, мадам. Не за что, мадемуазель. Найя Найя выходит на улицу. Дождь усилился, люди раскрыли большие черные зонты. Стены обклеены афишами, они играют всеми цветами радуги. Огромный грузовик-цистерна пытается припарковаться у края тротуара; улица слишком узка для него. С отчаянным скрежетом проезжает белый автобус, черный дым валит из выхлопной трубы. Найя Найя переходит через улицу; длинный автомобиль под номером 636 ОС 75 едва успевает затормозить. На его ветровом стекле бесшумно [91] ходят вверх-вниз дворники. На другой стороне улицы все то же: двери, окна, витрины. Вот большой магазин, где торгуют коврами и паласами, на вывеске большими голубыми буквами написано: ЛАЗУРЬ. Найя Найя толкает дверь и входит. Магазин роскошно обставлен, на полу мягкий серый ковер, а за конторкой сидит в ожидании покупателей элегантно одетая молодая женщина. Найя Найя обращается к ней, говорит первое, что пришло на ум: скажите, пожалуйста, могу ли я приобрести для моей квартиры ярко-зеленый палас, похожий на газон? Молодая женщина открывает журнал с образцами и показывает образец паласа под номером 1623 ЭКС 12; он действительно очень похож на газон. У молодой женщины красивые пепельно-белокурые волосы, одета она в светло-голубой костюм. На правой руке у нее серебряное кольцо в виде лягушки с бриллиантовыми глазками. У вас красивое кольцо, говорит Найя Найя, и женщина улыбается. Насчет ковра я подумаю, продолжает Найя Найя, я к вам еще зайду, это, вообще-то, не для меня, Снаружи небо темно-серое, дождь наверняка будет лить весь день. А цвета на улице сегодня тоже живые. Ультрамариновые стулья на террасе кафе, кроваво-красные занавеси, а вокруг яркие пятна — оранжевые, бежевые, яблочно-зеленые. Цвета скачут, пляшут, жалят, как осы. Тоненько, пронзительно гудят, жужжат, а то вдруг запоют, словно флейта. Над восточной частью города небо густо-черное. Найя Найя идет на восток. У нее нет зонта, черные волосы намокли от дождя. Вдруг ослепительная молния раскалывает небо пополам, а некоторое время спустя над городом слышатся раскаты грома. Еще и еще раз гремит гром, прежде чем смолкнуть. Деревьям страшно: дрожат все их листья, стволы пульсируют, словно кровеносные артерии. Найя Найя сворачивает в узкую улочку, которая называется Гончарной. Во всех домах закрыты окна, на балконах не сушится белье. Улочка извилистая, следуя ее изгибам, Найя Найя сворачивает то направо, то налево. Видит двор, посреди которого стоит засохшее банановое деревце. На воротах — синий почтовый ящик, красной краской на нем написана фамилия владельца: Варшавски. Найя Найя достает из кармана листок бумаги и карандаш и пишет господину Варшавски письмецо.
