Дидье Ковелер - Рыба - любовь
— Подожди!
— Чего?
Мне казалось, что она еще похорошела, стала более хрупкой и далекой. Быть может, поэтому у меня пересохло во рту и вновь тянуло к ней. Она потерла ладошками мою голову, словно хотела привести мои мысли в порядок, кинула мне одежду, натянула на себя что попало. Я схватил ее за руки, которые расправляли юбку:
— Хочешь от меня ребенка?
Она взглянула на меня и ответила на удивление ласково:
— Хочу, чтобы ты вернул мне отца.
Я смотрел на прядь волос у нее на щеке, и мне пришлось удовлетвориться этими ее словами, точно голодному, не утолившему голод. Беатриса потянула меня за собой. Жанна ждала в столовой с пылесосом в руках. Она улыбнулась нам и, как только мы вышли, включила пылесос. Рядом с моим велосипедом стоял еще один, зеленый, с покореженной рамой, весь в паутине.
— Нашла его в подвале, — объяснила Беатриса.
Мы тронулись одновременно. Было солнечно, но холодно. Беатриса быстро крутила педали, командовала мне на перекрестках: «Сигналь!» — цеплялась за меня на спусках, страхуясь моими тормозами. Ее велосипед дребезжал, как кастрюля, катящаяся по булыжной мостовой, из него постоянно вылетали какие-то болты и гайки. Беатриса останавливалась прямо посреди улицы, пока я искал их, ползая на четвереньках. Когда мы проезжали мимо церкви, она перекрестилась и тут же свалилась на землю. «Бог-то, оказывается, не такой уж добрый!» — сказала она. Ветер трепал ей волосы, румянил щеки, играл с ее юбкой, она что-то напевала.
— Куда едем? — спросил я ее на каком-то перекрестке.
— Не знаю. Я еду за тобой.
— А я за тобой.
— Ну тогда вперед!
К часу дня ей захотелось леденцов, а у меня не оказалось мелочи. Она слезла с велосипеда, вошла в кабинку телефона-автомата, сняла трубку, опустила в щель монетку в 1 франк, повесила трубку, и автомат выдал ей пять монет. Она совершенно не удивилась, вышла и сказала мне:
— Вот так размножаются стофранковые монеты.
Беатриса читала по руке, выращивала в мае малину, морочила головы мясникам, доставала из автомата деньги и при этом считала на старые франки[13], называла автобус троллейбусом и крестилась на церкви — совсем как ее бабушки.
Съев спагетти на площади Бастилии, мы решили посидеть в парке Пале-Рояль у фонтана. Было четыре часа дня. Солнышко, вокруг ни души, лишь где-то вдалеке, в какой-то школе, ребячий гам. Беатриса положила голову мне на плечо и играла моими пальцами. По парку прошла женщина с мальчиком в вязаной шапочке, в руках у него была большая красная коробка с антенной. С серьезным видом он нажимал на кнопки. Коробка бурчала. Я поискал возле мальчугана машинку с дистанционным управлением, но не нашел. Мама с сыном ушли.
— Это подарок в два приема, — сказала Беатриса.
— Ага, на будущий год ему подарят машинку.
Она придвинулась ко мне, положила ногу на мою, я подумал, что она опять заговорит о мальчишке, но она спросила:
— Ты меня любишь?
— А ты? — спросил я в ответ.
Она отвела глаза. Мы не продвинулись ни на йоту. Порыв ветра обдал нас дождем из фонтана. Все послеобеденное время мы провели, сидя на скамеечке и целуясь, не обменявшись и тремя словами. Она обнимала меня и что-то пыталась сказать языком с помощью азбуки Морзе, но я не понимал этой азбуки и немного соскучился. Я не раз порывался встать, но она меня удерживала. Я не очень понимал, зачем нам мерзнуть на лавочке и распаляться все больше и больше.
— То, что я тебе сейчас сказала… — шепнула она, отрываясь от моих губ.
Я ответил, что счастлив. Краем глаза посмотрел на часы, но она закрыла их от меня и сказала: «Не хочу!» Мне никак не удавалось отделаться от чувства неловкости, оно то пропадало, то возникало опять, как сигнал предупреждения. Беатриса выпрямилась, глаза у нее лукаво поблескивали. Она небрежно скрутила волосы в пучок, чмокнула меня в ухо и сообщила, что поступит со мной, как паучиха.
— Сначала переварю, потом съем.
Я, не возражая, кивнул. Потом поинтересовался, как это. Она объяснила, что паучиха, прежде чем отведать добычу, впрыскивает в нее желудочный сок, который ее размягчает. Такой поворот дела немало меня озадачил.
Темнело, на велике Беатрисы не было фонаря. Она вытащила из сумки маленькую лампочку на ремне и пристегнула к лодыжке. Юбка ее засветилась, как витраж, полицейские засматривались.
— Едем к тебе, — объявила Беатриса.
Ее велик громыхал на ходу все громче, дребезжал на мостовых, звякал на выбоинах, цепь натягивалась, ослабевала, возвращаясь на место, Беатриса тем временем рассказывала мне про Париж. Здесь умер такой-то, а вот это особняк принцессы Ламбаль, ее убили во время террора[14], дзинь, посмотри налево, бум! — ты найдешь мою педаль.
Я остановился возле демоквартиры. Она наконец замолчала и огляделась вокруг, покачивая сумкой, — стройка, краны, траншеи. Я ждал, что она сообщит мне кое-что о земных глубинах — грунтовые воды, следы пребывания римлян… Она медленно повернулась ко мне и робко спросила:
— Ты еще хочешь меня?
И опустив глаза, стала счищать грязь с подошвы о торчащую из земли железяку, и тогда я поспешно сказал «да» и обнял ее, только мне казалось, что вид у меня дурацкий, и я даже рассердился, что она так страстно прижимается ко мне. Я достал связку ключей, вставил ключ в замок и тут сообразил, что потерял второй ключ. Беатриса сказала, что это ерунда, и ласково отстранила меня. Вставила в замочную скважину какой-то крючок, повертела им очень осторожно. Дверь открылась. Беатриса сделала шутливый реверанс.
— От моих походов по тюрьмам тоже может быть польза.
Она вошла первой. Я захлопнул дверь ногой, стал искать выключатель. Она остановила меня, обвив руками. По книгам в шкафу плясала оранжевая тень.
— Ты все еще светишься.
Она приподняла ногу, погасила прикрепленную к ней лампочку, и мы шагнули в темноту.
— Какое уродство!
— А ты откуда знаешь?
— Чувствую. Вон там диван, обитый кожей с клепками. Вот тут пахнет корицей с воском, значит, что-то чиппендейловское[15]. С другой стороны — хромированная мебель. Еще пахнет соломой — не иначе стены оклеены японскими обоями. Тот еще ансамбль, закачаешься.
Я сжал ее руку:
— Ты колдунья?
— Конечно. Да к тому же близорукая, большой плюс. Так что это у тебя тут такое?
— Демонстрационная квартира.
— A-а, тогда понятно. Чтобы всем понравилось. У тебя есть подсвечник?
— Мы можем включить свет.
— Заниматься любовью надо при свечах.
Я на ощупь открыл стенной шкаф, не спрашивая объяснений. Услышал, как щелкнул замок ее сумки, потом раздался ее голос:
— Не волнуйся, я больше не буду спихивать тебя с кровати. От противозачаточных таблеток у меня прыщи выскакивают, если приму, страшной стану, так что…
Я протянул ей подсвечник. Она вставила в него свечу и зажгла моей зажигалкой.
— Я прошу помощи у святой Женевьевы. Для любви она самая надежная. Святая Сюзанна — это для баскетбола, а святой Урбан — когда ты за рулем. Женевьева, говорят, спасла Париж, кинувшись Атилле в ноги… Но чтобы…
Она притянула меня за руку поближе к свечке.
— Время от времени я приношу ей в жертву возлюбленного. По рецепту Дрейфусса. Надеюсь, ты католик.
Я перестал чему-либо удивляться. Я больше не распоряжался своими чувствами, и мне начинало это нравиться. Я нечестивец, который подцепил фею, единственная возможность удержать ее — это ей верить. Я расслабился, вручил себя ей, и все мои страхи и сомнения растаяли в ласках, вздохах, тенях Беатрисы, порхавших при свете свечи. Любовь, сон, нега — и все это легко, играючи, и я не переставал удивляться своим утренним терзаниям, тем сложностям, которые сам себе надумал утром, и испортил себе удовольствие. Утром меня разбудил чей-то крик. На пороге спальни стояла семейная пара. Клиенты.
— М-м… — промычал бледный, как смерть, мужчина. — Дверь была открыта.
Беатриса тоже проснулась и улыбнулась им. Я объяснил:
— Да, это демоквартира, полностью обставленная. Позвольте-ка!
Я потянул простынь, обернулся ею и встал.
— Вы имеете возможность оценить все ее удобства. Представить, как вы будете здесь жить. Сваришь кофе, дорогая?
Беатриса завернулась в одеяло и тоже встала.
— Уже варю, любовь моя.
Я пошел в ванную и принял душ, по ходу дела давая объяснения:
— Душ циркулярный, три скорости, верхнее положение, нижнее положение…
Жена судорожно сжимала в руках сумочку. Муж следил за мной с открытым ртом. Растираясь полотенцем, я провел их в гостиную, потом в комнату для друзей, показал гардеробную и закончил кухней. Беатриса успела накинуть халат, заколоть волосы шпильками и теперь стояла с кофейником в руках.
— С сахаром? — спросила она.
— Мм… два кусочка. Спасибо.
